Раньше, когда мы с друзьями встречались после долгой разлуки, мы говорили о работе, о книгах, о политике, о любви. Сегодня каждая моя встреча — разговор об отъезде. И не только потому, что уезжаю я. Но и потому, что в России, да и не только здесь, снова становится актуальной фраза из старого анекдота: «Я не знаю, о чем вы говорите, но ехать надо».

Есть такая очень хорошая украинская пословица: «Як тревога, то до Б-га». Думаю, переводить не нужно, все и так понятно. Что-то подобное происходит в отношениях евреев диаспоры и Израиля. Большинство евреев Франции, Англии, Германии, США или России в мирное время не задумывается об отъезде. Чаще всего они вообще не вспоминают о своих корнях. Ну разве что какой антисемит напомнит или очень понравится рассказанный приятелем еврейский анекдот. Они прекрасно ассимилированы в той стране, где родились и выросли, и чувствуют себя «гражданами мира». Вот только мир совершенно не разделяет их чувств и время от времени довольно жестоко напоминает о бабушке Хае и ее фаршированной «рибке». И тогда вдруг начинают судорожно звонить маме, разыскивать документы, слать запросы в архив. Начинают с тревогой читать военные сводки из Израиля, куда наезжали обычно раз в год, чтобы позагорать и погостить у родственников. Нередко у израильтян все это вызывает раздражение. «Что это вам в ваших лондонах не сидится? — язвительно спрашивают они. — О корнях вдруг вспомнили?» Мне же эти язвительность и неприязнь кажутся странными. А наивные порой вопросы встревоженных друзей нисколько не раздражают.

Большинство евреев диаспоры в мирное время не задумывается об отъезде. Чаще всего они вообще не вспоминают о своих корнях. Ну разве что какой антисемит напомнит или очень понравится рассказанный приятелем еврейский анекдот.

Для многих моих друзей и знакомых Израиль — это запасной парашют, который всегда был, но которым они не собирались пользоваться, потому что им казался уютным и этот вроде бы принявший их огромный дирижабль под названием «мир». Они относились даже с некоторым презрением к маленькой восточной стране, где сплошные «наши» и «шокают», как на одесском «Привозе», где все «спят под одним одеялом» и не наберется и двух десятков театров. Такая географическая клаустрофобия мне, конечно, очень понятна. Мы родились и выросли в огромной империи, и естественно, что государство размером с Московскую область вызывает у нас ощущение тесноты и тревоги. Тем более, что за границами этого государства со всех сторон столь «доброжелательные» соседи. «Мне там будет тесно», — говорят мне об Израиле, кажется, чаще всего. И речь, конечно, не только о географии.

Мы привыкли, что перед нами миллионы — километров, рублей, людей. Привыкли мерить этими миллионами все вокруг. Мы рассуждаем как настоящие миллионеры, при этом порой не имея денег на то, чтобы съездить в отпуск. В Израиле этих миллионов нет. В Израиле каждый на перечет, каждому ты в большей или меньшей степени родственник, здесь невозможно просто затеряться в толпе. 

И главное, из России нас тянет на Запад. Нас очаровывают их готические соборы, их очаровательные крошечные, почти игрушечные города, чистота на улицах, улыбающиеся лица. «Я человек Европы», — слышу я часто, когда заходит разговор о репатриации. И тут уж мне точно нечего возразить. Израиль, хоть и является единственным форпостом европейских ценностей на Ближнем Востоке, действительно далеко не Европа. Мне и самой ближе опрятные европейские рыночки и супермаркеты, чем шумный и суетливый израильский шук. Но Европа не согласна, что мы — ее. Она предпочитает выходцев из арабских стран.

Для многих моих друзей и знакомых Израиль — это запасной парашют, который всегда был, но которым они не собирались пользоваться. Они относились даже с некоторым презрением к маленькой восточной стране, где сплошные «наши» и «шокают», как на одесском «Привозе».

И теперь в Израиль бегут евреи со всей Европы. Им, кажется, проще: им не о чем мечтать. Ну не об Америке же, откуда, кстати, тоже бегут. А земля под ногами горит. И уже не до жиру, не до размышлений о своем месте в мире, не до сомнений в возможности профессионально реализоваться в Израиле. Кто-то уже посчитал, что уровень антисемитизма в Европе сегодня выше, чем был перед Второй мировой войной. И становится понятно, что Европа не только недостижима, но и небезопасна.

Евреи Европы бегут в Израиль. Евреи России мечтают о Европе, но думают тоже об Израиле. Начинаются судорожные поиски свидетельств о рождении, справок о смене фамилии и попытки запомнить все эти несуразные «прадед Сруль Хаимович, прабабка Хая-Рухля Мойшевна». Евреи приезжают в Израиль. Приезжают, несмотря на затянувшуюся операцию в Газе, несмотря на обстрелы, несмотря даже на то, что здесь нет Большого театра и до Лувра весьма далеко. И опять я читаю в соцсетях это раздраженное «Вспомнили!» от израильтян. И опять удивляюсь. Ведь как не бывает случайностей в жизни отдельного человека, так тем более нет их в жизни любого народа.

Есть две вещи, с которыми мало кто станет спорить. Первая: Холокост — это страшная трагедия. Вторая: существование Государства Израиль для евреев большая радость и гордость. Но есть и третья, которую не только сложно признать — о ней вроде как и думать кощунственно. Без Холокоста не было бы Государства Израиль, не было бы цветущей Хайфы, бурлящего Тель-Авива, курортного Эйлата. До Второй мировой евреям Европы (а жили они там комфортно и часто безбедно) и даже России и в голову не пришло бы массово отправиться в далекую, непонятную пустыню где-то на краю света, чтобы погибать от лихорадки, сражаться с арабами за каждый клочок земли и плавиться под горячим восточным солнцем. Но после Холокоста, измученные и униженные, потерявшие родных, дом и веру в «добросердечные соседские отношения» с коренными народами стран рассеяния, евреи бежали домой. Из ада Холокоста, из этой нулевой точки истории, с самого дна евреи «поднимались» в Израиль. И поднялись, обустроились, расправили плечи. Научились себя защищать, вырастили «город-сад» в выжженной солнцем пустыне, поверили в себя, в свои силы, в землю, которая кормила и поддерживала. Вернулись домой.

Евреи Европы бегут в Израиль. Евреи России мечтают о Европе, но думают тоже об Израиле. Начинаются судорожные поиски свидетельств о рождении, справок о смене фамилии и попытки запомнить все эти несуразные «прадед Сруль Хаимович, прабабка Хая-Рухля Мойшевна».

Сегодня в Израиле тяжело. Очередная операция в Газе превратилась в затяжную войну на истощение. Попытки договориться оборачиваются лишь новым обострением противостояния. Но в Израиль едут евреи. Едут со всего мира, сотнями спускаются по трапам самолетов, вытирают выступивший пот, разъезжаются по своим новым домам. Да, они бегут от антисемитизма, всколыхнувшегося в Европе, да, они удирают от тоталитаризма, возрождающегося в России. Да, они с трудом пока понимают, где у этого их запасного парашюта кольцо, за которое нужно дернуть. Но Израилю они нужны не меньше, чем им Израиль. Нужны их знания, их надежды и их понимание: вот теперь бежать уже некуда. И это новая нулевая точка в нашей истории, которая для нас очень болезненна. Но, наверное, необходима. Правда, судить об этом будут уже наши дети. 

Автор о себе:   Мои бабушка и дедушка дома говорили на идиш, а я обижалась: «Говорите по-русски, я не понимаю!» До сих пор жалею, что идиш так и не выучила. Зато много лет спустя написала книгу «Евреи в России. Самые богатые и влиятельные», выпущенную издательством «Эксмо». В журналистике много лет — сначала было радио, затем печатные и онлайн-издания всех видов и форматов. Но все началось именно с еврейской темы: в университетские годы изучала образ «чужого» — еврея — в английской литературе. Поэтому о том, как мы воспринимаем себя и как они воспринимают нас, знаю почти все. И не только на собственной шкуре.       Мнения редакции и автора могут не совпадать