Алия десятых
24.02.2015
24.02.2015
24.02.2015
За последние полгода не было ни дня, когда бы я не рассказывала каким-нибудь знакомым и малознакомым людям о том, как эмигрировать в Израиль. Еврейские корни нашлись даже у тех, про кого ну совершенно невозможно было такое подумать. Уезжают или думают об отъезде, кажется, все. Нормальной информации на эту тему нет нигде, люди пугают друг друга страшными историями, репатрианты из девяностых на правах опытных пытаются передавать знания новичкам. Знания эти оказываются в большинстве случаев абсолютно бесполезными и только еще сильнее запутывают.
Нам рассказывали, что практически невозможно получить гражданство без адвоката, а адвокат среднестатистической семье будет стоить около 10 тысяч евро. Что в израильском посольстве отказывают в визах без объяснения причин, даже если у тебя все до седьмого колена евреи. Что для того, чтобы получить паспорт, надо безвыездно прожить в Израиле три месяца (или год, или пять лет — версии разнились). Что если ты берешь корзину абсорбции, а потом уезжаешь из страны, то оказываешься должен Израилю огромные суммы с процентами, а если ты их не выплатишь, тебя немедленно лишат гражданства. Что уехать можно только стопроцентным галахическим евреям и, конечно, в страну не пустят их нееврейских жен, мужей или детей-полукровок. В общем, слухи дичали и множились в геометрической прогрессии.
Истоки некоторых из них определить удалось. Например, люди редко осознают, что «внутренний паспорт» вместе с гражданством они получают прямо в аэропорту в Тель-Авиве. А истории про ожидание родились из практики получения временного и постоянного загранпаспортов, которые действительно необходимо подождать. Мы, алия десятых, не такие. Мы избалованны и привередливы. У большинства из нас в России хорошая работа, красивые квартиры, няни, домработницы, путешествия, устроенная жизнь и в целом все хорошо.
Однако слухи, связанные с получением гражданства, не идут ни в какое сравнение со слухами об устройстве новеньких эмигрантов в стране. Ничего более пугающего я не слышала в этой жизни, поверьте! Они рождены алией девяностых, тем временем, когда на Израиль внезапно и без объявления войны обрушились толпы ошалевших от внезапных перемен граждан бывшего СССР. Когда эмигрировали — будто в космос улетали, прощаясь навсегда, бросая все, разрывая все связи. Когда новоприбывшим не хватало жилья и работы, когда еще не было выработано четких методик абсорбции и хирурги мечтали устроиться дворниками.
С тех времен осталось это ощущение невероятной трудности эмиграции. Остались рассказы старожилов о страшной безработице, о том, что невозможно мечтать о хорошей жизни и работе. Если вам повезет, то первый год вы будете выносить судна в доме престарелых, и только потом вам, возможно, разрешат перевернуть бабушку. Многие тогда, в 1990-х, бежали сюда от голода и войны, ради детей. Израиль казался волшебной сказкой с молочными реками и кисельными берегами.
Мой дядя, ведущий инженер завода, в Израиле пошел работать электриком. Его жена, одна из главных красавиц Киева, преподаватель консерватории и балованная девочка, стала продавщицей в дорогом магазине косметики. Это называлось «ребятам очень повезло, они отлично устроились». И все ради ребенка, ради дочки, умницы и надежды, скрипачки, которая через месяц после приезда поступила в консерваторию. Ради ее музыки, ради ее будущих детей, маленьких кудрявых израильтян, ради ее совсем иной жизни можно было забыть о собственных карьерах и амбициях.
Мы, алия десятых, не такие. Мы избалованны и привередливы. У большинства из нас в России хорошая работа, красивые квартиры, няни, домработницы, путешествия, устроенная жизнь и в целом все хорошо. У многих остается жилье в Москве и Питере, которое можно сдавать. Как минимум половина планирует работать дистанционно — хоть с Россией, хоть со всем остальным миром.
Алия девяностых вздыхает, что журналистам в Израиле почти невозможно найти нормальную работу. А меня удивляет, зачем искать ее в Израиле. Я всю жизнь работала из дома, и всю жизнь дистанционно. Что мешает мне продолжать это делать? С десяток моих друзей переводились из московских офисов крупных международных компаний в израильские, и почти без потери денег. Многие летают между странами каждую неделю — на работу и обратно: перелет занимает не намного больше времени, чем дорога из нашего Куркино в центр Москвы.
Среди нас почти все говорят на английском гораздо лучше, чем поколение наших родителей. Мы гораздо смелее и тверже стоим на ногах. В Израиле для нас слишком много грязи на улицах и слишком мало видов йогуртов в супермаркетах. Такие заявления кажутся ранним эмигрантам просто кощунственными, невозможными, отвратительными, даже антисемитскими. Но это значит лишь одно: мы любим наш, уже наш, Израиль взрослой любовью, любим со всеми его достоинствами и недостатками. Мы видели много хорошего в этом мире и все равно выбрали Израиль. И да, мы готовы работать над тем, чтобы улицы более тщательно убирали (например, моя подруга, которая переехала только четыре года назад, сейчас всерьез готовится к борьбе за пост мэра своего маленького города), и планируем завезти в страну побольше вкусных йогуртов. Или организовать их производство на месте. Мы любим наш, уже наш, Израиль взрослой любовью, любим со всеми его достоинствами и недостатками. Мы видели много хорошего в этом мире и все равно выбрали Израиль.
Я постараюсь рассказывать дальше, что и как у нас получается в Израиле. И что не получается. Мне кажется, это будет самый захватывающий журналистский эксперимент в моей жизни, от которого у меня уже в ушах свистит и дыхание перехватывает. Окончательный наш переезд назначен на конец мая – начало июня.
P.S. А дочка моих дяди и тети, девочка-скрипачка, окончила консерваторию, отложила инструмент и больше никогда к нему не притрагивалась. Она уехала в Америку, получила грант на учебу в университете и сейчас работает программистом в IBM. Каким-то очень сложным, редким и высокооплачиваемым программистом. Детей у нее нет, и ей их не хочется.
Автор о себе: Мнения редакции и автора могут не совпадать |