Наша «мадленка»
28.04.2016
28.04.2016
28.04.2016
Эта история не надоест никогда. Все детство я слышал её в пасхальную ночь от старших, потом стал рассказывать сам. В чем тут штука, почему библейские ответы четырём библейским сыновьям так актуальны и сегодня? Думаю, что дело тут в драматургии. Пасхальный седер – это ведь настоящее театрализованное представление, урок талантливого учителя в лучшей школе города. Он не просто рассказывает, он все показывает, даёт попробовать на вкус. И даже если сам рассказ забудется, вкус мацы, харосета и марора останется с человеком навсегда.
Помните «мадленку»? Бисквитное печенье из эпопеи Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Там главный герой окунает «мадленку» в чай – и на сотни страниц переносится в счастливое детство, с которым у него навсегда ассоциируется вкус этого печенья. Маца – это такая наша «мадленка». Её странный вкус – вкус странной свободы. Свободы несвободного народа.
Тысячелетиями евреи гордо восседали за пасхальным столом, называя себя «свободными людьми». Эти свободные люди носили специальные отличительные знаки, им предписывали, как одеваться, где жить, какими ремёслами заниматься, но в эту ночь они были свободными людьми. Они говорили, что едят её, потому что «вывел нас Г-сподь из Египта». Находились они при этом в новых египтах, внутри черты оседлости или за железным занавесом, но в эту ночь они знали, что Египет будет покаран.
Об этой памяти есть история про ребе Леви-Ицхока из Бердичева. Он, в силу своих раввинских обязанностей, обходил в канун Песаха дома бердичевских обывателей. И сначала задавал хозяевам вопрос, осталось ли у них квасное, запрещенное Торой в Песах. Они, конечно, обижались на такие подозрения: «Как у еврея в Песах может быть квасное в доме?!» А учитывая, что контрабанда была промыслом многих евреев приграничных губерний, то есть всей черты оседлости, ребе Леви-Ицхок задавал второй вопрос – есть ли у них на продажу контрабандные ткани, например. И тут же из сундуков доставались целые лавки английского сукна, китайского шелка, немецкой шерсти.
Только этого ребе и ждал:
– Владыка мира! На службе у русского царя тысячи таможенников, пограничников, полицейских. Контрабанда тяжко карается. И все равно – каждый дом полон нелегального товара. А Ты сказал в Торе тысячи лет назад: «Квасного да не будет в ваших домах...» – и без всяких полицейских и надзирателей ни у одного бердичевского еврея нет и крошки хамеца в доме!
Съев последний кусок мацы, афикоман, они провозглашали: «В будущем году – в Иерусалиме». Иерусалим в это время переходил, словно красивая пленница, от крестоносцев к воинам джихада и обратно, но в ту ночь они знали, что все это временно и они вернутся домой, в Иерусалим.
Теперь вопрос поменял вектор. Зачем в столице еврейского государства за пасхальным столом говорить, что окажешься в Иерусалиме в будущем году, раз ты уже здесь? И вот такой поворот событий мог случиться только с людьми, которые тысячелетиями вкусовыми рецепторами чувствовали вкус свободы. Вкус мацы.
Автор о себе: До шестнадцати лет я жил в Одессе. Этот факт биографии оставил неизгладимый след: я и сейчас, прожив большую часть жизни в Москве, ощущаю себя одесситом. В застойные годы моего детства в доме висели мезузы и по всем правилам отмечался Песах. Так что я одесский пасхальный еврей. Как всякий одессит, хорошо устроился: зарабатываю на жизнь любимым времяпрепровождением. Чтением. Много издал, что-то написал, кое-что перевел. Главное событие в жизни — встреча с Любавичским Ребе. Сначала виртуальная, потом материализовавшаяся. Его взгляд на миссию человека, наложившийся на одесскую жовиальность, и сделали меня мной. Мнения редакции и автора могут не совпадать. |