Раньше меня очень возмущали доходившие до Москвы слухи, что некоторые люди в Израиле не любят своих чересчур ортодоксальных соотечественников. Мне это казалось непонятным и невероятным: ну, кому могут помешать эти тихие, безобидные и Б-гобоязненные люди?! Теперь, когда я сама уже два года пытаюсь соблюдать, я их тоже не люблю! Часто мне за них стыдно и неловко, но дело, конечно, не только в этом. Давайте теперь по порядку.

Человечеству давно известен удивительный феномен: даже самого спокойного, рассудительного и высокодуховного индивидуума один-единственный человек в его жизни может за пятнадцать секунд превратить в истерически вопящее чудовище. В подавляющем большинстве случаев катализатором взрыва оказывается мама нашего индивидуума — приятная интеллигентная женщина средних лет, про которую, ну, совершенно невозможно подумать ничего такого.

Я каждый раз очень страдаю, когда вижу комментарии какой-нибудь дуры в интернете, потому что она — не просто так дура, она — моя, личная, еврейская дура. Мне через нее стыдно за всех нас вместе взятых. Она несет свою дурость миру, разрушая нашу, еврейскую, репутацию.

Чем ближе к нам человек, чем глубже к себе в душу мы его пускаем, тем больших бед он может там, внутри наворотить. Ни одна чужая тетка с улицы не может сделать нам так больно или обидно, как мама, одним лишь мимолетным изгибом брови. Вот и с евреями ровно та же история: мы слишком прилеплены друг к другу, слишком внимательно отслеживаем себе подобных, чтобы равнодушно относиться к их поведению. Я каждый раз очень страдаю, когда вижу комментарии какой-нибудь дуры в интернете, потому что она — не просто так дура, она — моя, личная, еврейская дура. Мне через нее стыдно за всех нас вместе взятых. Она несет свою дурость миру, разрушая нашу, еврейскую, репутацию. Она ломает мои представления о действительности, впитанные от многих поколений предков, ведь, по этим представлениям, евреи — умные. А тут внезапно раз — и еврейская дура! Мир рушится.

Кстати, такое внимание к остальным евреям свойственно нам сразу по нескольким причинам. Например, по религиозным: как известно, мудрецы в Талмуде говорят, что все евреи в ответе друг за друга, каждый наш праведник приближает приход Мошиаха, каждый раздолбай — наоборот. Поэтому зачастую евреи смотрят на поведение окружающих даже несколько внимательнее, чем позволяют это современные представления о приличиях — бдят, иногда даже бдят через край, перестраховываются, волнуются за наше общее будущее.

Или потому, что нас — мало. По самым оптимистичным оценкам — четырнадцать миллионов человек, меньше чем жителей в Москве. Ценность каждой личности от этого возрастает многократно, ведь буквально пара дураков или хамов способна здорово подпортить нам всю статистику! Хотя и это не основная причина.

Миру неизвестны шотландцы, принципиально ненавидящие шотландцев, или армяне, доказывающие гнусность своего народа. Евреи-антисемиты миру известны, более того, они нередко достигали больших успехов, как в своем антисемитизме, так и в науках и искусствах.

Конечно, у всех малых народов есть собственная, отдельная гордость. Все высматривают «своих» среди знаменитостей, а потом истово ими гордятся, все объединяются на чужбине… Но никто не доходит до такой болезненной внимательности, перерастающей в нетерпимость и ненависть к собственным соплеменникам, как евреи. Миру неизвестны шотландцы, принципиально ненавидящие шотландцев, или армяне, доказывающие гнусность своего народа. Евреи-антисемиты миру известны, более того, они нередко достигали больших успехов, как в своем антисемитизме, так и в науках и искусствах. Печальные примеры знакомы нам с детства.

Откуда происходит такая строгость к своим? Куда девается снисходительность малых народов по отношению к малочисленным близким? Мне кажется, что тут дело в одном тонком моменте: культурная (и любая другая) интеграция евреев в этом мире достигла, кажется, своего предела. Вряд ли хоть один йеменский еврей сможет понять мою тонкую душу, раненную Пушкиным и Ахматовой. И еще Стругацкими, березками, вечным огнем и даже тем, какая гадость, это ваша заливная рыба. А чем в то же самое время ранили души моих йеменских ровесниц — мне и вовсе неизвестно. Мы все настолько разные, что, кажется, у нас нет ни одной точки соприкосновения. Я знаю сотни евреев, которые про еврейство знают только одно — что там нельзя свинину со сметаной. Тех, которых оторвало от традиции и откинуло так далеко, что дальше не бывает.

Любое несоответствие соплеменника нашим высоким ожиданиям, любой малейший урон репутации представителя Б-гоизбранного народа, вызывает в еврейской голове серьезный когнитивный диссонанс.

Но есть одна деталь, которая объединяет всех известных мне евреев из разных стран и социальных групп. Это ощущение собственной если не избранности, то хотя бы обособленности, инаковости. Можно совершенно ничего не знать об иудаизме, о нашей истории, но все равно вырасти с мыслью, что твой народ — особенный. Что он имеет некую высокую духовную миссию, пусть и не до конца осознаваемую. И поэтому любое несоответствие соплеменника нашим высоким ожиданиям, любой малейший урон репутации представителя Б-гоизбранного народа вызывает в еврейской голове серьезный когнитивный диссонанс. И кто захочет сказать, что у него лично ничего такого не вызывается, что мы все разные и аршином общим нас не измерить, пусть первым скажет, что в глубине души его не удивляет факт наличия евреек-проституток или, например, евреев, скрывающихся от выплаты алиментов. Бревно в глазу, которое очень неприятно носить с собой, но совершенно невозможно не замечать.

Автор о себе:   Мне тридцать лет, у меня есть сын и, надеюсь, когда-нибудь будет дочка с кудряшками. Я родилась и выросла в Москве, закончила журфак МГУ и с одиннадцати лет только и делала, что писала. Первых моих гонораров в районной газете хватало ровно на полтора «Сникерса», и поэтому я планировала ездить в горячие точки и спасать мир. Когда я училась на втором курсе, в России начали открываться первые глянцевые журналы, в один из них я случайно написала статью, получила баснословные 200 долларов (в августе 1998-го!) и сразу пропала. Последние четыре года я работала редактором Cosmo.     Мнение редакции и автора могут не совпадать