«Евреи были на передовой»

В Израиле завершается строительство Музея еврейского воина Второй мировой войны. О том, какие задачи перед ним стоят и сможет ли он изменить представление израильтян о самих себе, в интервью Jewish.ru рассказали его директор, бригадный генерал Армии обороны Израиля Цви Кан-Тор и научный куратор музея, доктор философских наук Тамар Кетко.

— Как появилась идея создания Музея еврейского воина?

Цви Кан-Тор: Идея родилась, когда мы познакомились с фронтовиками, выходцами из стран бывшего Советского Союза. Здесь, в Израиле, очень мало знают о Второй мировой. Во-первых, потому что Государство Израиль возникло уже после ее окончания. Во-вторых, войны здесь идут одна за другой, беспрерывно, и на слуху более свежие конфликты. Только во время большой алии начала 1990-х мы познакомились с ветеранами и сначала не поверили, что это те самые, легендарные воины, остановившие фашизм. И бывший фронтовик, танкист Аркадий Тимор, настоял на том, чтобы была реализована идея такого музея. Над этим мы сейчас и работаем. Для нас это и возможность сказать «спасибо» ветеранам, живущим в Израиле (их сейчас в стране 15 тысяч), и напоминание о том, что враг Израиля так же вечен, как вечен сам Израиль, и, увы, нужно всегда быть внутренне готовым к встрече с ним.

— Считаете ли вы, что фашизм в мире снова поднимает голову?

Тамар Кетко: Нет, фашизм не поднимает голову — он ее никогда не опускал. В лучшем случае он ее прятал — когда было слишком уж много жертв. Нельзя думать, что, мол, XXI век, просвещеннее некуда, never again. Это опасно. Трагедия заключается в том, что фашизм — самый действенный инструмент управления людьми, контроля за их поведением и мыслями. Если ты — хищник, покушаешься на чужое, то ты не можешь обойтись одними лишь демократическими инструментами. Поэтому фашизм будет жить столько, сколько политические системы в принципе, пока будут меняться границы государств. И значит, насилие будет всегда. Основная задача музея — показать, что вот так выглядит фашизм, желание убивать, а так — желание жить и бороться за свою жизнь. И сегодня, в современных политических реалиях Израиля проведение этой границы очень актуально.

— Вы говорите об арабо-израильском конфликте?

Кетко: В том числе. Сами израильтяне, многие из них, относятся к этому конфликту так: мы лишь отвечаем на агрессию арабов, мы защищаемся. И весь мир вторит: вот, нужно простить евреям эту защиту, они, дескать, и так много настрадались, они – всегда жертвы, сначала кровавых наветов, потом Холокоста, потом арабов. Но применительно к этому конфликту неправильно думать, что просто есть атакующий, есть атакуемый, и последнему, так и быть, простим его желание защищаться. Есть фашизм – и есть борьба за свою жизнь. Есть черное, и есть белое. Во время войны евреи не просто защищались, прячась под щитом, они были на передовой. И сейчас, то, что делает Израиль – это не только и не столько ответная реакция на террористические акты, сколько активное отстаивание права на существование. В нашем мировоззрении не должно быть комплекса жертвы, комплекса атакуемого, наоборот, мы должны демонстрировать: мы любим жизнь, любим мир, и за это готовы бороться. За то, чтобы просто быть евреями, в конце концов.

— Но ведь отдельные политические силы в мире сегодня и так считают Израиль агрессором.

Кан-Тор: Тамар уже говорила об этом. Фашизм никогда не опускал голову, он может ее лишь прятать. Менять выражение лица, риторику, язык, на котором говорит… Но он остается фашизмом, даже если эти «политические силы» со стороны выглядят убедительно и респектабельно. Обыкновенный фашизм — это не только оголтелые фанатики в зеленом. Это еще и вполне цивилизованные с виду люди. Думаете, если за несколько тысячелетий антисемитизм не изжил себя, он в один момент должен куда-то деться с изобретением айфонов? Мы должны показывать, в том числе и этим «политическим силам», какие аналоги у них в истории, как выглядят их корни.

— А почему сами евреи, отлично знающие собственную историю, начиная с древнейших времен, упустили такой важный ее пласт, как собственное участие во Второй мировой?

Кетко: Это огромное горе рассеянного народа. В Торе не написано о Второй мировой. Встретившись здесь, на маленьком клочке земли, мы начинаем заново знакомиться друг с другом. В Израиле до недавнего времени солдатами считались только те, кто принимал участие в последних войнах на этой земле: в Войне за независимость, Шестидневной, Судного дня и так далее. Про всех других евреев израильтяне думали, что те и гвоздя в стену забить не могут. Вторая мировая была в определенной степени неизвестной войной, в ней евреи воевали не за какую-то одну страну, а за разные, входившие в коалицию. Поэтому только теперь, после большой алии, мы начали узнавать об этом. И только сейчас в школьных учебниках истории появляются главы о тех событиях, о геройстве наших собратьев.

Кан-Тор: Получается, что в Израиле мы продолжаем множество историй — русскую, американскую, историю Сопротивления. Музей сводит воедино все эти нити, сводит очень разных людей и знакомит их друг с другом. Он должен встроить идею героизма народа в израильское самосознание.

— Но ведь у современного Израиля и так множество героических, выигранных войн…

Кетко: Да, но только быть евреем в советской армии не то же самое, что быть евреем в ЦАХАЛе. Так или иначе, тебя будут воспринимать как чужого, и это в лучшем случае. А в худшем — будут открыто попрекать, будь ты хоть дважды героем. Сражаешься за «свою» землю, но при этом понимаешь, что где-то есть Эрец-Исраэль. И в случае если встретишься с врагом лицом к лицу, шансов выжить у тебя не будет вообще. При этом как же мужественно они воевали!.. Ведь у воинов-евреев среди народов коалиции больше всего боевых наград (в соотношении к численности народа). Мой дед воевал, попал в плен. Так вот, немцы долго не верили, что он еврей: так отчаянно он сражался. Говорили: евреи так не дерутся. Дед снял штаны и доказал.

— На территории танкового музея «Яд ле-Ширьон», рядом с которым строится Музей еврейского воина, расположена стена с именами погибших израильских танкистов. Это похоже на Стену плача, только по-армейски. Не предполагается ли сделать такую стену, посвященную фронтовикам-евреям, погибшим во Вторую мировую?

Кетко: Знаете, израильское общество и без того привыкло жить с чувством жалости к самим себе. Есть о чем пожалеть: после войны нас осталось в мире 10 миллионов. Сейчас нас 14 миллионов, а могло быть 32! Скольких выдающихся людей мы лишились?.. Но все же этот музей, он про другое. Мы не против жалости, сострадания и сочувствия. Но музей должен возбуждать другое чувство — чувство гордости. Нормально гордиться тем, что ты еврей, что у тебя такая история. Да, это новый, смелый подход, он не всегда удобен политикам и историкам, но гордиться — это нормально. Тем более если есть чем.

— Собираетесь ли вы организовать международное музейное сотрудничество?

Кан-Тор: Да, такая работа уже ведется с Россией, Австралией, Грецией, США. Ветеранов, к сожалению, становится все меньше, и этот музей — для потомков ветеранов со всего мира. В эпоху глобализации легко стать человеком, не помнящим, не ценящим историю своего собственного народа. Сознание человека «местечковое», оно адаптируется к окружающей среде, к «здесь» и «сейчас» и избегает болезненных моментов. Но что отличает человека от животного? Знание своих истоков и чувство благодарности. Связь с собственным народом, тем более если это народ рассеяния, лишь недавно начавший воссоединяться, построить трудно. А порвать — очень легко. Музей должен напоминать человеку о том, кто он, кто его предки и что он может сделать, чтобы отстоять свое право на жизнь.