Наш собеседник в очередном разговоре об уникальном явлении современности — ТШУВЕ (т.е. возвращении к традиционным еврейским ценностям) — это человек, вызывающий у всех, кто его знает (и даже у тех, кто еще не успел его близко узнать), только уважение и симпатию. Когда речь заходит о ребе Биньомине Гуревиче, преподавателе еврейской традиции в Московском еврейском гуманитарном институте ХаМеШ, все тут же ясно с первых слов. Реб Биньомин — будем называть так нашего собеседника, имея в виду, что он не является раввином по образованию, но без уважительного обращения "реб Биньомин" представить наш разговор мне было бы сложно. При первой же встрече этот человек вызвал у меня чувства такие же естественные, непосредственные и живые, какой бывает моментальная реакция на мимоходом сказанное доброе слово или на хорошую умную шутку. Все, что он говорит, как и все, что он делает в жизни, настолько естественно, логично и понятно, настолько прямо вытекает из нормальных стремлений еврейской души, что не может не располагать к себе и не служить примером.

Он просто живет, как считает нужным, не стараясь кого-то чему-то научить или что-то доказать. Но само собой получается так, что каждый его шаг и каждое слово проясняют ситуацию лучше любых умных и обстоятельных разговоров. Вот этот дар естественности и простоты, когда дело касается сложных вещей и вопросов, которые ставит жизнь, и объясняет, почему это интервью названо именно "еврей-самоучка", хотя и со знаком вопроса. Именно он объясняет и то, почему в студенческом общежитии "Махона Хая Мушка" (он же — институт ХаМеШ) супругов Биньомина и Илану Гуревич иначе как ПАПА и МАМА просто никто не называет, хотя у них пятеро своих взрослых детей, которых они уже поставили на ноги и дали им верные ориентиры в жизни.

Прежде чем начать разговор, я имел честь немного посодействовать ребу Биньомину в одном совершенно обыкновенном житейском деле: у одной из воспитанниц Махона в ее комнате надо было поменять неудобную "хромую" кровать на другую. И то, как это делалось — хотя формально в обязанности преподавателя это не входит, — убедило меня, что этому человеку есть что сказать об истинных ценностях и ценностях мнимых. Не в философском или политическом смысле — зачем углубляться в отдаленные области, когда жизненные ценности в их настоящем еврейском понимании находятся прямо под боком, в каждой жизненной истории: маленькой, большой или очень большой. Даже эта мелочь была наполнена смыслом — и вообще, если говорить в двух словах, Биньомин Гуревич — человек, наполненный смыслом и с этим смыслом проживающий каждый свой день.

Давайте об этом смысле поговорим подробнее и перейдем к диалогу с самим собеседником. Речь о ТШУВЕ — и вот здесь начинаются СМЫСЛЫ, которых с самого начала много.... Первый мой вопрос — о том, как реб Биньомин вообще видит предмет этого разговора.



- Тшува — вещь довольно интересная. Есть люди, которые в этом видят даже противоречие в определении. В самом деле, с одной стороны, это возвращение к каким-то верным истокам, ориентирам, с другой стороны, это как бы и покаяние тоже. Надо что-то пересмотреть, и получается, что есть люди, которые, скажем, пытаются перечеркнуть свою прошлую жизнь и забыть о ней, возвращаясь на путь еврейства. Что мне сказал, например, по этому поводу реб Ицхак Ройтман. Он привел из фольклора баалей-тшува 80-х годов такую смешную байку: где-то в Геморе сказано, что баалей-тшува не могут стоять рядом с полными праведниками. Почему? Потому, что воняет. Но это у них так между собой объяснялось...

- Кстати, я слышал эту формулировку. Хотя на самом деле там имеется в виду совершенно другое.



- А может быть, они просто не разбирались. Факт тот, что одни видят в этом суровую необходимость отказаться от прошлой жизни, смотреть все время вперед и не оглядываться. А другие, наоборот, видят в этом как бы продолжение собственного духовного роста и развития. Ну, куда-то же надо все время двигаться, развиваться, иначе неинтересно жить.

- Я склоняюсь ко второму мнению. Я лично убежден, что настоящая тшува, которую можно посоветовать каждому думающему еврею, это всегда просто продолжение роста. Еврей не может не расти духовно — и это надо понять...



- Если можно, расскажите, пожалуйста, как он шел, этот рост, в Вашем случае. С чего он начался и через что проходил?

- Я вообще-то из религиозной семьи. Папа был единственным из всех своих братьев и сестер религиозным человеком. Их было 12 — братьев и сестер — из них человек 5 умерли в детстве. Интересный такой штрих из его биографии. Когда они детьми играли на завалинке — это Витебская область, городок Сенно, еврейское местечко, штетл, — проходила цыганка, которая на всех посмотрела и нескольким из них сказала, что у них будет короткая жизнь. В том числе и ему. И те действительно быстро умерли. Они жили всего 30-40 лет. А у него, тоже интересная деталь, на руке было так: линия жизни кончалась и потом начиналась другая.



- Хм... То есть сразу рядом?

- Да. Одна закончилась — я в линиях жизни не очень понимаю, — но мне объяснил человек, который видел руку, что линия кончилась и рядом с ней началась совершенно другая линия жизни. Правда это с линиями или нет, но он действительно дожил до 90 лет. У него была очень тяжелая жизнь. Как религиозного человека его преследовали из-за какой-то, может быть, мелочи, причем постоянно, и он так к этому привык, что даже не удивлялся, но не мог себе представить, что от убеждений и принципов, от традиции и Торы можно отказаться. Когда он женился, он взял фамилию мамы, потому что удрал из своего города и уехал в Ленинград. А компетентные органы, которые за всем следили, искали Левина на протяжении многих лет...



- А он уже был Гуревич?..

- Он был Гуревич. И они нашли его только после войны. Его вызвали "куда не надо", и был интересный разговор со следователем. Тот закрыл пальцем надпись сверху на деле, хотя само дело лежало открытое на столе, и отец смеялся: "У меня на роду написано — Гуревич, в скобках Левин". Но к тому времени уже основная волна террора прошла. Власти выловили тех, кто были уважаемыми людьми в общине, брали их, сажали в тюрьму и просили стать стукачами. Кто соглашался, тех выпускали — так они создавали в стране сеть информаторов. Это просто так, штрих к его биографии, чтобы было понятно, на каком фоне я рос.



- И все же он сумел этот выбор не сделать — не выбирать между смертью в тюрьме и доносами на других....

- Он сумел обойти советскую власть, и вся его жизнь заключалась, в общем, именно в том, чтобы ее обходить — причем успешно! Он сумел прожить всю жизнь, причем никогда не работая в субботу. Никогда! Он прошел всю Вторую мировую войну с 42-го (не с 41-го) до 45-го, отмечая Пейсах, соблюдая все заповеди этого праздника. Кошерную пищу в армии невозможно было достать, но все, что можно было, он делал. Мне, к сожалению, он не смог передать это, потому что не обладал большими познаниями.



- Это как?

- Очень просто. Он был верующий, не имея при этом глубоких знаний. Я попробую объяснить, что имею в виду. Мы вошли уже в новое поколение. Новое поколение — это люди, которые, так сказать, по сегодняшним моим понятиям сдвинулись



- То есть тронулись умом, что ли?

- В определенном смысле, да. Но в каком именно смысле: нас нафаршировали победой коммунизма, светлым будущим. Пионеры, за дело Ленина и Сталина.... Это вливалось хорошо, и в каком-то смысле ребенок это "купил", то есть наслушался, и это уже как бы стало "его мыслями", хотя это накачка коммунистической идеологией, не более того. До определенного момента. А потом начинались сомнения. Любой думающий понимал, что едем не в ту сторону. На первом этапе — на детском — мой отец много работал, потому что мать не работала никогда. В субботу он не работал: он брал такие работы, где можно было прокрутиться.



- Подождите... Он соблюдал основные правила, которые Тора требует от еврея, при этом не будучи "в курсе дела" и не обладая большими познаниями? Как такое может быть?



- То есть он не кончал ешиву...



- Ну, хорошо. Но тогда что Вы называете большими познаниями, интересно? Если он все это знал...

- Окончивший ешиву еврей становится знатоком и может о себе смело сказать, что он ЗНАЕТ ТРАДИЦИЮ. Мой отец был только самоучка.



- Значит, у него не было раввинского диплома, он был "еврей-самоучка"?..

- Формально он закончил четыре класса "приходской школы". Все. Больше ничего у него не было. В ешиботах он не учился, потому что был старшим в семье. Детей было много, отец вскоре заболел. Потом началась революция, война 14-го года и так далее, и он буквально в 15-16 лет уже должен был зарабатывать на хлеб. Так что учиться было некогда. Глубоких познаний у него не было. А мы приходили домой с марксизмом-ленинизмом, с дарвинизмом, с новейшими....ну, не надо Вам рассказывать, все понятно. Ему нечего было на это возразить.



- А что же он тогда Вам передал? Ведь Вы же начали наш разговор с того, что выросли в РЕЛИГИОЗНОЙ СЕМЬЕ? Что это тогда значило?

- Все остальное. То есть Шмират Шаббат — заповедь помнить, хранить и соблюдать субботу, праздники.... Но все это носило для нас чисто формальный характер. Мы не понимали сути этого — откуда было понять, в самом деле? Ведь в чем ценность традиции? Не в том, что она говорит: в субботу не езди, в пятницу не ходи, в среду не кушай, в четверг не пей и так далее.... Не в этом же суть. Религиозный человек получает духовный мир. Поскольку у человека есть душа и тело, естественно, надо понимать, что душу нужно куда то... что-то с ней сделать. Если у человека есть рука, он не может сказать, что руки нет. Если у него есть душа, он не может сказать, что души нет. Но он может сказать, что это его личное дело.



- Но она все равно есть...

- И она даст о себе знать. Она будет требовать духовную пищу. Краткий курс истории ВКП(б) не сработал. Значит, душа свое требует. Видимо, у меня заложено было в мозгах, в программе — искал истину. Потом мы жили в Союзе, все было закрыто. Все было профильтровано. Где-то проскакивали отрывочные истины. И складывалось такое впечатление, что там, на Западе, конечно да, а здесь — конечно нет. Это нормально. Отец на эти вопросы ответить не мог.



- Но какие-то другие ответы Вы ведь нашли, раз искали?

- При первой же возможности мы "отвалили".



- В "Израиловку"?

- В Израиловку, хотя тогда так еще никто не говорил, это слэнг ОЛИМ, репатриантов уже 90-х годов. Тогда казалось, что речь идет не об "Израиловке", а о другой планете... как минимум. В 73-м году мы подали документы, в конце года нам разрешили. В январе 74-го мы уже были там. Прошло несколько лет. Был язык, работа, все такое. Но все-таки мысль свое искала. Меня очень интересовали такие вопросы, как социология, как устроен мир. И все эти законы, которые нигде не изучались. Хотя теоретически марксизм-ленинизм на эти вопросы отвечал.



- Теоретически?

- Практически нужно было бороться за каждый миллиграмм истины, которая тонула во вранье.



- Итак, 74-й год. Есть как бы такой практический вопрос, американцы его все время задают: что Вы делаете, чтобы жить? Что на тот момент с работой; чем Вы занимались?

- Здесь в России — инженер-механик, технолог и конструктор. Пожалуйста, все на месте, приличное еврейское занятие, казалось бы. Приехав туда, устроился инженером-конструктором на сахарный завод, делал евреям "сладкую" жизнь.



- Практически Вы туда попали, когда приезжий человек, новый репатриант мог себе позволить даже не менять профессию?

- Мог. Но как? Понимаете, не менять профессию — это чудесно, но для этого он должен был уехать в "Сибирь". В кавычках, потому что это ближневосточная "Сибирь" — все познается в сравнении, как известно. Москвой там считались Тель-Авив, Иерусалим, Хайфа... максимум Ришон Ле-Цион. И в этом фокус — там другие географические мерки и другие понятия о столичности. Я поехал "в глушь, в Саратов", в Кирьят-Гат. Там был сахарный завод, мне повезло — меня взяли туда инженером.



- Ага. Значит, Кирьят-Гат — это израильская Сибирь.

- Да.



- Замечательно. На ссылку не было похоже?

- Там был ряд городов — 15 тысяч человек. Что это? По нашим понятиям...



- Слушайте, это тот же самый штетл — местечко, из которого родом Ваша, моя и сотни других еврейских семей, только на новом месте...

- Тот же самый штетл. Я был там единственным инженером, который ездил на велосипеде в лес собирать грибы.



- О! Там был лес?

- Лес был. И зимой грибов было — хоть коси! Местные их не собирали.



- Потому что их нельзя есть из-за опасений в их некошерности, там ведь могут быть черви?

- Нет. Просто не надо было им это.



- А, у тогдашних коренных израильтян не было понятия о том, что это можно есть, да?

- Да. Они не опускались до такого уровня. Понимаете, а мы приезжие.... И вот я ехал: представьте себе, двое детей — один спереди, другой сзади — это то, что мы привезли с женой из России. Мы ехали в этот лес, собирали грибы, получали свою дозу общения с природой и ехали обратно. На меня показывали пальцем, потому что инженер, который едет на велосипеде, это как известный анекдот из двух слов — еврей-дворник.



- Или "еврей-оленевод", "еврей-кавалерист" и так далее...

- Так не бывает. Но я продолжаю, а велосипед — это лишь обстоятельство из ряда обстоятельств. А что они обставляют? Тот самый духовный рост, который имеет смысл и в котором есть перспектива, интерес. Тут случай подвернулся, мы познакомились там с раввином, который звался реб Залман Абельский. Он знал хорошо иврит, был настоящим, глубоким и очень начитанным человеком, к тому же выходец из Москвы. Мы начали с ним потихонечку изучать Тору, Закон, всякие такие вещи. Это были занятия раз в неделю...



- Вы ходили к нему как на урок?

- Как на урок. У нас была небольшая группа из 5 человек, поскольку в те времена олимов было еще очень мало. Когда я приехал в Кирьят-Гат, было 2-3 семьи, все.



- А остальные были местные или...

- Местные. Или приехавшие из польской алии в 50-х годах. Были даже из Аргентины старики, которые еще помнили русский язык. Они в начале века уехали туда, потом вернулись в Израиль. И мы были. Когда я работал на сахарном заводе, со мной пересекся один из товарищей, которого я не ожидал встретить. Некто по фамилии Мааян (тот, который в России в свое время назывался "черноглаз")... Знакомо, да? Если незнакомо — это один из тех, кто сел по печатному делу. Вы помните, было в России такое так называемое "самолетное дело" и потом кишиневское дело.... Я уже не помню, в каких годах, что-то близко к 70-м, был первый самолет, который человек хотел угнать ....



- А, "еврейский террорист"?

- "Еврейский террорист". А второе было "печатное дело". Ребята из Кишинева по деталям сделали машинку, то, что светокопия сегодня, прародитель ксерокса.



- А, да! Это некий вариант еврейского самиздата?

- Просто самиздат — в маленьких безобидных масштабах. И начали там всякую антисоветскую религиозную литературу...



- Ну да?..

- Антисоветского ничего не было, но сам факт, что они печатали без разрешения КГБ, уже криминал. Их всех засадили, потом они вышли, и вот Черноглазрешил организовать мошав. Мошав — это типа фермерства. Ну, и поскольку было объявление, мы встретились, включились в это дело очень серьезно, и приемная комиссия заработала. Короче, мы создали этот мошав.



- Это что, практически как колхоз, только самостийный? Или индивидуальное хозяйство?

- Это да. У каждого своя ферма...



- То есть это еврейское крестьянское хозяйство?

- Да.