После просмотра фильма Елены Погребижской «Мама, я убью тебя» вице-премьер Ольга Голодец взяла под свой контроль реформу детских домов и интернатов в России, а в 2009 году Погребижская получила «ТЭФИ» за ленту «Доктор Лиза» о враче Елизавете Глинке, погибшей в авиакатастрофе ТУ-154 под Сочи. В интервью Jewish.ru Елена Погребижская объяснила, с чем борются её герои, как вызвать резонанс и с помощью этого изменить мир.

Вы работали на телевидении, а потом отправились в самостоятельное плавание как режиссёр-документалист. Не слишком рискованно?
– Это было 17 лет назад. Телевидение стало такой кучей политических интересов, что это перестало совпадать с моими взглядами на жизнь. У меня протеста против редакции не было. Я точно так же, как и тогда, считаю, что там работают профессионалы. У меня идеологические противоречия возникли. Сейчас знаю, что не смогу больше работать на телевидении. Я могу только на себя. Делаю то, что хочу, и это для меня самое ценное.

Работа журналиста сильно отличается от работы режиссера документального кино?
– Журналист – наемный работник, а я, как автор документального кино, – нет. Нет никого, кто скажет мне: «Поезжай туда и сделай это». А потом: «Давай теперь напиши об этом вот так». Я работаю на себя, и глобальная разница именно в этом. Но если мы говорим о журналистах, которым не указывают, – разницы нет. Разве что сроки… Знаете, я ведь делаю большие многолетние проекты: «Мама, я убью тебя» мы начали снимать в 2011 году, закончили в 2013-м. Сейчас я делаю фильм «Дело Андреевой», он в завершающей стадии, но снимали три года. Последние съемки были в сентябре, а кардинальные правки – две недели назад. Журналист не может себе позволить работать над репортажем так долго.

Кто для вас герои ваших фильмов?
– У меня всегда кто-то один против чего-то большого: смертельной болезни, равнодушного общества. Или один против государства, которое все за него решило. Я снимаю историю человека, за исключением случаев, когда темой фильма становится явление. Но фильмы «Посттравматический синдром» и «Панические атаки» – это уже всё-таки научно-популярные картины. Настоящее документальное кино – это история героя. Его некем заменить, он самоценен. Искренность, поступки, эмоции, откровенный разговор – это нельзя сымитировать. Если бы доктор Лиза отказалась сниматься, фильма просто не было бы. Если бы Игорь Алексеев из «Продавца крови» передумал и отказался о чем-то говорить – фильм бы не случился. Со стороны кажется, что у моих героев мало шансов на успех, но практика показывает, что они побеждают. И этим они очень привлекательны.

Кто посетители вашего киноклуба и какие фильмы вы там смотрите?
– Самые разные фильмы. Интересные, вызывающие отклик, документальные, меньше часа экранного времени – такие первичные критерии. Новизна фильма не важна абсолютно, главное, чтобы он выводил на разговор – клуб-то дискуссионный. Иногда звонишь режиссеру попросить фильм, а режиссер говорит: «А зачем он вам? Ему ведь уже четыре года». Для режиссёра раз фильм не новый – все равно что нет фильма. Но фильм-то есть, и мы его смотрим. «Мы» – это самые разные люди: одни ходят постоянно, вторые – время от времени, кто-то случайно оказывается в зале. Комьюнити, участники которого были бы тесно связаны между собой, пока вокруг киноклуба не создалось. Я себе задачи такой не ставлю. В зале, например, частенько обнаруживается какой-нибудь немолодой мужчина или женщина, пришедшие побуянить. Но, как правило, зал – это обычные люди, просто они люди неравнодушные, интересующиеся.

В своих фильмах вы предлагаете взглянуть на насилие в семье, смертельные заболевания, панические атаки, выживание в рамках ограниченных возможностей – зритель уже достаточно готов к обсуждению таких тем?
– Обо всём можно говорить. Не думаю, что есть темы, которые нужно замалчивать или выпячивать. Когда мы смотрим фильм, действие которого происходит в хосписе, мы, конечно, будем говорить о смерти. И даже самая продвинутая аудитория киноклуба, где люди привыкли думать и говорить, не готова говорить о смерти. Киноклуб – всё-таки не психотерапевтическая группа.
Было очень бурное обсуждение фильма, посвящённого теме отказа от детей. Его до сих пор в интернете обсуждают – но тут в самой теме содержится большой потенциал для обсуждения. Фильм «Панические атаки» создан для того, чтобы преодолеть невежество в этом вопросе в России. В 2006 году, когда у меня были панические атаки – это был ещё «диковинный зверь». Понадобилось два года, чтобы поставить диагноз. Вчера, например, мне девушка написала про этот фильм: «Я теперь могу показать его своим близким, и они наконец поймут, что со мной происходит». 21-й век!
Или вот, мы обсуждали фильм, посвященный психологическому насилию в семье. Одна половина зала говорила: «Я вообще не понимаю, про что вы, где тут насилие? Ну, подумаешь, мать постоянно обвиняет детей. Ну, подумаешь, мать ставит детям заранее невыполнимые задачи, а потом над ними глумится. Да что здесь такого-то?!» Другая половина отвечала: «Да вы что?! Это же оно, насилие, и есть». А первая половина удивлялась: «Ну, где?? Никто же никого не бьет. Видали мы и похуже». А вторая половина сокрушалась: «У вас просто слишком высокая толерантность к насилию, к давлению и родительской жесткости. У вас просто глаз уже замылен». Вот так и шла дискуссия.

Фильм «Мама, я убью тебя» – история 2013 года о детях из интерната в Большом Колычёве, которым был поставлен диагноз «умственная отсталость», и о том, как в наказание за плохое поведение детей запирали в психиатрическую больницу – имел большой резонанс. Благодаря тому, что зрителем оказалась вице-премьер Ольга Голодец, началась реформа сиротского законодательства. А что случилось с самим интернатом?
– Сейчас он закрыт. Еще до закрытия был уволен директор, а дети устроены в семьи, хотя прежде ни одного ребенка из этого интерната не усыновляли. Реформа детских домов к моменту создания нашего фильма уже назрела, хотя всё никак не начиналась. Детские дома как место, где сирота живет до совершеннолетия, не должны существовать.
Наш фильм подтолкнул и запустил эту реформу. В будущем оставшегося без попечения родителей ребенка государство будет обязано в первую очередь определить в новую семью. Детские дома постепенно закроются и преобразуются в маленькие, квартирного типа учреждения, где дети будут находиться короткое время, прежде чем уедут в свою новую семью. Благодаря этой реформе детские дома в привычном понимании существовать перестанут. Это уже происходит. Просто на реформу нужно время.

Довольны собой?
– Мы сделали резонансный фильм, который поведал историю и изменил жизнь самих героев. Мы хотели передать свое возмущение и показать: «Смотрите, так же нельзя!» И наше послание дошло куда надо – мы довольны! Собственно, для этого и снимаем – ради резонанса. Хотя смысл кино не в этом, конечно. Кино – оно для того, чтобы любой зритель, глядя его, почувствовал что-то важное внутри себя. Чтобы кино его тронуло.

Лиза Глинка была вашей героиней. Вам удалось понять, что такое благотворительность в столь полном смысле этого слова?
– Не знаю. Я сама благотворительностью не занимаюсь. Благотворительность – это когда ты принадлежишь к какому-то фонду, а помогать людям – это нормально. Мы все так или иначе помогаем другим людям. Это же не обязательно благотворительность. Я вот маме своей помогаю, если возможность есть. Или она мне. Но ни к какому фонду не принадлежу. То, что делала Лиза, для неё было нормой. Просто она очень много делала для других людей, спасала их.

От редакции. Интервью проходило до трагической авиакатастрофы ТУ-154 под Сочи, жертвами которой стали 92 человека, в том числе одна из героинь Елены Погребижской – руководитель фонда «Справедливая помощь» Елизавета Глинка. В ответ на просьбу прокомментировать трагедию Елена написала коротко: «О Лизе говорить не могу». Но разрешила нам процитировать начальный фрагмент её закадрового текста к фильму «Доктор Лиза».
«У меня было три причины сделать этот фильм. Первая – я так боюсь смерти, что снимаю о ней фильм за фильмом, как будто это способ разобраться со страхом. И ещё меня безумно привлекают одержимые люди – это вторая причина. Которые, не видя препятствий, слепо следуют своей миссии. Которые нашли на Земле тот единственный смысл, почему они тут. Это я про героиню фильма – доктора Лизу. Её зовут так – доктор Лиза, как если бы это было её полным именем. И очень скоро после знакомства мне стало ясно, что я сниму о ней этот фильм. Она помогает обречённым, борется со смертью, хотя эта борьба, я знаю, совершенно бесполезна. А у меня не осталось выбора: я не могу не снять о ней фильм, так же, как и она не может не бороться. Чтобы понять, зачем она, состоявшийся человек с семьей и детьми, занимается всем самым страшным. Ещё третья причина: если я окажусь среди её больных, на пороге смерти, мне будет важно, чтобы не больно и не страшно. И я знаю, кому я смогу позвонить, а если не смогу, то попрошу кого-нибудь: “Позвоните Лизе!”».