Я русский бы выучил…

Инна Розентоллер давно не сердится, когда ее урок русского языка в иерусалимской школе имени Рене Кассин то и дело прерывается приходом очередного опоздавшего. Ведь пришли же! Тем более, порядок все знают: тихо войти и попытаться как можно скорее наверстать пропущенное. Многим ведь приходится ехать сюда с другого конца города.

Действительно, разве можно винить старшеклассника, готового заниматься русским языком аж до половины восьмого вечера, в легкомысленном отношении к предмету? Да еще учитывая трудность дисциплины — большинство учеников эмигрировало в Израиль лет 12–15 назад, и русский для них сегодня стал почти что иностранным. Так почему же изучающие и преподающие русский язык так ратуют за предмет, изучение которого, по словам исследователя и педагога Марины Нижник, «ведется как партизанское движение внутри образовательной системы Израиля»? Что заставляет не обращать внимания на разношерстость классов, дефицит учебных материалов и сокращения часов в расписании?.. Дело в том, что русский, помимо того, что входит (вместе с арабским и французским) в число предметов для выпускных экзаменов, является еше и одним из средств самоидентификации. «Он определяет меня как часть группы, принадлежностью к которой я горжусь», — рассуждает ученица Анна Дадоренко.

В Израиль Анна приехала вместе со своей семьей трехлетней девочкой. «Я впервые сказала слово “мама” по-русски, но написала я это первый раз на иврите», — вспоминает она. Ее русский искажен сильным израильским акцентом. Мать, обращающаяся к ней на русском, привыкла получать ответ на иврите, а отец по-прежнему настаивает на дополнительном изучении родного языка, чтобы дочь не забыла своих корней, для чего и записал ее на занятия в вечерней школе системы «Мофет».

Официальная образовательная программа в Израиле предлагает русский язык как образовательную дисциплину лишь с 10 класса — и не в школе Дадоренко, а в специальном расширенном городском классе, где смешиваются уроженцы Израиля, те, кто вырос в стране, и «свежие» иммигрантов с куда более совершенными познаниями в русском. Это, в свою очередь, заставляет преподавателя разрываться между разными уровнями, что вызывает среди учеников некоторое недовольство.

После включения русского языка в официальную образовательную программу в связи с массовой алией девяностых языковое обучение пережило настоящую революцию — от родной речи до иностранного языка, или, как отмечает Марина Нижник, до второго языка культуры и наследия. В начале 1990-х выпускной экзамен по русскому, в основном, позволял репатриантам, получившим образование в бывшем СССР, сдать экзамен по легкому предмету, и программа делала ударение больше на литературу, нежели на язык. Школьники должны были написать три сочинения на полуакадемическом уровне по сложным литературным работам. По словам Марины, справиться с этим не сможет ни один из сегодняшних учеников.

Инспектор по русскому языку при министерстве образования Яэль Харузи соглашается, что за последние годы в навыках школьников по этой дисциплине наметился существенный спад: «Даже приезжающие сейчас новые репатрианты испытывают трудности при чтении Пушкина. Уровень обучения в самой России падает, и школьники, приезжающие из таких мест, как Украина и Молдова, где обучение ведется уже на другом языке, находятся в катастрофическом положении, потому что приехали сюда, не владея по-настоящему никаким другим языком».

Изменения в программу обучения стали вноситься в середине 1990-х, когда учителя, а вслед за ними и министерские инспекторы поняли, что двенадцатиклассники, которые прожили в Израиле восемь или более лет, не могут одолеть Достоевского в оригинале. В 1998 году была введена новая программа для обучения русскому языку как иностранному, а на следующий год — более легкий выпускной экзамен, смоделированный, в основном, на примере экзамена по английскому. Тем не менее, если изучение английского начинается еще в начальной школе, то русский, в тех школах, где он предлагается, только в 10–12-х классах. И даже при этом, по словам Марины Нижник, количество учебных пособий ограничено. Пока в Израиле была издана всего лишь одна книга, и потому учителя вынуждены импровизировать. Бюджетные сокращения последних лет урезали часы, необходимые для изучения языковых дисциплин, что заставило многих директоров попросту выбросить русский как непозволительную роскошь. А у некоторых директоров школ есть еще и идеологическая проблема с уроками русского. «Мне доводилось слышать возмутительные заявления, вроде “когдя я приехала из Румынии, никто не давал мне учить румынский”, — говорит инспектор Харузи. Только 120 израильских школ предоставляют школьникам возможность учить их родной язык. — Думаю, это абсурд, когда в Нацерет-Элите, где больше половины школьников — репатрианты, есть всего одна школа, где преподают русский», —говорит Харузи.

Несмотря ни на что, статистика, к удивлению, указывает на рост числа школьников, сдающих выпускной экзамен по русскому языку, а факультативные программы по изучению этой дисциплины процветают.