Вчеслав Ганелин

А.В.: Вы всегда подчеркиваете, что музыка, которую Вы играете, есть высказывание абсолютно неподготовленное и непредсказуемое, чистая импровизация. Не напоминает ли это игру без правил?

В.Г.: Я никогда без правил играть не пробовал, хотя, наверное, это возможно. Понимаете, коль скоро мы живем на Земле, то все наше воспитание и понятия об искусстве человеческие. Так что правила все равно есть. Например, умение разговаривать, особенно в музыке, это умение сделать паузу. Можно даже сформулировать красиво: музыка — это пауза. Что важнее — мелодия, ритм, гармония, или, скажем, идея? Всегда одно цепляется за другое. Главное в том, чтобы ощутить это сочетание как целое и уметь его расположить во времени. Ведь музыка на самом деле существует во времени, а не на бумаге.

Если говорить об импровизации — для меня очень важно, чтобы это было логическое развитие, а не просто некий поток. Импровизационная музыка часто воспринимается как вариации на что-то. Но это сразу заданность: отмеренное количество тактов, где все меняется, но в то же время не меняется ничего. Было бы довольно скучно играть, строго придерживаясь таких правил. Нельзя же воспринимать музыкальный материал как кирпичи, пусть даже абстрактные. Со всех точек зрения, развитие — это скорее не возведение здания, а разговор с данным материалом. Часто в нем бывают непредвиденные повороты, пересечения, повторы, изменение гармонических ситуаций — это как бы некоторые реплики в таком диалоге.



А.В.: Вы не соглашаетесь, когда Вас называют "авангардистом". Вам не нравится такая компания или это неточное слово?

В.Г.: Уже давно непонятно, что такое авангард. Вот говорят: "Как же так, нет мелодии, что это за авангардная музыка, где мелодия?" — это уже просто ерунда. Нет такого. Музыка может быть сколь угодно free, свободной, но не бывает бесформенной музыки, как нет бесформенного танца. Есть точка опоры, всегда от чего-то ты отталкиваешься. Пусть это будет пустяк, две ноты, какой-нибудь музыкальный цвет. Материал ведь не появляется из пустоты.

А.В.: Кстати, и Шостакович, и Моцарт иногда строили целые музыкальные конструкции именно из двух-трех нот, но их музыка не считается авангардной.



В.Г.: Понимаете, придумано множество разных способов сделать так, чтобы звук был организован во времени: сонатная форма, рондо, что угодно. Конечно, всякая схема хороша для своего случая, хотя я вообще не очень люблю схемы. Но я упрощаю и говорю, что существует в реальности как бы только одна музыкальная форма — АВА. Формально это называется простая трехчастность. В каком смысле? Я для себя пришел к такому выводу, что, наверное, она отражение природы. Нету бесформенности в природе, правильно? В природе ничего по линейке не просчитано, но бесформенности, как и пустоты, Вы не найдете. Человек родился — это и есть тема, это А. Потом его кидает в разные стороны, все время что-то происходит, он соприкасается с другими людьми, с обстоятельствами, переживаниями и переменами — получается замысловатая кривая. А переходит в В. Это не школьная задача про поезда, это развитие живого индивидуума, то есть темы, а потом круг все равно замыкается, хоть он не очень-то и похож на круг, в музыке тем более. Возврат происходит к тому же А, от которого все ушло, пускай очень далеко ушло. Вот Вам и схема, если хотите. По-моему, суть искусства, особенно искусства во времени, -уметь все это выстроить так, чтобы всегда была видна линия: откуда, куда и почему движется материал. Тогда это интересно — есть за чем следить.

А.В.: Насколько я понял, говоря о творцах, Вы и себя имеете в виду. Довольно давно один из творцов предлагал "ремесло поставить подножием искусству". Разделяете ли Вы такую точку зрения?

В.Г.: В лучшем случае Вы — открыватель каких-то случайностей, если Вы не знаете ремесла. Творец — это ремесленник высшего качества, он знает, почему он делает именно так, а не иначе, и поиск его более свободен, чем поиск ремесленника, который честно отрабатывает знания. Творец, имея знания, уходит от них, он хочет дать тому, что ему известно и что он умеет, новое освещение.

А.В.: Значит ли это, что Вы тоже уходите от чего-то?



В.Г.: Мне не так интересно отталкиваться теперь только от рояля. Почему я и пришел к такому роду импровизации, когда я что-то делаю с компьютером. Это не потому, что компьютер может заменить человека. Я вдруг понял, что даже в последнее время обленился писать ручкой. Я просто иногда играю и вдруг вижу, что готово произведение. Десять минут игры, и десятиминутная музыка полностью закончена. И уже можно ноты отдавать испонителям — струнному оркестру, биг-бэнду, кому хотите. Но самому все же интереснее.

Интерес в том, чтобы импровизировать "нерояльными" инструментами. Мне нравится чувствовать их тембры. На флейте играют губами, а я играю ведь на клавишах -- совсем другой touch, удар. Если ты играешь струнные -это другое, затягивающие ноты, опять не рояль. Исполнительски это другая фраза, но и другой уровень творчества. Бывает, что у пианистов, которые садятся за электронику как за фортепиано, звук получается мертвый и плоский, он просто сразу задыхается и умирает. Проблем с роялем нет, но надо понимать, во что ты играешь. Композитор ведь сам не умеет исполнять музыку на всех инструментах, но он предполагает в них возможности, которые ему нужны. А я беру звук инструмента и хочу сделать его таким, какой извлек бы гитарист, флейтист, трубач, ударник. Здесь я не уже пианист, а все вместе — и композитор, и аранжировщик, но вся прелесть опять-таки в том, что аранжировщик в данную секунду, здесь и сейчас.