Кому и за что евреи приносят такие жертвы, пытался разобраться наш колумнист.

Время от времени меня приглашают читать лекции по иудаизму, еврейской истории и литературе в разные израильские города. Публика на них бывает самая разная – от очень подкованной до порой только начинающей интересоваться этим кругом вопросов. На неделе на одной из таких лекций молодая слушательница спросила: «Когда евреи прекратили приносить жертвоприношения и в чём вообще заключался их смысл?»

Если на первую часть вопроса я мог, опираясь на Иосифа Флавия, ответить с точностью до дня и даже часа, то вторая требовала отдельной лекции. Или по крайней мере статьи. И она как раз в тему, поскольку на этой неделе в синагогах всего мира начинают читать третью книгу Пятикнижия Моисеева, называемую «Ваикра», значительная часть которой как раз и посвящена принесению жертвоприношений, да и вообще храмовой службе. Как раз поэтому, кстати, в русском синодальном переводе её называют ещё «Книгой Левитов», то есть служителей Храма.

И первые же её строки заставили меня основательно запнуться. «Если человек из вас захочет принести жертву Б-гу, то пусть принесёт её из скота крупного или мелкого», – звучит дословный перевод. Согласитесь, фраза звучит немного неуклюже и стилистически весьма странно. Гораздо логичней было бы написать: «если кто-то из вас захочет». Или же: «если какой-то еврей захочет». Однако в тексте значится именно слово «человек» – и это не может быть случайностью.

Любопытно, но в иврите есть как минимум четыре слова для обозначения понятия «человек». Но только одно из них – «адам», используемое в этом отрывке – не имеет множественного числа. Многие комментаторы Пятикнижия утверждали, что это – уникальная особенность иврита. Хоть я и не полиглот, но не могу согласиться с этим мнением. К примеру, в том же русском языке, на котором пишутся эти строки, слово «человек» по большому счету имеет только единственное число. Множественное – «люди» – это уже совершенно иная словоформа, происходящая из общеславянского слова «людина». А форма «человеки» воспринимается нами как нечто выдуманное и неестественное и употребляется исключительно в юмористическом или ироничном ключе. Вспомним хотя бы: «Вон человеки полетели!»

И в этом отсутствии множественного числа у слова «адам» – «человек» – безусловно, заложен глубокий смысл. Он иллюстрирует проходящую через весь иудаизм идею индивидуальности и неповторимости каждой человеческой личности. Как у каждого человека свой неповторимый код ДНК и своя судьба, так и свои грехи и заслуги. И собственные отношения с Небесами. А поскольку Десять заповедей и Пятикнижие Моисеево даны через евреев всему человечеству, то всё вышесказанное справедливо по отношению к любому человеку из любого народа.

Но примечательно, что слово «Израиль» тоже не имеет множественного числа. И это символизирует, что мы все – единый организм, в котором каждый член несёт ответственность друг за друга. Но это никак не отменяет уникальности каждого как индивидуума и не превращает его в «винтик», созданный исключительно для выполнения определенного набора функций. Как раз поэтому в этой библейской фразе про жертвоприношения и появилось слово «человек».

Возвращаясь же к вопросу, зачем вообще евреи – казалось бы, уже три тысячелетия назад бывшие весьма продвинутым народом – с таким усердием эти жертвоприношения совершали, нужно отметить, что даже смысл этого слова в иудаизме кардинальным образом отличается от других языков. Общепринятое с древнейших времён понимание «жертвоприношения» трактует его как акт «приношения» и «поднесения» дара тому или иному божеству с целью снискать его расположение. В иврите же слово «жертвоприношение» – «корбан» – восходит к такому понятию, как «кирва», то есть – «приближение». Таким образом, в еврейской традиции это не способ снискать благосклонность свыше, а своего рода способ приблизиться к пониманию самому.

И это хорошо видно из дальнейшего текста. «Если жертва восхождения будет из крупного скота, то пусть принесёт самца без порока ко входу в Шатер собрания», – гласит дословный перевод третьего стиха книги «Ваикра». Обычно слово «ола» переводят как «огнепалимая жертва» или «жертва всесожжения», так как ее было принято сжигать полностью, без остатка. Но если переводить буквально, то это именно «жертва восхождения» или же «подъема». И даже «возвышения»! Ведь чтобы стать «человеком по образу и подобию Б-жию», необходимо подняться над самим собой и своей эгоистической животной природой. И возлагая на жертвенник «самца без порока» – то есть отдавая лучшее, что у нас есть, – мы совершаем такой подъем над своей природой. И приносим мы эти жертвы в конечном счёте ради самих себя, для собственного духовного самосовершенствования – Он-то без них вполне обойдётся.