Марина Хлебникова

Марина Хлебникова действительно сильно выделяется на нашей эстраде. Она не идет по пути легкого успеха, долго и настойчиво работает над своей программой, кроме этого ее нельзя упрекнуть в непрофессионализме — она посвятила 15 лет своей жизни непосредственно обучению. А совсем недавно ее пригласили в еврейский театр "Шолом"…

- Моя вина в том, что я протянула время, и этой работы не получилось. Да, меня пригласил сам Левенбук, пригласил на главную роль в спектакля. Это буфонадная комедия по сюжету Хайта, переложение классической комедии "Пигмалион". Я ознакомилась со сценарием, я была в театре. Я не сказала "нет", но я дала Левенбуку время остыть. Если честно, я бы подвела театр. Мне было стыдно сказать ему это в глаза. С моим графиком очень тяжело и практически невозможно работать над этим спектаклем. И дело здесь даже не в деньгах, я об этом сразу же сказала. Я могу работать в этом спектакле, и вовсе не ставлю во главу угла зарабатывание денег. Потому что театр, это не эстрада, это совершенно другие. Прошло время, и он перестал мне звонить. Он понял, что это отказ. Я не смогла бы играть эту роль, хотя я с огромным удовольствием прочла пьесу и общалась с ним. Хотя мне было очень интересно, меня остановил еще один аспект — слишком лубочный сценарий. Я сама более драматичный человек, и я бы, наверно, не смогла сыграть комедию, хотя кто его знает. У меня в юношестве были театральные спектакли, в которых я играла какие-то роли. Поэтому все, что связано с "Шоломом" и боль одновременно, и манит он меня, и я знаю, что подведу. Подведу не как артист, а по времени. Я сыграла бы с огромным удовольствием, я очень быстро хватаю языки. Первым человеком, который меня познакомил и с языком, и с историей нации был дядя Яша Гафт, то есть, он есть и сейчас. Очень уважаемый человек. Когда меня первый раз привезли на гастроли в Хайфу, я полезла во всякие книги. Я знакома с именами, я была у Стены Плача в Иерусалиме. Меня всегда привлекала именно еврейская нация. Я ведь пианист, все мои педагоги — мои вторые родители — евреи, и у меня никогда не было плохого отношения, а всегда был повышенный интерес ко всей культуре этой нации. Очень многие еврейские семьи принимают меня в свою большую семью.

- Как Вы считаете, почему именно Вас пригласили играть в этом спектакле?

- Не знаю. Причиной было, наверно и то, что я ученица Иосифа Давыдовича Кобзона. Второе — сейчас у меня есть имя. И для театра эта серия спектаклей была бы ярким пятном. Может быть, еще и рекомендации Клары Новиковой сыграли свою роль. И главное, конечно, корни.

- К сожалению, было время, когда слово еврей было практически ругательным.

- Когда я родилась, то была рыжего цвета. Моя бабушка Роза работала врачом, мы жили в Кисловском переулке, за консерваторией. Вся эта часть нашей семьи, москвичи. Мы постоянно очень близко общаемся друг с другом. От моей бабушки всегда шло очень много культуры. Мы, к сожалению, никогда не говорили о многом, что было важным. А мой отец из Поволжья, прабабка со стороны отца, как выяснилось, столбовая дворянка. Это тоже была интеллигенция. В моей семье скорее всего так — еврей равняется слову интеллигент.

- Мы все любим очень вкусно покушать. Знаете ли Вы еврейскую кухню?

- Более или менее.

- Сама готовите?

- Мама очень часто готовит фаршированную рыбу (гефилте фиш). Всевозможные заливные блюда и все, что касается сыра.

- Как Вам удается так хорошо выглядеть?

- Я мумия, я не старею. Это не шутка. В какой-то момент произошла консервация организма, видимо, в силу характера. Женщине на самом деле столько лет, на сколько она себя чувствует.

- Есть музыка, которая успокаивает, есть музыка, которая сводит с ума, есть музыка, которая заставляет плакать. Наверняка есть какой-то предмет в консерватории, музыкальном училище, который учит истории этой музыки.

- Это спецпредметы. Это история музыки и история искусства. У меня была история фортепиано. Это педагогика и музлитература в теории и практике. Они рассказывали о том, что человечество накопило такой опыт музыкальных знаний, что музыку, как математику тоже можно разложить, только не на цифры, а на интонации. Ребенок плачет — это интонация, человек смеется — это тоже интонация. Если мы говорим о музыке Баха, Бетховена, Шумана, Рахманинова, Скрябина, то интонация, которая в итальянской музыке называется "momento", это и есть интонация плача. Эта интонация, как говорят музыканты, сходит сверху вниз. Эти предметы учат музыкантов понимать. И, конечно, когда музыку пишут профессиональные люди с композиторским образованием Московской, Ленинградской, Киевской, Нижегородской, Владивостокской консерватории, это получается. Почему Зацепин написал "Дожди" и они сработали? Человек с консерваторским образованием композитора.

- Очень многие звезды славятся своей капризностью в плане работы с коллективом. Насколько постоянен Ваш состав?

- Эта проблема стоит не только перед артистами. Хороший кадровик всегда стоил больших денег. Самый надежный член моего коллектива человек, который продюсирует музыку, мы вместе около десяти лет. Потом в постоянном составе появился гитарист, и последние четыре года мы работаем в одном составе, за маленьким исключением мне не везет на барабанщиков. Но это профессиональная, не человеческая часть отношений. Мне кажется, что начальник — это не тот, кто отдает приказы. Начальник — это тот человек, который отвечает за материальное и моральное здоровье коллектива, человек, на котором лежит вся ответственность. И поэтому, чем дольше коллектив вместе, тем лучше и стабильнее работают люди. Я бы не хотела менять состав людей, с которым я работаю уже долгое время. Конечно, жизнь диктует свои условия. Если люди будут непорядочными, будут плохо работать, я не буду платить им деньги, потому что они мне даются очень нелегко.