Иногда уход незнакомого тебе лично человека воспринимается как личная потеря. Именно так прозвучало для меня известие о смерти переводчика Леонида Володарского.

В девяностые – золотую эпоху видеопиратства – его характерный гнусавый голос звучал с десятков тысяч видеокассет. Над байкой о прищепке, которую переводчик цепляет для маскировки, великие знатоки только посмеивались. И снисходительно объясняли: мол, голос искажает вовсе не прищепка, а специальная компьютерная программа. Да и переводчик якобы не один, а множество – просто компьютерная программа делает все голоса одинаковыми. Апеллировали они к казавшемуся им железным аргументу – переводить в таком количестве одному человеку просто не под силу! А мы, студенты-лингвисты, в свою очередь, посмеивались над этими «знатоками». Ведь уже тогда мы знали, что этот голос самый что ни на есть настоящий. И принадлежит он одному человеку – Леониду Вениаминовичу Володарскому.

Сейчас, когда Леонида Володарского не стало, в некрологах наперебой пишут: «Ушла эпоха». И это можно понять. Для многих его узнаваемый голос ассоциируется с временами, когда в Россию потоком хлынули западные фильмы. Пусть они приходили по нелегальным каналам, но это мало кого волновало: даже проходные картины второй категории открывали для жителей постсоветского пространства новый тогда мир – яркий и незнакомый.

Но для меня уход Володарского – это еще один камень на могиле блестящей школы перевода, существовавшей в СССР. Сам он учился у лучших её представителей, а мы – пусть и заочно – учились у него. Пока все следили за сюжетом фильма, я пыталась расслышать невнятную оригинальную дорожку и сравнить её с переводческими решениями Володарского.

В девяностые мало кто задумывался, насколько нам всем повезло, что видеопираты обратились именно к мастерам высшего пилотажа – переводчикам-синхронистам, работавшим на правительственных мероприятиях и закрытых показах: Леониду Володарскому, Алексею Михалеву и Андрею Гаврилову. В результате в девяностые мы смотрели фильмы с очень качественным переводом.

Пиратов качество переводов, конечно, не особо волновало – они были бы рады нанять и переводчиков с улицы «по объявлению» за символические деньги. Но пиратам требовалась скорость, а дилетанты попросту не потянули бы такого объема и темпов. Володарский рассказывал, что переводы делались «с колёс» в буквальном смысле слова: в пятницу прилетал самолет с кассетами из Штатов, и в тот же вечер их нужно было перевести. Иначе владелец не успевал выставить их в субботу и воскресенье на «Горбушке» и терял огромную прибыль.

Поэтому Володарскому приходилось переводить по несколько фильмов в день. Он никогда не смотрел их предварительно и работал как синхронист. Но на мероприятиях переводчики-синхронисты обычно работают в паре, меняясь каждые 20–30 минут – иначе мозг попросту начинает «вскипать». А Володарский работал один по 5–10 часов напролет! И выдерживал при этом не только нагрузку, но и класс: выдавал качественный перевод на хорошем русском языке без англицизмов и заиканий. И, на минуточку, речь идет о художественном переводе, когда мало понять значение – еще и нужно придумать красивое литературное решение за доли секунды. И у него это получалось.

Позднее нашлись желающие собрать ошибки в его переводах и смонтировать из них видеоролики: вот, смотрите, не такой уж он и мастер, ваш хваленый Володарский. Но кому придет в голову упрекать гроссмейстера, зевнувшего пешку в сеансе одновременной игры на двадцать досок вслепую? Володарский работал со скоростью компьютера, а при таком темпе мелкие ошибки неминуемы, поскольку он все же не компьютер, а живой человек.

Стоит учитывать и низкое качество изначальной звуковой дорожки: работать нередко приходилось с экранными копиями, где и с десятого-то раза толком не расслышишь реплики актёров. Но и при этом многие претензии к переводу попросту несостоятельны – ошибками объявлялись вполне обоснованные, хотя и нестандартные переводческие решения. Скажем, только ленивый не ставил Володарскому в упрёк, что он перевел название фильма The Terminator как «Киборг-убийца», а название X-Men, известное большинству как «Люди Х», превратились у него в «Радиоактивных людей».

Но эти варианты, которые нередко подаются как курьезы, как раз и показывают его школу. Володарский увидел переводческую задачу и попытался ее решить. Вместо того чтобы бездумно скалькировать английские названия, как поступили бы 9 из 10 переводчиков средней руки, он проанализировал смыслы и ассоциации оригинала и попытался сделать их понятными для русскоязычного зрителя. Взять тех же X-Men: отсылка к слову X-ray видна невооруженным глазом, и в версии Володарского она показана, а в растиражированном названии «Люди Х» её нет. Можно спорить, удачны его решения или нет – но именно как решения. Объявлять их «ошибками» – как раз и есть показатель непрофессионализма.

Володарский знал себе цену и на эти упреки внимания не обращал. «Меня интересует только оценка профессионалов», – говорил он. И сокрушался, что школа уходит, а подлинных профессионалов становится всё меньше. В своих интервью он неизменно прохаживался по качеству современных художественных переводов на русский язык – в основной массе оно действительно не выдерживает никакой критики. Одна из главных причин падения качества, о чём не раз упоминал Володарский, – обесценивание труда переводчика.

Художественный перевод в наши дни оплачивается настолько низко, что заниматься им можно разве что как хобби. «Я бы занимался переводом как творчеством, будь у меня стабильный внешний доход – например, пара квартир в Москве, которые я мог бы сдавать», – говорил Володарский. Но даже при таком раскладе Леонид Володарский старался поддерживать переводческую культуру, как мог. И собственными работами, и обучая других.

Он из раза в раз повторял, казалось бы, общие, но правильные вещи: учите не только иностранный, но и в первую очередь русский язык, читайте классику, изучайте переводы лучших мастеров. И работайте, работайте, работайте. Так что давайте запомним его не только за характерный гнусавый голос, тем более что байку про прищепку он страшно не любил. А за его невероятное трудолюбие и попытки сохранить непревзойденную советскую переводческую школу, от которой, увы, уже почти ничего не осталось.