В последние дни Израиль столкнулся с новой вспышкой арабского террора. Террористы применили новую тактику, которая застала врасплох и армию, и жителей: они стремительно подъезжают к автобусным остановкам, открывают огонь из автоматов по дожидающимся автобусов людям и затем столь же стремительно скрываются из виду.

Мы снова хороним своих детей, снова молимся за выздоровление раненых. На этом фоне в израильском обществе и в политических кругах развернулась нешуточная дискуссия, какие методы борьбы с террором считать легитимными, а какие нет. К примеру, сторонники максимально жесткой реакции предлагают депортировать семьи террористов-убийц из их городов и деревень: мол, если террорист будет знать, что после теракта его семью выгонят из родного дома и ей придется сняться с насиженного места, то не станет открывать огонь по евреям.

Однако среди израильских юристов и политиков немало тех, кто считает эту меру незаконной и негуманной: хотя бы потому, что нельзя за преступление, совершенное одним человеком, наказывать всю его семью. Не наш, не еврейский это метод – мстить невинным людям.

И вновь бушующие среди евреев страсти удивительным образом перекликаются с библейским отрывком «Ваехи», который читают на этой неделе. В нем повествуется, как праотец Яаков благословляет перед смертью своих сыновей, подчеркивая скрытые таланты, таящиеся в каждом из них, и предрекая судьбу их потомков.

И когда подходит очередь Шимона и Леви, то первое, о чем вспоминает Яаков, так это о знаменитой резне в Шхеме, учиненной братьями в отмщение за изнасилование их сестры Дины. «Оружие грабежа они себе присвоили, – говорит Яаков, подчеркивая тем самым, что убивая невинных, они встали на чужую, совершенно нееврейскую дорогу. – В сговор с ними не войди, душа моя, к обществу их не присоединяйся, честь моя. Проклят гнев их, ибо силен, и ярость их, ибо тяжела!»

Иногда может показаться, что Яаков в своем возмущении их поступком проклял этих двоих сыновей, но нет: из текста ясно видно, что проклинает он не самих братьев, а именно их гнев и ярость, которые бывают порой сильны настолько, что заставляют терять человеческий облик, а вот это как раз совсем и не подобает еврею.

Таким образом, Яаков не отрицает самой необходимости возмездия, но настаивает, что даже в возмездии мы должны следовать нашим высоким нравственным принципам.

Где же проходит та черта, которая отделяет принцип торжества справедливости, неотвратимости наказания и предупреждения новых преступлений от «присвоения оружия грабежа», как это сделали в своё время Шимон и Леви? Этот вопрос очень часто вновь вставал перед евреями на протяжении всей их истории. Стоит он снова и сегодня перед евреями, проживающими в Израиле.

Когда я думаю об этом, мне невольно вспоминается рассказ Эфраима Севелы о летчике-еврее, который горит жаждой мести за уничтоженную немцами семью. Но когда он прижимает немецкого летчика к земле и заставляет его сесть на нашем аэродроме, то обнаруживает перед собой до смерти испуганного мальчишку, и у него просто не поднимается рука выстрелить в него. А затем он и вовсе начинает опекать «своего немца» в лагере для военнопленных.

Так решает эту вечную еврейскую дилемму герой Севелы. Так всегда решали ее евреи, и потому и сторонники жесткого ответа, и те, кто его не приемлет – это две неотъемлемые ипостаси нашего народа, вышедшего из чресел Яакова-Исраэля и остающегося верным его завещанию по сей день.