Виктор Шендерович, популярный тележурналист и сатирик, снимает цикл телефильмов под общим названием "Здесь было СССР". Он посвящен 10-летию распада Советского Союза, который 15 "республик свободных" отметят нынешней зимой. Первая серия цикла — о Беларуси, которую Виктор Шендерович назвал "самой еврейской республикой". По его мнению, историю страны нельзя себе представить без еврейского местечка и всех тех реалий, что с ним связаны. Во время работы в Минске Виктор Шендерович стал гостем редакции "Берегов".

Виктор, каким будет лейтмотив фильмов о бывших советских республиках?

Мы сформулировали для себя принцип фильма как "ностальгический империализм". Не имперская ностальгия, прошу заметить, а именно ностальгический империализм. Мы все родились в Советском Союзе. Когда-нибудь для наших внуков это будут просто соседние государства: Латвия, Казахстан, через запятую с Польшей и Испанией. Просто заграница. Для нас этого не может быть.

Все равно с каждой из бывших республик нас связывают воспоминания. И мы хотим показать, как было и что стало. Это будет 15 фильмов про 15 бывших советских республик. Начать мы решили, разумеется, с Беларуси, потому что конец

прежней империи случился в Беларуси. Здесь и Брестский мир, и Брестская крепость, здесь все переломы Союзной истории. Беловежская пуща тоже здесь, поэтому естественным образом от Беларуси до Беларуси. От Брестского мира до Беловежской пущи. Разумеется, когда мы говорим о Беларуси, то не можем обойти тему местечек, еврейскую тему. Она, конечно, могла возникнуть и на Украине, и в Литве. Но все-таки Беларусь — самая яркая в этом смысле.

Вы чувствуете себя евреем каждый день? Это чувство как-то руководит вашими поступками?

Может быть, в стенах синагоги это прозвучит некорректно или полемично, если я скажу сейчас то, как я это ощущаю. Просыпаясь, я не вспоминаю, что еврей. Это был вопрос, который меня сначала вообще не касался, раздражал. Долгое время слово "еврей" было ругательством, так обзывали, дети дразнили друг друга этим словом. И через это надо было пройти. Через боязнь этого слова, через принятие этого слова, через понимание смысла этого слова.

Мне кажется, что я сейчас где-то на 3-м или 4-м этапе. Я, разумеется, уже не стесняюсь того, что я еврей, а специальной гордости тоже нет. Думаю, что наша богоизбранность в большей ответственности. Но во мне есть некие мессианские черты свойственные евреям, вроде желания улучшить мир, и с возрастом они проявляются все больше. Я все больше становлюсь евреем. Нас называют народом книги, народом культуры, и это для меня значит, что у меня есть обязательства перед людьми, не только перед евреями, есть обязательства перед русским языком, который мой родной язык.

И то, что может позволить себе человек, которому не была заповедана эта Книга, еврей не может себе позволить. Исходя из этого я не имею права на пошлость, не имею права на глупость, не имею права на банальность. Слишком большие имена стоят позади. Вот эту ответственность я с годами начинаю ощущать.

Вы можете назвать себя верующим человеком?

С годами же я начинаю ощущать свою принадлежность к этим еврейским корням. Но я не стал религиозным человеком, и видимо, уже не стану. Мои отношения с Б-гом так сказать происходят без посредников, я утешаю себя фразой Ежи Леца, блистательного польского афориста, тоже еврея, который сказал: "Может, Г-сподь назначил меня себе атеистом". Эта такая вполне еврейская мысль, согласитесь. Я не атеист. Я уважаю заповеди, выполнение большей части из них дается мне без усилий, ну, с женой ближнего бывают трудности. Для меня это общечеловеческие заповеди, и я могу про себя гордиться, что я принадлежу к народу, который их сформулировал. А уж дальше, да простят меня верующие, для меня религиозные вопросы — это вопросы терминологии. Замечательно сказал русский философ Соловьев: «Перегородки, разделяющие конфессии, не доходят до неба». Это совершенно гениальная мысль, и мне она очень близка.

Вы можете назвать какие-то вехи белорусской истории, которых коснетесь в фильме?

Это "Песняры" и Беловежская пуща, БелАЗ и газопровод, партизанская тема. Это будет рассказ о сохранившихся или преобразованных имперских ценностях. Ну и, конечно, сегодняшний день Беларуси, со всеми радостями и не радостями. Я понимаю, что всей предыдущей своей работой я создал себе репутацию человека, которому лишь бы гадость сказать. Хочу сразу отметить, что такой задачи нет. Для меня эта серия о Беларуси носит довольно личный характер. У меня бабушка из Бобруйска, дед — из Чаусов, из Могилева родом другая бабушка. Все отсюда, так что это очень личный кусок, который трогает меня по-человечески. Впрочем, он будет в каждой республике. Где-то я отдыхал, где-то я влюблялся, работал. Этот фильм — лирическое воспоминание о Советском Союзе, о том, что мы потеряли и что приобрели за эти 30 лет. Такой взгляд и изнутри, и со стороны на то, где мы находимся.

Вы создадите лирическую работу, в которой не место сатире?

Да, разумеется. Хотя сатирический момент может присутствовать. Ирония — это ведь не деструктивный момент. Ирония — это космос. Внутри этого космоса есть Джером К. Джером и Свифт, Платонов и Бенни Хилл. Совершенно разные интонации.

Ирония в качестве такой теплой человеческой краски, конечно, будет присутствовать, но там, где она уместна. Ведь нет слов плохих и хороших, как писал Пушкин, есть слова уместные и неуместные. Ирония по поводу тех или иных политиков уместна, ирония по поводу тех людей, которые воевали с фашизмом, по отношению к национальному вопросу абсолютно неуместна. Это уже вопрос меры и вкуса, я надеюсь, нас это чувство не подведет.

Почему такая ностальгия по временам Советов?

У меня нет никакой ностальгии по Советам. Ведь ностальгия — это тоска по прошлому. Человеку свойственно любить свое прошлое. Жизнь то одна. Вот так получилось, что 35 лет моей жизни прошли при советской власти. Ее реалии — это реалии моей жизни. Это не тоска по советской власти, которую я не люблю не меньше вашего. Это просто воспоминания о времени, которое окрашено в разные тона в зависимости от того, что мы вспоминаем. Конечно, когда я вспоминаю "Песняров" или чемпиона 1982 года минское "Динамо" ... Гоцманов, Алейников... я же помню эти фамилии. Это одно чувство, эта ностальгия прекрасна. Ну, а ностальгии по парткомам... Нет, я ее не испытываю. И, по моим наблюдениям, очень мало людей ее испытывают. Нет, это фильм о другом. Он о нас. О том, что мы оттуда продолжаем нести с собой, а что оставили. А по советской власти тоски никакой нет и быть не может. Ни мне, ни моим родителям она ничего хорошего не дала. Все что советская власть могла сделать для того, чтобы уничтожить моих дедов, она сделала.

Этот проект на каком канале осуществляется?

До недавнего времени осуществлялся на канале ТВ-6. Это канал, на котором работала некоторая часть журналистов, ушедших с НТВ. Все, кто приехал в Беларусь, это люди, бывшие год назад журналистами НТВ. Беларусь — первая серия цикла. Раз в месяц планировалось выпускать остальные 13 серий. Последняя, разумеется, — Россия. Мы уже три прибалтийские серии сняли, сейчас вот в Азербайджан и далее везде до Туркменбаши включительно. Интересно посмотреть этот разброс — от Эстонии, входящей в НАТО и Евросоюз, и до Туркмении.

Где, вы думаете, в этом ряду Беларусь?

Она на своем отдельном месте. Беларусь, конечно, совершенно по-особому выглядит. У вас харизматический президент. Кто-то считает это счастьем, кто-то несчастьем. Глядя на Александра Григорьевича, я думаю о том, как повезло России. Потому что там ведь тоже мог быть харизматический президент. Но нам повезло, скажем, с Зюгановым, повезло, что Геннадий Андреевич уныло бездарный человек. Даже власть, которая валилась ему в руки обратно, он не смог взять. Ваш президент человек, безусловно, одаренный, что же касается стиля его правления, то здесь мои симпатии не на его стороне. В фильме, который мы снимаем, мы не обсуждаем выбор народа, просто показываем то, что есть, и по возможности во всей полноте.

После Прибалтики Беларусь производит впечатление тяжело социалистической республики?

Вы знаете, в чем-то это есть. Поразительно. Я открываю газету в самолете и, когда читаю отчет о поездке президента в Могилевскую область, молодею на 25 лет. Я узнаю этот стиль, можно заменить фамилии, и все это я читал в конце 70-х.

При этом у демократии и авторитаризма есть свои приметы — чистота улиц, стриженные газоны, дороги пустые, но очень хорошие, очевидное отсутствие бытовой преступности. С другой стороны, борьба с преступностью при авторитарных режимах зачастую означала, что роль преступника берет на себя само государство. Это имеет отношение, к сожалению, к сегодняшней Беларуси. Но, повторяю, это оценка политической стороны. В том, что касается оценки человеческой, это такая расположенность, такое добросердечие, столько тепла. Я совершенно не предполагал, что меня может узнать бабка-торговка в Мире. И для меня это ужасно радостно, неожиданно и приятно.Я осмелюсь предположить, что отношение ко мне белорусского народа несколько отличается от отношения ко мне белорусского президента, который дважды отменял мои концерты. В Беларуси у меня не было ни одного выступления.

Пытались организовывать?

Меня дважды приглашали, и дважды администрация президента отсоветовала это делать. Я понимаю, что означает совет администрации президента. Мне жалко, потому что я хотел бы обратиться к людям, мне они нравятся.

Вы продолжаете писать?

Разумеется, хотя телевидение — это такое сладкое рабство. Очень приятное, но все-таки рабство. Тем не менее этот год был неплохим для меня. Я написал и опубликовал один очень дорогой для меня рассказик в журнале «Знамя». А закончить год я надеюсь премьерой моей пьесы в театре Табакова, которую я тоже написал в этом году. Она называется «Два ангела, четыре человека». Это такая черноватая комедия. После этой премьеры я смогу предложить эту пьесу, может быть, и белорусским театрам, но право «первой ночи» у Табакова.

Врезка

Миниатюра от Виктора Шендеровича специально для "Берегов"

"У врат"

Душа: Где я?

Архангел: В раю.

Душа: А почему колючая проволока?

Душа: Разговорчики в раю.

Родился в 1958 году.

Врезка

Виктор Шендерович о себе

В детском саду узнал цену коллективизму. В 1975 году закончил без сожаления среднюю школу. По первому диплому — культпросветработник высшей квалификации, от чего до сих пор вздрагивает. В 1980-1982 гг. служил в Советской Армии, где научился говорить матом. Выжил и демобилизовался, но до сих пор вздрагивает от словосочетания "священный долг". Перед тем как начать писать, некоторое время читал...