В эксклюзивном интервью Jewish.ru вдова Сергея Довлатова ответила на критику, посмертно обрушившуюся на великого писателя, рассказала, каким он был в жизни и семье, призналась, что до сих пор не может тронуть его рабочий стол, и объяснила, почему Довлатов не вернулся бы в новую Россию.

Мы познакомились в манхэттенском NationalArtsClub, на знаковой выставке, посвященной русскоязычной иммиграции и легендарной газете «Новый Американец», душой которой был Сергей Довлатов. Главная, по идее, героиня вечера, Елена Довлатова, все время старалась остаться незамеченной, предпочитая общению с газетчиками и тележурналистами разговор вполголоса в кругу самых близких друзей. Тем не менее я отыскала ее в пестрящей нарядами и бриллиантами гомонящей толпе русско-американского истеблишмента и фактически уговорила дать интервью.

Проза Довлатова пронизана такой искренностью и документальностью, что многие думают: она полностью автобиографична. Круг его читателей разделился на два противоборствующих лагеря. Одни считают его гением, сумевшим отразить судьбы целого поколения, другие, в том числе и Дмитрий Быков, называют его «средним писателем», сочинявшим «брайтонскую беллетристику». Как вы относитесь к подобной критике?
– Даже если огромному числу читателей произведения Довлатова кажутся биографичными, не поленюсь еще раз напомнить, что на самом деле это художественная проза. И несмотря на то, что главный герой, авторское «Я», носит имя автора, он – только художественный образ, в реальном существовании которого автор силой своего дарования сумел убедить читателя. Так же, как и все остальные «биографические» герои, которые на самом деле – собирательные образы. По поводу отношения к доброжелателям или недоброжелателям – я внимательно прислушиваюсь к мнению тех и других. Раздражают меня только прислоняющиеся и сплетники.

В Нью-Йорке именем Сергея Довлатова названа улица. Как раз та, на которой вы жили. В Санкт-Петербурге, Таллинне и Уфе установлены мемориальные доски. Учреждена литературная премия его имени, ежегодно проводится фестиваль. А как вы храните память о нем? Говорят, его письменный стол до сих пор оставлен нетронутым…
– Именем Сергея Довлатова назван 63-й Драйв, пересекающийся со 108-й улицей. Этого добились его читатели и почитатели. Хотя многие из его нынешних читателей не знали его лично. Мы с дочерью живем на той же улице, в том же доме, в той же квартире. И рабочее место Сергея до сих пор находится там же, где было и при его жизни. У нас не хватает сил разрушить этот угол, хотя все остальное поменялось.

Сергей ведь писал дома. Как вообще была организована эта сторона жизни: у него были специально отведенные рабочие часы или он мог спонтанно погрузиться в процесс? Как это принимали домашние, дети не мешали своими играми, беготнёй?
– Наша шумная и многочисленная семья с собакой и птицами жила в небольшой квартире, не приспособленной к уединению. Рабочий стол Сергея находился в центре гостиной, где семья и проводила большую часть дня. Я работала в той же комнате. Мы с Сергеем сидели спинами друг к другу, каждый по-своему старался не мешать другому. Но маленький сын, его няня, собака… Условия не идеальные. Тем не менее он их не менял.

Каким Сергей был дома, в кругу семьи? Отличался ли он от того, каким его знали коллеги и друзья?
– Главными праздниками нашими, которые можно считать семейными традициями, были дни рождения и Новый год. Сергей в эти дни старательно выбирал подарки, с волнением преподносил. Сын в праздничные дни, едва открыв глаза, шарил под подушкой или в карманах своих одежек, в обувке. И везде что-то находил. Дни рождения были многолюдными. В Ленинграде соблюдалась традиция сидения вокруг большого стола. В Америке чаще был формат «а-ля фуршет».
Еще до отъезда в Америку Новый год стал исключительно семейным праздником. Гостей не приглашали, и до 12 часов ночи даже к телефону не подходили. Когда сыну было три года, мы стали ездить на дачу в Катскильские горы. Сначала снимали домик, потом купили развалюху на кирпичных ногах, установленную на замечательно красивом куске земли с большим количеством деревьев и кустов крыжовника. Но пользовались этим домом всего два лета. Мы с Сергеем любили ездить по окрестностям: места были очень красивые. Или навещали знакомых, поселявшихся на лето в этих краях.

Сергея называют до мозга костей еврейским писателем, хотя с точки зрения ортодоксальных законов он не был евреем. Соблюдались ли у вас дома какие-то еврейские традиции?
– В младенчестве мать меня крестила. Отец, еврей, не был в это посвящен, так как воевал на фронте. Никто в нашей семье не ходил ни в церковь, ни в синагогу. Хотя на еврейские праздники, как теперь понимаю, моя тетка пекла гоменташи, а на православную пасху – куличи и красила яйца. Этим, собственно, мое религиозное воспитание и ограничилось. Дети наши тоже не религиозны. Традиций религиозных в нашем доме нет. На Новый год мы ставим елку.

Чем занимаются ваши дети? Они унаследовали отцовскую творческую жилку? И вообще, как на их судьбу влияет, что они дети всемирно известного писателя?
– Никто из детей Сергея не стал ни писателем, ни журналистом. Сын оказался способным к механике. Дочь, хоть и закончила с отличием Лондонский университет по специальности русский язык и литература, работает в другой области. Правда, два года назад перевела на английский «Заповедник» отца. Книгу выпустило английское издательство и спустя несколько месяцев – американское. Судя по опубликованным в Англии и США рецензиям, перевод хороший.

Вы приехали в Америку на год раньше Сергея. Чем был ознаменован этот год?
– Мы с дочерью приехали в Америку на полгода раньше. Эти полгода Сергей с матерью провел в Австрии, в Вене, ожидая визы в США. Но разлука наша действительно длилась почти год: четыре месяца мы с дочерью провели в Риме. И это время было наполнено нервным ожиданием и размышлениями, как сложится наша жизнь в новой стране, о которой мы знали только теоретически. И только когда мы приехали в Америку, началось и настоящее знакомство с ней. Поиски жилья, работы, занятия языком. Освоение всего: бытового и культурного. Разочаровываться было некогда. Мы знали, что уехали навсегда, надо было начинать новую жизнь. Через два месяца по приезде в Нью-Йорк я стала работать в «Новом русском слове», сначала – корректором, потом выучилась набирать тексты на наборной машине и совмещала работу наборщика и корректора.

В одном из интервью вы рассказали, что, попав в Нью-Йорк, сразу почувствовали себя дома. У Сергея тоже появилось это чувство? Если бы он не ушел из жизни так рано, не захотел бы он после распада СССР вернуться в Россию, в которой, как тогда казалось, общество начинает жить по демократическим законам?
– Сергей любил Америку. Главное в его жизни осуществилось в Америке. Не беру на себя смелость ответить за него на вопрос, вернулся бы он в Россию. Хотя мне кажется, что не вернулся бы. Разумеется, поехал бы, повидал оставшихся в Питере друзей. Но сам бы не остался. Слишком многое вошло в его и нашу жизнь за годы, что мы живем в Америке, что создало крепкую привязанность к этой стране, ставшей нам родным домом. Тем более что давно уже нет того, что мы оставили. Россия – новая страна, и возвращение могло бы стать еще одной эмиграцией. И в этом смысле все было тогда сделано не зря.

Однако многие эмигранты ощущали в Америке долгожданный глоток воздуха свободы, а потом разочаровывались. Бытует мнение, что свободы в России сейчас в определенном смысле даже больше, чем в Америке…
– Среди моих близких знакомых нет ни одного человека, который бы захотел вернуться в Россию из-за недостатка свободы в Америке. Есть множество людей, не получивших в США того, на что они рассчитывали, зачастую – совершенно необоснованно, но и они не бегут обратно. Предпочитают «мучиться» в Америке.

Вы периодически ездите в Россию. Что изменилось в стране? Нравится ли вам там бывать?
– Я не так часто бываю в России. И только в Питере или Москве. Я Москву почти не знала в советское время, и мало знаю теперь. Но в последний приезд в Россию была поражена ее размерами, огромностью во всем, как в ней сочетаются черты старого и нового. Как жизнь в ней насыщена совершенно замечательными вещами и в то же время ужасными, почти неприемлемыми. Мой родной Ленинград превратился в Санкт-Петербург и очень изменился – внешне и духом. Хотя новые дороги и современная архитектура новых районов мне понравились.

Вы много лет проработали в журналистике. Читаете ли современные русскоязычные газеты?
– Я читаю некоторые «толстые» российские журналы. Источниками российских новостей и событий для меня стали «Радио Свобода» и «Эхо Москвы», «Город 812» и «Фонтанка.ру», Google и Yahoo. Я, как и многие сейчас, пользуюсь теми возможностями, которые дает интернет.

По произведениям Довлатова написано много сценариев. Есть ли среди них такие, которые вам действительно нравятся? Я правильно понимаю, что сценарий к фильму Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи» вы просматривали? Поменяли там что-нибудь? Удалась ли Говорухину экранизация?
–По произведениям Довлатова создано много театральных постановок. Снято уже несколько фильмов. Первые два – вопреки нашему запрету («Комедия строгого режима» В. Студенникова и М. Григорьева и «По прямой» С. Члиянца. – Прим. авт.). Но это было еще во времена «безвременья», в последние годы существования Союза и первые годы перестройки. Вообще, довольно много в те годы совершалось всего в нарушение всех законов, хотя и теперь такие вещи случаются, но все-таки реже. Фильм Говорухина первый, который был сделан «по мотивам» одного конкретного произведения Довлатова и не пытался выглядеть его биографией. В нем герой не назван Сергеем. И это я считаю главным положительным моментом. Многие мои знакомые говорят, что этот фильм заключает в себе много ностальгически привлекательного.

Удивился бы сегодня Сергей, узнав, что его помнят, читают и любят и в США, и на просторах бывшего СССР? Как он сам оценивал свой писательский труд?
– Я лучше приведу вам цитату из «Записных книжек», пусть сам Довлатов отвечает на ваш вопрос: «Б-г дал мне то, о чем я всю жизнь просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее…»