Израиль снова под огнем. «Как ты себя чувствуешь?» — в панике спрашивают меня друзья из России. Тот же вопрос задают и близкие-израильтяне. «Вот видишь, как у нас тут», — словно проверяют, не сбегу ли, не испугаюсь ли, не передумаю ли. Я много пишу об Израиле, я часто здесь бываю. Но впервые я здесь надолго, почти насовсем. 

Я живу в Хайфе. До сегодняшней ночи здесь было относительно спокойно. Вот только машину моего друга позавчера оплевали арабские подростки, а от звука разорвавшейся в 20 километрах отсюда ракеты в моем доме задрожали стекла. Сегодня ночью и здесь завыла сирена. Соседи, кажется, не стали даже просыпаться. Улицы были пусты. Мы тоже никуда не побежали. Я только натянула шорты и майку и пролистала ленту Фейсбука. Там сразу появились картинки: герой мультфильма про Симпсонов с недоумением на лице, а под ним надпись «3.15. Что это было?» Я прислушиваюсь к новостям, к ритмичной канонаде, которую время от времени доносит ветер, и к своим чувствам.

«Тебе не хочется уехать?» — снова и снова спрашивают меня. И я ловлю себя на мысли, что мне некуда ехать. И это не отчаянное «некуда», не одинокое и бесприютное, не беззащитное и опустошающее. Это «некуда» про другое. Я — часть этой страны, этой земли, этой войны тоже. Я не умею стрелять, но, если будет нужно, научусь.

С детства, читая о Второй мировой, я думала, почему же они не бежали. Не уехали туда, где не было этого кошмара, не спаслись. Почему оставались в своих домах, куда приходили немцы, выволакивали женщин за волосы, прикладами забивали детей. Каждый раз, когда в Израиле начиналась война, я из Москвы писала своим близким: «Приезжайте!» И всегда знала, что не приедут. Понимала это, чувствовала. И все-таки писала. Мне казалось, что я трус, что сама бы на их месте улетела на время, пока не затихнет, что умирала бы от ужаса всякий раз при звуках сирены.

И вот я здесь. И я никуда не лечу. По статусу я пока еще турист. Но я никуда не лечу. Я хожу на море, варю борщ, работаю, читаю, встречаюсь с друзьями. Не заставляю себя, не перебарываю страх. Просто живу. Да, я не езжу никуда одна по вечерам. Да, я внимательно просматриваю ленту новостей в любую свободную минуту. И каждый раз проверяю себя: неужели я не боюсь?

У меня пока нет израильского гражданства, но душой я всегда была здесь. Не доверяя себе, думала, что это идеализм, наивность. Я много писала о своей любви к Израилю, о том, что ощущаю себя его частью, о том, что хочу быть с ним всегда. В горе и в радости. И все-таки в глубине души подозревала, что не справлюсь и убегу, если вдруг ракеты.

И вот я здесь. И ракеты, они тоже здесь. Снова. Снова север зовет жителей юга к себе, переждать. Снова дети проводят время не на море и в кафе, а в бомбоубежищах. Снова шаткий, ненадежный мир рассыпался в прах, и каждый прислушивается к звуку сирены. А я варю борщ и думаю об одном: как жаль, что я не служила здесь в армии, как жаль, что я ничего не могу сделать, чтобы защитить свою страну!

Пока я не боюсь, ракеты — всего лишь ракеты. Они могут разрушить здания, они могут меня убить. Но они не достигнут своей главной цели — не заставят меня сбежать. Потому что я дома. И это чувство — самый важный «железный купол».

«Тебе не хочется уехать?» — снова и снова спрашивают меня. И я ловлю себя на мысли, что мне некуда ехать. И это не отчаянное «некуда», не одинокое и бесприютное, не беззащитное и опустошающее. Это «некуда» про другое. Я — часть этой страны, этой земли, этой войны тоже. Я не умею стрелять, но, если будет нужно, научусь. Я ужасно боюсь крови и боли, но это там, в Москве. А здесь я боюсь собственной бессмысленности, неприменимости, вынужденного бездействия.

Я пока всего лишь турист, но я дома. Кажется, впервые в жизни дома по-настоящему. И здесь мне нечего бояться. Потому что, пока я не боюсь, нашим мальчикам и девочкам есть за что воевать, есть куда возвращаться. Пока я не боюсь, ракеты — всего лишь ракеты. Они могут разрушить здания, они могут меня убить. Но они не достигнут своей главной цели — не заставят меня сбежать. Потому что я дома. И это чувство — самый важный «железный купол», которому не страшны ни откровенная злоба беснующихся соседей, ни лицемерное нежелание Запада поддержать наш маленький дом. Мы дома. И, даст Б-г, так будет всегда.

Автор о себе:   Мои бабушка и дедушка дома говорили на идиш, а я обижалась: «Говорите по-русски, я не понимаю!» До сих пор жалею, что идиш так и не выучила. Зато много лет спустя написала книгу «Евреи в России. Самые богатые и влиятельные», выпущенную издательством «Эксмо». В журналистике много лет — сначала было радио, затем печатные и онлайн-издания всех видов и форматов. Но все началось именно с еврейской темы: в университетские годы изучала образ «чужого» — еврея — в английской литературе. Поэтому о том, как мы воспринимаем себя и как они воспринимают нас, знаю почти все. И не только на собственной шкуре.       Мнения редакции и автора могут не совпадать