Видимо, внутреннему зрению на пользу отсутствие конкуренции, потому что чем хуже бабушка видит, тем яснее формулирует. На днях она позвонила мне с вопросом: можно ли на Песах есть горошек?

Вообще-то главным и единственным галахическим авторитетом в нашей семье всегда была сама бабушка — дочка уважаемого раввина. Но год назад у меня появился муж, который учился в иешиве, и теперь бабушка… не то что бы с ним советуется — скорее сверяет по нему собственные воспоминания.

Религия — вопрос поведения, а не одеяния. А то, что за этим словом тянется такой шлейф неприятных ассоциаций, — вина скорее священнослужителей, чем атеистов.

Так вот, задав вопрос про горошек на Песах, выяснив про ашкеназский обычай и придя к выводу, что есть его все-таки не будет, бабушка сформулировала безупречно: «Ты же понимаешь, я соблюдаю не то, что положено по закону, а то, что соблюдали дома». И я в очередной раз задумалась о том, что движет бабушкой.

Дань традиции, такая же, что заставляет светских израильтян приходить в Йом Кипур в синагогу (а светских москвичей — есть куличи на Пасху)? Но почему тогда так важно не ошибиться в малейших деталях, почему каждый год перед Песахом бабушка, иногда из последних сил, переворачивает вверх дном всю квартиру, чтобы избавиться от каждой крошки хамеца?

Или это все-таки религия? Особое, представленное моей бабушкой и несколькими ее родственниками, течение иудаизма, в котором акцент делается не на Галаху как таковую, а на ее интерпретацию одним уважаемым среди своих учеников, но мало кому известным раввином? И если это религия, то что соблюдает бабушка, выясняя подробности пасхальных законов и сверяя их с воспоминаниями о детстве, — дух или букву?

У меня так и нет ответа на вопрос, религиозна ли моя бабушка, кроме общего рассуждения о том, что многие люди, которые считают себя даже антирелигиозными, на самом деле религиозны больше некоторых священников. Религия — вопрос поведения, а не одеяния. А то, что за этим словом тянется такой шлейф неприятных ассоциаций, — вина скорее священнослужителей, чем атеистов.

То, что воспроизводит до сих пор бабушка, — не столько буква, сколько дух еврейских праздников. Но, видимо, бабушка интуитивно понимает, что этот дух как-то связан с буквой — и поэтому переворачивает вверх дном всю квартиру перед Песахом.

Но зато у меня есть одна идея насчет духа и буквы. Если считать это просто традицией, почему в отдельно взятой семье — бабушкиной — она пережила десятилетия советской власти, войну, голод, преследования? Мне кажется, я знаю ответ. Он будет неожиданным: дело в том, что мой прадед был, по многочисленным свидетельствам, человеком веселым. Веселым настолько, что часто вел себя не так, как ожидают от уважаемого раввина окружающие: мог, например, забраться в синагоге под стол и потом выпорхнуть оттуда, закутавшись в талит, как привидение, чтобы напугать товарища. За строгой буквой закона, которую он соблюдал тщательно, как подобает раввину, он умел видеть дух, который отнюдь не запрещал взрослому человеку вести себя по-мальчишески. То, что столько лет спустя воспроизводила во времена моего детства и воспроизводит до сих пор бабушка, — не столько буква, сколько дух еврейских праздников. Но, видимо, бабушка интуитивно понимает, что этот дух как-то связан с буквой — и поэтому переворачивает вверх дном всю квартиру перед Песахом.

Если когда-то и у меня будут дети, то в семье, где главным галахическим авторитетом будет мой муж, будут, конечно, свои традиции. Например, мы можем играть в преферанс в Шаббат, ведя запись гречневыми зернышками на заранее расчерченном листе бумаги. Почему-то мне кажется, что эта идея понравилась бы прадеду-раввину. Впрочем, ее настоящая ценность выяснится, когда наши дети вырастут и состарятся. Если им будет важно сохранить дух своего детства, даже если для этого потребуется перевернуть вверх дном весь дом, — значит, дух и буква не сломали друг друга.

Автор о себе:   В журналистике оказалась случайно — в 18 лет и с горя. К моменту окончания университета по специальности «преподаватель иностранных языков» стало совершенно ясно, что случайность была счастливой. Работала в газете «Московские новости», журналах «Огонек» и «Русский репортер». Когда коллега однажды сказала, что журналистика — это исследование плюс творчество плюс возможность что-то изменить, я поняла, за что люблю свою профессию. Еще люблю командировки и приключения. Одним из самых интересных приключений в моей жизни стал иудаизм.            Мнение редакции и автора могут не совпадать