Хотя большинство зрителей знают Марию Аронову по комедийным ролям, ее талант многогранен. Популярная актриса поведала корреспонденту Jewish.ru о своей семье, поделилась «рецептами» воспитания детей и рассказала о творческих планах.

— Я еврейка наполовину. Хотя в Израиле я «не котируюсь», в отличие, к примеру, от моих двоюродных братьев, потому что еврей у меня папа (а у братьев, как вы понимаете, — мама, моя тетушка). Тем не менее я бесконечно люблю Израиль, бывала там неоднократно. Очень люблю свою еврейскую родню. К глубокому сожалению, мои бабушка и дедушка уже давно ушли. У нас была крепкая, мощная, дружная семья — еврейская диаспора очень мощная, как вы знаете. В еврейских семьях все друг друга поддерживают, подставляя друг другу плечо. У нас было совершенно то же самое.

Я очень счастлива, что у меня жив отец, и, конечно, это страшная трагедия, что уже ушла мама. Но папа у меня жив, слава Б-гу, он женился на чудесной женщине. Я очень рада, что он нашел себя и не повесил нос.

Если бывают идеальные семьи, то у нас была идеальная семья: мама посвятила свою жизнь нам с братом. Мой старший брат Саша всю жизнь был для меня идеалом мужчины, мы очень друг друга любим, мы как близнецы. Саше сейчас сорок, и, представьте себе, мы ни разу не ссорились! Никогда в жизни. Конечно это заслуга Саши: он абсолютная копия мамы, а я — абсолютный папа. Мы две противоположности: я громкая, он тихий. Саша очень талантливый реставратор. Пишет чудесные стихи, у него замечательная живопись. Ну, а чем занимаюсь я, вы знаете.

Несомненной заслугой родителей является то, что в нас поверили, что никто не пожал плечами, никто не сказал: «Вы что, с ума сошли? куда вы собрались?!» Родители полностью одобрили и поддержали наш выбор: если хотите — делайте!

Думаю, наши с Сашей творческие способности – родовое «накопление». В нас вылезло все то, что по каким-то причинам не реализовалось в родственниках. Отец и тетка прекрасно рисуют, а мама могла быть тончайшей, просто необыкновенной актрисой. (Могу признаться, что мою маму мне чем-то очень напоминает Ирина Петровна Купченко — такой типаж интеллигентной, но с железным характером женщины.) Мама очень любила поэзию. Но при этом папа был инженером, а мама библиотекарем. Я знаю, что мой дед по материснкой линии собирался стать артистом или режиссером, но ему не позволила война, в 41-м году он пропал без вести. Прадед, Александр Панфилович, был трубачом — блистательно играл на трубе в военном оркестре. Единственный человек, который начинал творческую карьеру, — моя бабка по отцу, Тамара Аронова. Она училась на одном курсе с известной актрисой Телегиной. Говорят, бабушка подавала какие-то необыкновенные надежды. Но из-за того, что она осталась одна и получила неудачное распределение, она бросила актерскую карьеру и посвятила жизнь сыну. Так что какие-то творческие корни у меня в роду существуют.

— С моей точки зрения, я жуткая мать. Я люблю своих детей до беспамятства, они могут вить из меня веревки. Какое счастье, что в моей жизни появился разумный, нормальный Женя, который может сказать нет, может запретить что-то. Хотя я вижу, что это только по отношению к сыну, дочка вьет из него веревки похлеще, чем из меня (смеется). Это необыкновенное счастье, что Господь подарил нам второго ребенка. Женя вообще очень взрослый человек, да и я уже не девочка, и при этом у нас пятилетняя дочь, которая является каким-то светом, украшением нашей жизни. С рождением дочки сын перешел в ранг друзей. Он уже взрослый член семьи, взрослый мужик со своей личной жизнью, с институтом, со своими проблемами... Если меня можно с кем-то сравнить, то я курица с огромными крыльями, мне надо везде влезть, все увидеть, все посмотреть.

Я поняла одно, и для меня это стало большим открытием: людей, имеющих надо мной власть, в принципе нет. Я переживу все. Я переживу разлуки, я переживу предательства, я не переживу только одного: проблем, связанных с детьми. Я абсолютный раб детей, я в абсолютной власти, я в их руках, и жизнь становится абсолютно бессмысленной, если что-то не ладится у сына или у дочери. Наверное, вот эта национальная черта во мне присутствует.

Некоторое время назад в моей жизни появился друг, мой самый близкий друг среди мужчин. Он даже не друг мне, он моя рука, моя нога, он — я. Это Миша Полицеймако. Его чудесная еврейско-греческая семья вошла в мою жизнь, мы фактически стали родственниками. Это человек, который знает все обо мне, я знаю все о нем, не проходит и дня, чтобы мы не созвонились,не поговорили. Миша — это пример стопроцентного вложения в ребенка. Для Семена Фарады и Марии Полицеймако Миша был всё!

Но и еврейские дети посвящают огромное количество времени родителям. Понимание того, что без родителей ты был бы никем, очень важно. А еще важно понимание того, что жизнь — огромный бумеранг, который всегда возвращается. Но твои добрые деяния могут и не вернуться к тебе от других людей: они могут вернуться к твоим детям, твоим внукам... Точно так же и плохие. И надо молить Б-га, чтобы все плохое, что ты совершил, вернулось только к тебе.

— Да. Верхний ящик стола, за которым мы сейчас сидим, некогда принадлежал прекрасной актрисе нашего Вахтанговского театра Людмиле Целиковской. Я пришла в театр в 1992 году, на втором курсе, и спросила, куда мне класть свои вещи. Мне показали пустой ящик. Я спросила, чей он, и мне ответили, что он принадлежал Целиковской. Открыв ящик, я обнаружила в нем маленькую красную расчесочку, принадлежавшую Целиковской. Расческу я завернула и положила в ящик. Потом режиссер сказал, что нужно подобрать репетиционные костюмы. Мне подобрали кринолин, я отрепетировала в нем, а после репетиции, отогнув пояс кринолина, обнаружила на его внутренней стороне надпись: «Целиковская». Думаю, это был какой-то привет от нее, она словно протянула мне руку. А ту расческа я до сих пор храню в ящике стола.

— Забота моих родителей оградила меня от всех испытаний, которые я не смогла бы выдержать. Я с необыкновенным уважением отношусь к тем людям, которые по многу раз пытаются поступить в театральные вузы — это для меня фантастика, что-то за гранью. Если я бы не поступила с первого раза, я больше не пришла бы в театральный. Во мне нельзя сомневаться, вот такая дурацкая черта характера. Постепенно я учусь с этим бороться. Сейчас, накопив какие-то победы, какие-то подтверждения того, что я более или менее одареный человек, я могу делать выводы, что у меня, наверное, получится. Но, в принципе, если во мне сомневаться, то пробивать стену, доказывая, что я могу, я не буду. Лучше уйду.

Мне повезло с педагогом, его зовут Владимир Владимирович Иванов. Это человек, который имеет право как погладить меня по голове, так и дать по ней (смеется). А для взрослого человека, состоявшегося в профессии, иметь наставника, которому веришь и который может дать тебе по голове, — самое замечательное, что только может быть. Он гениальный педагог и фантастический режиссер. Я что-то умею в актерской профессии только благодаря Владимиру Владимировичу.

Попасть в руки к такому мастеру, да еще с первого раза, было первой ступенью. А в 1992 году, будучи студенткой второго курса, я попала в театр — благодаря нашей чудесной актрисе и фантастическому педагогу Алле Александровне Казанской (к сожалению, она недавно скончалась). Она посоветовала меня режиссеру, когда ставился спектакль «Женитьба Бальзаминова». И меня пригласили на роль Белотеловой (роль, которую играла Мордюкова в одноименном фильме). Я пришла, сыграла довольно неплохо, мне понравилась. Меня стали вводить в какие-то роли. То есть со второго курса я — актриса этого театра. И когда я закончила училище, у меня не было момента «показа в театр». Просто перенесла документы из одного места в другое. У меня не было экзаменов, которые я не могла сдать. И я бесконечно благодарна за это родителям и судьбе.

— Несомненное! Я думаю, редкий человек может избежать звездной болезни. Вопрос в том, когда к нему это приходит. Ко мне пришло на четвертом курсе, когда я благодаря Иванову сыграла роль Екатерины Второй в спектакле «Царская охота» (это был наш выпускной спектакль) и получила премию Станиславского. Можно себе представить, что со мной творилось. Я ходила очень важная, надулась как жаба, ногой открывала двери... Владимир Владимирович понаблюдал за мной недельки две, а потом, во время репетиции, повернулся ко мне и сказал:

— Студентка Аронова, в массовку!

— Кто? Я?! — изумилась я.

— А вы кто? Студентка или нет? В массовку! Вы нужны мне в массовке, — отрезал Иванов.

Прошло три дня. Я подошла к Иванову и сказала: «Владимир Владимирович, огромное вам спасибо за науку». Я все поняла. Я осознала слова Иванова: «Маша, твой дар не является твоей собственностью, и заслугой твоей будет пронести этот крест. Если Господь так распорядился и дал тебе одареность — это не твоя собственность. Не талант служит тебе, а ты служишь таланту». Он не раз об этом говорил. Но когда я прочувствовала это на собственной шкуре, я поняла, о чем разговаривал со мной мой мудрейший учитель.

— Я человек честный и открытый. Я человек, к сожалению, не умеющий «считать до десяти» — говорю все, что думаю в эту минуту. И я за эти слова отвечаю. Иногда, конечно, я потом кусаю локти: довольно часто моя правда оказывается не нужна.

Я знаю одно: профессия, которой я занимаюсь, должна быть только профессией. Она не должна быть образом жизни. Ничто не должно затмевать семью и близких. Думаю, это основной принцип моей жизни: не путать дело, которым я занимаюсь, с жизнью.

Конечно же, если у человека дефицит побед — это большая проблема Но, думаю, успех любого человека кроется в том, чтобы ничего из себя не изображать, а быть тем человеком, которым тебя создали. Можно выводить себя на более высокий уровень: заниматься своим телом, своим духом, получать образование. Но нельзя изображать того, кем ты не являешься. Это мне привила мама. Она была невероятно образованным человеком и очень красивой женщиной, просто необыкновенным Б-жьим произведением. Она вообще родилась не в той стране и не в том веке... Но при этом она мыла посуду, готовила, убирала, стирала... И никогда не играла в богему, потому что была рождена от людей, у которых был устоявшийся, правильный быт.

Люди разрушают себя, предлагают своему организму и своему «Я» не тот образ жизни. Я точно знаю, что мне нельзя ходить на праздники, тусоваться, как говорят сейчас. Меня это убивает. Я слишком отдаюсь этому, растрачиваюсь, и тогда меня не хватает на главное. Мне надо заниматься домом, детьми, работой, друзьями. Мне надо жить ради папы, чтобы он как можно дольше жил. Мне надо быть рядом с братом, когда ему трудно. Это основные ценности.

Нельзя играть в жизнь. Это забирает слишком много сил. Нездоровое стремление многих современных людей изменить свою внешность — это как раз потеря ощущения собственной индивидуальности, собственной значимости. Я не говорю о людях, которые, не дай Б-г, попали в аварию или пришли с войны. Но то, что сейчас делают с лицами молодые девочки, — надувают губы, обрезают носы. Хочетя спросить: ради чего они это делают? от кого бегут? Это же значит, что у людей сбиты ориентиры! Человек не хочет поверить в то, что он сам интересен. А это — бесконечная растрата себя и бесконечное предательство собственного «Я» и того, что для тебя сделали близкие. Большая работа предшествующих поколений создала тебя именно таким. Для чего? Это главный вопрос для любого человека. И нужно говорить своим детям: ты уникален. Ты уникален в том виде, в котором тебя создали. Думаю, так.