Марк Розовский
01.10.2001
Интервью
- Я родился в том самом 1937 году. Через шесть месяцев после моего рождения отца арестовали. Он сидел 18 лет в лагерях, но, к счастью, вернулся. Ему "повезло", поскольку его приговорили к смертной казни, но потом изменили приговор. Это даже нельзя назвать приговором, потому что фактически это было постановление того беззакония, которое творилось в то время. Он был не один среди тысяч, миллионов, которые пострадали в то страшное время. Особенно отчетливо помню послевоенное время: "Дело врачей", смерть Сталина.
- Когда Вы впервые поняли, что имеете отношение к еврейству?
- Я жил в центре Москвы и, может быть поэтому, не почувствовал острого, явного антисемитизма. Резкое ощущение неприятия по национальному признаку появилось позже, при поступлении в Московский университет, но там уже работали государственные механизмы: нужно было попасть в отведённый процент евреев, которые могли поступить в учебное заведение. Помню, один из комсомольских деятелей сказал мне: "Марк, неужели ты не понимаешь простую вещь, что с такой фамилией ты не может быть руководителем театра". Я ему тогда ответил: "А ты знаешь, что В. И. Ленин сказал по этому поводу: не каждый подлец антисемит, но каждый антисемит подлец". Необходимо понимать, что такое антисемитизм в России. Самое интересное, что за прошедшее время это явление не изменилось. Он всегда носил скрытый, латентный характер. Он почти никогда не был откровенно провозглашённым. А бытовой антисемитизм был отнюдь не латентным.
- Вы помните бабушку, дедушку?
- Дело в том, что Розовский — не моя фамилия. Меня усыновил отчим. Его звали Григорий Захарович Розовский, он был инженером. Он просто пожалел мою маму. Это был, как мне кажется, брак по расчёту. По крайней мере, мне не давали понять, что это настоящий брак. Мама всю жизнь безумно любила моего отца, которого звали Семён Шлиенгер. Своего младшего сына я назвал в честь него. Моя мама полукровка: русская и гречанка. Так что, одна моя бабушка русская. Во время войны она меня спасла: при обстреле закрыла меня своим телом, получив ранение в ногу.
- Вы росли в многонациональной семье, как же происходило Ваше национальное самосознание?
- У меня не было особого пути. Я учился в советской школе. Были друзья, чьи родители также пострадали от репрессий. Кто такие евреи? Это народ книги, поэтому я много читал.
-В настоящее время какой культуре Вы отдаёте предпочтение?
- Я вырос в России, получил русскоязычное образование, поэтому в большей степени чувствую себя человеком русской культуры. К сожалению, не знаю иврит, в этом смысле являюсь продуктом своего времени. Меня радует то, что в наши дни еврейские мальчики и девочки получили другие реальные возможности. У нас вся жизнь проходила на сохранении сокровенного. Я был пионером, комсомольцем, но в партию не вступил. К этому времени я уже учился на факультете журналистики. Время от времени возникали вопросы ко мне, но это было редко, поскольку все знали моё отношение к этому. В то время я руководил театральной студией "Наш дом", которую обвиняли в антисоветчине. В то время мы не признавались в этом, но сейчас я с гордостью могу сказать: " да, мы действительно были антисоветскими". У меня была осознанная внутренняя политическая позиция. Мы начинали, когда в Москве не было даже театра на Таганке, в 1958 году, а перестали работать в самом конце шестидесятых.
- Как Вы относитесь к межнациональным бракам?
- Каждый человек вправе выбрать себе жену любой национальности, и запреты здесь неуместны. Любая борьба за чистоту нации — это то, на чём погорели фашисты, и нам нужно учиться на ошибках истории и не к чему их повторять. Конечно, хорошо, когда еврей находит в любви еврейку, а еврейка находит в любви еврея. Лично меня всю жизнь считают евреем, но когда я попадаю на формальный разбор, то оказывается, что я в меньшей степени еврей, чем кто-либо. Это право выбора свободной личности, и если личность самостоятельно делает этот выбор и именно по серьёзным причинам, а не только по эротическим, сексуальным соображениям, что также немаловажно, то дай Бог. Моя первая жена была наполовину еврейкой, но меня постигло горе — в 1988 году она погибла в автокатастрофе. Второй раз я женился на чистокровной еврейке. Чтобы в этом смысле сохранить свою национальность в России, нужно было жить отчуждённо, выстраивать мощные барьеры, выстраивать свою черту оседлости. Но нужно было жить в этом мире, утверждаться. Мы все попали в мясорубку истории. Поэтому с одной стороны, нужно жить проявляя мудрость, но, с другой стороны, "не наступать на горло собственной песне". Если ты влюбился в гойку и она хороший человек, и если она тебя тоже любит:В истории было немало примеров подобных браков, прошедших счастливый жизненный путь.
- На каких ценностях Вы воспитываете своих детей?
- У меня две девочки и один мальчик. Так случилось, что они от разных браков. Моему последнему произведению четыре года. Это сын — Сеня. Конечно же, он будет более продвинутым в отношении еврейской традиции. Сеня родился шестимесячным, но великая Америка дала ему жизнь. У меня в кармане было 20 $, не было страховки. Несмотря на это американские врачи сделали всё, чтобы спасти моего сына. Поэтому то, что происходит сейчас в мире, касается меня лично. Мой сын — гражданин Америки. Когда я сделал попытку зарегистрировать его в России, мне сказали: "При рождении человека фиксируют один раз". Сеня уже выходит на сцену. Мы поощряем такое стремление, если он этого хочет. Хотя он уже сказал, что будет врачом, так что когда вырастет, пусть выбирает сам.
- Еврейская тема прослеживается в Вашем творчестве?
- Нет ни одного спектакля, где бы не присутствовала еврейская тема. Например, "Гамбринус" — мюзикл, который 13 лет идёт с невероятным успехом, также есть постановка по роману Зингера "Фокусник из Люблино". Проблематика последнего спектакля близка лично мне. Главный герой, пройдя сложный путь, возвращается к истокам, к своей религии.
- На какие темы зритель реагирует острее?
- Самое поразительное, что если спектакль поставлен от чистого сердца без давления на зрителя, то любая постановка имеет фантастический отклик. Более того, я могу рассказать историю, которая произошла со мной в городе Шахты недалеко от Ростова-на-Дону. Нас туда пригласили на выступление, которое должно было состояться спустя два месяца после известного антисемитского выступления генерала Макашова. И вот в этом городе появляемся мы с песнями на идише. Признаюсь, что было некоторое волнение. Буря аплодисментов сопровождала всё наше выступление. Как будто след простыл от антисемитских выступлений. Нужно понимать, в какой стране мы живём. Здесь всегда было чудовищное человеконенавистничество. Это оголтелая азиатчина, смешанная с хамством. Последствия — противопоставление религий. Вот откуда пришёл сегодняшний терроризм. Избавишься от неверного и попадёшь в рай это религиозное заблуждение. Это зло не будет выявлено в корне, если так называемые верные войны ислама не бросят оружие и не скажут, что все люди братья и нельзя уничтожать человека другой веры. Они должны сделать этот шаг, у них нет другого выхода. Именно поэтому сегодня сталкиваются не армии, не террористы с цивилизацией, а сталкиваются два миропонимания. Как только это произойдёт, наступит мировой порядок. Лично для меня религия, представители которой берут в руки камень, в ту же минуту прекращает быть религией.
- Вам приходилось бывать в Израиле?
- Первые пятьдесят лет жизни я был невыездной, но позже всё-таки побывал в Израиле. Несмотря на то, что страна маленькая, её открываешь постепенно. Она разнообразна: природа, ландшафты и впечатления от неё. Самое первое впечатление было не слишком приятное, меня, выросшего в двориках Москвы, знавшего, что такое зима и снег, и русский мат, напугала интонация Востока, всё увиденное казалось чужим. На пятый день мы поехали в Иерусалим, и именно там я получил огромное удовольствие от этих гор, изумительной голубизны небо, воздуха. В Израиле видишь смесь ультрасовременности и признаков древней жизни.
- Какие новые постановки идут в Вашем театре?
- Новый сезон открылся с премьеры "Вишнёвого сада" по пьесе А. П. Чехова. До этого мы поставили мою пьесу "Чёрный квадрат". Это экспериментальный спектакль. Почти всё его действие проходит в полной темноте. Герой, который смотрел на "Чёрный квадрат" Малевича, был загипнотизирован этой чернотой и глубиной картины. Он оказался втянутым в чёрное пространство и пытаелся выйти из него. Пять тысяч лет существует театр, и я думаю, что это первый опыт постановки такого плана. Ещё одна премьера — пьеса Эдварда Олби "Не боюсь Виржинии Вульф". Сейчас занимаюсь постановкой мюзикла "Кабаре или Боб Фосс живёт в Москве", который сам написал
- Многим представляется театр Марка Розовского как мобильный, динамичный творческий коллектив. Вы много гастролируете, появляетесь на экранах телевидения. Это действительно так или это просто рекламный ход?
- Дело в том, что PR очень важная составляющая. Иногда я вынужденно иду на акции рекламного характера, которые, быть может, нужны не лично мне, а моему театральному делу. Пытаюсь принять условия игры. Это называется информированием общества о том, что происходит. Наш театр востребован: приходят на спектакли, пишут письма, приезжает телевидение. Существует обратная связь со зрителем.
- У Вас не было желания уехать из страны?
- У каждого еврея появляется такое желание. Я не уехал потому, что был предан своей профессии и понимал, что без языка в моём возрасте продолжать заниматься своей профессией не смогу. Нужно было превращаться в пенсионера, чего мне не хотелось. При этом уважаю тех людей, которые всё же такой выбор сделали. За свою жизнь я поставил Толстого, Достоевского, Чехова, Есенина, Булгакова и не хотелось отказываться от всего этого. Кроме того, есть ответственность и перед коллективом, который я возглавляю. Наконец, я верю в то, что уезжать нужно в том возрасте, когда ты молодой, когда чувствуешь, что вся жизнь впереди. Мне хотелось победить их на их же поле. Но я могу сказать, что это поле всегда было моим.
-Как по — Вашему, много в наши дни среди молодых, творческих людей евреев?
- Очень мало, но их никогда не было много. Здесь специфическая среда. Моя мечта сделать еврейскую студию театрального искусства. Мне кажется, что пришло время создать такой курс молодёжи. Там можно было делать много интересных спектаклей.
- Как Вы решаете проблему конкуренции, интриг, ревности к распределению ролей между актёрами?
- Пока нам удаётся сохранить студийную атмосферу, хотя мы уже государственный театр. Вся история нашего театра опровергает мнение Немировича о том, что больше десяти лет театр существовать не может. В нашем коллективе этика переплетается с эстетикой, поэтому здесь нет места интригам.
- Что бы Вы посоветовали тем людям, которые хотят научиться отличать подлинное искусство от подделки?
-Воспитывать в себе добро, чувственность. Это даётся с помощью культуры и самообразования.
Беседовали Оксана ХИМИЧ
Сергей СЛАДКОВ
