«Не проходит и дня, чтобы я не раскаивался», — признался Эльханан Танненбаум в интервью еженедельному приложению «Семь дней» газеты «Едиот Ахронот». Более трех лет провел этот человек в плену у «Хизбаллы» и лишь совсем недавно решил поведать о том, как преодолевал выпавшие на его долю испытания. По словам Танненбаума, если бы его вынудили передать информацию, он предпочел бы умереть. Однако и после возвращения в Израиль, и после многочисленных допросов в ШАБАК, и после огласки в прессе всех подробностей его личной жизни, прошлой и нынешней, Танненбаум не находит себе покоя.
«Я скатился в пропасть и потрясен тем, до чего я дошел. Очень трудно жить со всем этим, и что бы вы ни говорили обо мне, это не будет тяжелее того, что я сам говорю о себе. Не проходит и дня, чтобы я не раскаивался в грехе и чтобы мне не было стыдно за содеянное. Я не знаю, у кого я еще могу просить прощения».
«Я сталкиваюсь с испытаниями, которые ничуть не легче плена. Там я понимал, что в любой момент я могу расстаться с жизнью, что в любой момент кто-то может войти и всадить мне пулю в лоб. Здесь, дома, борьба за жизнь абсолютно иная, но и боль гораздо глубже. Не отрицаю, иногда у меня возникает желание натянуть на голову одеяло и больше не снимать его».
В своем интервью израильский полковник в отставке рассказывает и о событиях, предшествовавших его пленению:
«И в Израиле и во время поездки мне попадались своего рода предупреждающие знаки, которые должны были остановить меня. Я видел их и все равно продолжал. Теперь, анализируя происшедшее задним числом, я могу сказать, что игнорировал эти знаки, как лошадь с шорами на глазах».
«Не имею ни малейшего представления о том, кто меня допрашивал, — рассказывает Танненбаум о нахождении в плену. —
Когда я был закован в цепи, меня каким-то образом поднимали и кормили с ложки. Справлять нужду тоже было трудной задачей — мои охранники колебались, одну ли руку мне освободить или две».
«С собой у меня был сборник песен , — продолжает он. —
Еще я молился, придумывал для себя собственные молитвы и читал их. Молился за семью. Это было тяжелее всего, и я обливался слезами. Покончить с собой мне помешало только обещание, которое я дал своему сыну Ури. Но знал я и о том, что если дойдет до того, что меня вынудят передать информацию, то делать этого не стану. В такой ситуации я бы предпочел, чтобы мне всадили пулю в лоб. На меня навесили подозрения в измене и шпионаже, и об этом трубила вся пресса, зато когда выяснилось, что я прошел все допросы и за все время нахождения в плену ничего не выдал, это уже никого не интересовало».