Вчера в московском Израильском культурном центре прошел творческий вечер Эфраима Севелы, известного писателя, киносценариста и режиссера, автора таких романов, как «Остановите самолет — я слезу», « Моня Цацкес — знаменосец», «Зуб мудрости», «Викинг», сборников «Легенды инвалидной улицы», « Попугай, говорящий на идиш» и др. Многие критики сравнивают Севелу с такими писателями как Зощенко и Шалом-Алейхем.

С 1971 года Севела жил в эмиграции в Израиле и США. Ныне он проживает в Москве в районе Речного вокзала. Писатель сделал достаточно хитрый ход: свой диалог со зрителями он предварил показом документального фильма, содержащего интервью с ним, записанное в Торонто. После чего Севела «сошел с экрана» и перешел в режим живого общения. После этого нам удалось поговорить с ним персонально. Черный юмор Севелы — явление совершенно особого свойства. В его речи порой сложно отделить шутку от правды. Впрочем, предоставим это право читателям.

- Эфраим Севела — это, кажется, псевдоним? Какое ваше настоящее имя?

- Фамилию я не менял, а мое настоящее имя — Ефим.

- Вы родились в Бобруйске — известном еврейском центре. В Вашей семье сохранялись какие-то элементы еврейской традиции?

- Нет, у меня было традиционное пионерское и комсомольское прошлое. Мой отец был коммунистом и военным — в этом случае ни о каких еврейских традициях не могло идти и речи. Я все время хотел последовать примеру Павлика Морозова, «сдать» своего отца и попасть в «Пионерскую правду». Правда, единственным сохранившимся элементом еврейства был язык — в Бобруйске все говорили на идиш — даже люди с нееврейским происхождением.

- Вы часто затрагиваете в своих произведениях тему Холокоста. Вас лично как-то затронули эти события?

- Нет, лично меня это не коснулось. Во время войны я с мамой и другими родственниками уехал в эвакуацию. В 1943 году, а я родился в 1928, я добровольно пошел в армию. Тогда я и нагнал все упущенное. В Польше я узрел все, что немцы вытворяли с евреями. В 1944 году, когда мы с другом гуляли по Польше, под ногами все время трещали кости.

- Вы как-то сами определяете жанр, в котором Вы пишете?

- Нет, мне кажется, что все мои книги написаны в разных жанрах и стилях. Мне даже говорили, что создается впечатление, что все эти книги написаны разными людьми.

- В последнее время в постмодернистской литературе над вопросом «что» превалирует вопрос «как»? Вас не затронула эта тенденция?

- Нет. Я вообще мало теоретизирую. Я очень счастливый человек: пишу то, что я хочу. Это не является для меня способом зарабатывания денег.

- Можно ли сказать, что основная тема вашего творчества — русские эмигранты?

- Это одна из центральных тем, но не основная. Ведь я много пишу, допустим, и о жизни в России.

- Чье творчество из современных российских писателей Вам импонирует?

- Как ни странно, это женщины — писательницы. В частности, мне нравится творчество Людмилы Улицкой.

- В фильме, который мы только что посмотрели, Вы говорите о крахе судьбы России. Вам не кажется, что в такой же мере можно говорить и о судьбе Израиля?

- Я считаю, что оба государства стоят над краем пропасти. Им надо сейчас взяться за руки, чтобы легче летать. Израиль во многом сам вредит себе. Это такая еврейская боязнь — прослыть грубияном. Выигрывает всегда только деспот. Все остальные проигрывают. Когда Израиль начинал наносить массивные удары в 1965 году, весь мир ужасался и начинал уважать его. Проходило 12 лет — и новый арабский приплод забывал об этом страхе. А сейчас мы наблюдаем полную катастрофу. Спасения нет. Ударишь по арабам — начнут выступать американцы. С аргументами типа: «палестинцы — нецивилизованный народ, а вам так себя вести непотребно».

- В каком-то высказывании Вы назвали Израиль «страной вооруженных дантистов». Что имелось в виду?

- Когда я только вернулся из Израиля, один американский корреспондент назвал меня автором с черным юмором и попросил охарактеризовать эту страну. Я дал такое определение. Половина гражданского населения Израиля — дантисты, соответственно, армию также наполовину составляют дантисты. Но если дантисты умеют выигрывать все войны и не проигрывать ни одной — они молодцы. Так что это не носило негативного характера. Но квази-патриоты в тот момент очень на меня обиделись.

- Тем не менее, это та страна, за которую Вы воевали.

- Безусловно. Если бы не инфаркт, который я перенес, я бы и сейчас присоединился к армии. У меня есть разрешение в случае войны вернуться в свою часть. Оплачивается дорога в один конец.

Кстати, я попал в израильскую армию в 44 года, и у меня с ней связан ряд забавных эпизодов.

Один из них — это проверка на медкомиссии, когда мы все со стаканчиками мочи разбегались по комнатам. Один молодой призывник предложил мне «махнуться не глядя». Вначале я согласился ради забавы, однако потом решил, что мои анализы позволят попасть ему в самые элитные войска, и быстро передумал.

Дело в том, что согласно особому тесту моя готовность к воинской службе составляла 97 % . Когда я спросил у офицера, почему же не 100% , он ответил «3 % мы оставляем на обрезание».

Конечно, попади я в армию сейчас, я бы потребовал себе особые условия, гамак, например, и заставил бы себя переносить с места на место.

- Вы жили в Америке, Израиле, России … Во все этих странах Вы общаетесь в основном с представителями русскоязычной еврейской общины?

- Нет, ключевое слово здесь скорее «русскоязычной». А что касается общин, то с ними я вообще не общаюсь. Кстати, несмотря на то, что я жил в Израиле, я так и не выучил иврита нормально. Я, например, не общался с сабрами. Вообще, мне кажется, при создании государства евреи лишились главной своей черты — чувства юмора. Они очень обижаются на шутки. Евреи научились вести войну, сельское хозяйство, но при этом разучились понимать анекдоты. Все это стало, на мой взгляд, непродуктивно. Кстати, один из своих фильмов, сделанных в Америке, я сделал на деньги, предоставленные мне так называемой русской мафией.

- Вы с трагизмом говорите о будущей судьбе России и Израиля. А что Вы думаете об американском будущем?

Америка — очень благополучная страна. Но и ей, как любой империи, может прийти конец. Американцы — этакие наивные дети. В общем, это все несерьезно.