«Израиля для меня не существует», – говорит с сожалением Франсуа, главный герой романа Мишеля Уэльбека «Покорность», прощаясь со своей возлюбленной Мириам. На фоне политической нестабильности во Франции в недалеком 2022 году – то ли к власти в стране придет крайне правый «Национальный фронт» Марин Ле Пен, то ли умеренная мусульманская партия – семья Мириам спешно репатриируется в Израиль. В лице своей бывшей студентки, двадцатидвухлетней сексуальной еврейки с белой кожей, роскошными черными волосами и темными глазами, Франсуа, профессор литературы в Сорбонне, разочарованный и обмякший, воплощающий вымирание, согласно Уэльбеку, европейской цивилизации с ее атеизмом и индивидуализмом, прощается с пиком своей любовной жизни. Но и Франция, вместе с героем романа, словно с горечью провожает неотъемлемую часть себя – своих евреев.

Наверное, именно это и хотел сказать бывший французский премьер-министр Мануэль Вальс, когда после теракта в кошерном супермаркете 9 января 2015 года произнес известную фразу: «Без евреев Франция не была бы Францией». Выход романа Уэльбека был назначен на 7 января 2015 года. Но даже самая циничная пиар-кампания не могла бы предположить, что в этот день случится расстрел редакции Charlie Hebdo исламистскими террористами братьями Куаши, а потом захват заложников в магазине кошерных продуктов Hyper Cacher таким же фанатиком Амеди Кулибали, хладнокровно расстрелявшим четырех евреев. За два года, прошедшие с выхода «Покорности» и трагических событий января 2015 года, Францию захлестнула волна терактов, совершенных молодыми джихадистами.

К слову, после выхода «Покорности» Уэльбека обвиняли в исламофобии, нагнетании общественной напряженности и творческой безответственности. Когда я приехала в Париж прошлой осенью стажироваться в одном периодическом издании и, преодолевая редкие минуты панического страха, в которые в голове почему-то маячила бомба из другой эпохи – «сардинница ужасного содержания» из «Петербурга» Андрея Белого, – спускалась ежедневно в зловонное парижское метро, где клошары просыпались и завтракали на лавках, я открывала «Покорность», вспоминая цитату из Стендаля: «Роман – зеркало на большой дороге. В нем отражается то лазурное небо, то грязь, лужи и ухабы. И вы обвиняете в безнравственности человека с зеркалом. Зеркало отражает грязь. И вы обвиняете зеркало. Обвиняйте лучше дорогу с ухабами или дорожную инспекцию».

В редакции журнала, куда я приехала на стажировку, стало ясно, что Уэльбек не нагнетал, а лишь передал атмосферу текущего момента. Парадный вход в здание одного из крупнейших французских медиахолдингов, где располагалось и мое издание, был задраен темными жалюзи. Журналисты просачивались в помещение с боковой улицы, предварительно открыв пластиковой карточкой несколько пуленепробиваемых дверей под внимательным взглядом вооруженной охраны.

На летучке обсуждали материал под заголовком «Как предотвратить гражданскую войну». Не кто-нибудь, а глава внутренней разведки Франции, Патрик Кальвар, заявил весной 2016 года о том, что страна находится «на краю»: еще два-три теракта, и вспыхнет противостояние между ультраправыми активистами и молодыми салафитами, предупредил он, словно начитавшись Уэльбека.

Ближе к католическому Рождеству появился другой горячо обсуждаемый инфоповод: Государственный совет Франции – высшая судебная инстанция по административным делам – определил критерии, регулирующие установку «Рождественских вертепов» в административных зданиях. Причем вертепы стремилась установить не католическая церковь, а некоторые правые и ультраправые мэры. Надо иметь в виду, что Франция – воинствующе светская страна, где закон 1905 года о разделении церквей и государства гарантирует не только свободу религиозного вероисповедания, но и нейтральность публичного пространства, теоретически призванную обеспечить свободу и мирное сосуществование всех религий и атеистов. В стране, где сегодня по разным оценкам проживает от 2 млн до 5 млн мусульман и около 500 тыс. евреев, этот вопрос актуален, как никогда.

Акция с вертепами носила ярко политический характер, вписываясь в главный тренд общественной дискуссии в преддверии президентских выборов, которые пройдут во Франции весной 2017 года. Вся предвыборная кампания вертится вокруг слова «идентичность». Так, на обложке рождественского выпуска ультраправого журнала Valeurs actuelles (фр. «Актуальные ценности») изображен все тот же вертеп, а подпись гласит: «Христианская Франция, гордая своей сущностью!».

На фоне радикализации второго поколения мигрантов, детей выходцев из бывших французских колоний в Магрибе, ищущих потерянные культурные корни в лоне радикального ислама, молодые французы в поисках «национальной идеи» обращаются к христианским истокам Франции. Все по Уэльбеку, чей роман противопоставляет величие средневековой христианской цивилизации, завораживающее главного героя, ничтожности современности. «На фоне общего отсутствия смысла мы наблюдаем возвращение религиозного не только у мусульман, но и у католиков», – отметил писатель в одном из интервью.

В этой ситуации французские евреи оказались между молотом и наковальней. Еврейская община, и в особенности директора еврейских школ не скрывали в разговорах со мной, что в парижских banlieues – депрессивных пригородах столицы – антисемитизм стал банальной повседневностью и даже неким культурным кодом, языком молодёжной субкультуры.

Всё больше и больше еврейских детей покидают из соображений безопасности государственные школы и идут в частные – еврейские или даже католические. Моя знакомая юная парижанка Люси навсегда запомнила один эпизод из обучения в начальной школе: учительница попросила детей скопировать в тетрадку нарисованную на доске звездочку, но ученики арабского происхождения отказались рисовать фигуру, в которой они разглядели «еврейскую звезду». Для светской француженки Люси ещё в нежном возрасте это стало настоящим шоком.

В то же время на фоне растущих требований мусульман в государственных школах, например, ввести отдельные меню без свинины в школьных столовых, французская светскость становится все более жесткой и глухой к проявлениям любой религии. Как объяснила мне французский социолог Мартин Коэн, страдают от этого, прежде всего, евреи: если раньше в школах закрывали глаза на отсутствие учеников в шаббат или еврейские праздники, то теперь с этим жестко борются.

Как жить вместе французам – евреям, арабам, христианам и атеистам – в современной Франции? Как не поддаться соблазну взаимной ненависти, размежевания на «своих» и «чужих», неминуемо ведущим к агрессии? Как возродить умирающую идею fraternité в новом контексте постколониальной страны, где экономический кризис и проблема интеграции словно икс и игрек одного уравнения, которое политические элиты не в состоянии решить?

Поразмышлять над этими вопросами с учениками одной еврейской школы в модном 16-м округе Парижа попытался главный раввин Франции Хаим Корсия, когда октябрьским утром меня пригласили на утреннюю молитву в школьную синагогу. «И была по всей земле речь одна и одни и те же слова», – процитировал раввин стих из отрывка о Вавилонской башне. Обратив внимание на странный плеоназм этой фразы, раввин предостерег школьников против того, что во Франции принято называть pensée unique, т.е. лоббирование единственно возможного и правильного взгляда на что бы то ни было. «Единство – не значит единообразие», – пояснил Хаим Корсия школьникам, призвав каждого культивировать свое независимое видение. 

В школе считают, что чем увереннее будут ученики в своей еврейской идентичности, тем больше они будут открываться внешнему миру и стремиться продвигать межкультурный и межконфессиональный диалог на образовательном уровне. Однако все больше и больше французских евреев испытывают разочарование по отношению к «своей Франции», которую, как они говорят, «не узнают». Только по официальным данным, с 2006 года более 25 тысяч французских евреев репатриировались в Израиль. Среди них – двадцатилетние Жерар и Мюрьель. Их родители, оставшиеся во Франции, пригласили меня в гости по случаю Рош а-Шаны. Из своей квартиры в 11-м округе Парижа они прекрасно слышали скандирование слогана «Смерть евреям» во время пропалестинских демонстраций 2000-х, да и 2010-х годов. «Евреи – как лакмусовая бумажка. Процветающие страны их привлекают, а из государств, переживающих упадок, они бегут, – размышляет Жерар и заключает: – Думаю, у еврейской молодежи нет будущего во Франции».