Мало кто из ее семьи выжил в Освенциме, но она узнала об этом, лишь будучи взрослой. И стала собирать истории женщин, переживших Холокост. В эксклюзивном интервью Jewish.ru Каталин Пеши, президент венгерской ассоциации «Дом Эстер», рассказала, почему истории из гетто не хотели слушать даже евреи, зачем она показала женский взгляд на Холокост и как отмечали Йом Кипур в концлагере.

В сборник «Солёный кофе» вошли воспоминания еврейских женщин, переживших Холокост. Почему у вас возник интерес к этой теме?
– Моя мама была восьмым ребёнком в большой семье, из которой выжили только трое. Все остальные – братья, сестры, с жёнами, мужьями и детьми – погибли в Освенциме. Но мне мама просто сказала, что вся семья погибла во время Второй мировой войны, я не знала, что семья была еврейская. Мама уцелела, потому что у неё были поддельные документы. А вот отец, его брат и мама тоже попали в Освенцим. Но опять же, в детстве мне говорили, что их туда забрали из политических соображений, потому что папа был коммунистом. Это правда, что арестовали их как политических, но в Освенцим они прибыли как евреи. В общем, в школе я лишь знала, что мои родные атеисты, что мы не ходим в церковь, как другие дети в моем классе, например. Интересной разницей было то, что в Венгрии на Рождество детям приносил подарки младенец Иисус, а нам – евреям или коммунистам – подарки приносил Дед Мороз. И вот это мы обсуждали с другими детьми.

А что говорили в школе о Холокосте?
– Ничего! Холокоста будто не существовало. Просто была Вторая мировая война. И даже сейчас так продолжают говорить в некоторых школах. Ничего не говорили ни про аресты, ни про гетто, ни про расстрелы на берегу Дуная. Ничего.

История Евы Рац из Венгрии, «Когда мне было 12 лет»

Всех детей заставили идти на берег Дуная, который был недалеко. Нам сказали выстроиться в линию на набережной и снять пальто и обувь. Потом они стали стрелять в нас. Но у них было мало оружия, и не хватило бы пуль застрелить всех. Поэтому они связывали по три ребёнка вместе и стреляли в того, кто был посередине, чтобы мёртвый потянул с собой в реку двух других. Вот такое изобретение!
Я не была посередине. И не знаю, кто был. Я почти бессознательно стала двигаться в воде. Я вывернула запястьятак, что смогла освободить руки, а потом и все тело, и стала плыть. Был ноябрь, вода была ужасно холодной и темной. Я пыталась не выныривать как можно дольше, у них ведь оставались пули, чтобы стрелять в двигающиеся головы, которые они могли увидеть над водой. Я плыла наперегонки со смертью, боролась за свою жизнь. У меня в ушах были слова моего тренера: «Никогда не смотри назад или по сторонам, только вперёд».
Проплыв две мили, я выкарабкалась на берег. Было раннее утро, и улицы были тёмные и пустые. Я нашла дорогу в квартиру старого друга моего отца, я была мокрая насквозь и босая.

Почему вы решили записать именно женские воспоминания?
– Моя мать и бабушка были великолепными рассказчицами, и их истории сильно отличаются от тех, что рассказывают мужчины. Я никогда не читала ничего подобного. Я собрала много женских историй и поняла, что в них есть юмор и ирония. А ещё женщины способны вспоминать мельчайшие детали, поэтому эти истории так интересно слушать. Но самое главное отличие в том, что мужчины чаще всего не хотят подробно рассказывать про себя. После двух предложений они начинают объяснять важные исторические связи, механизмы нацизма и прочее. Мужчины не хотят говорить о себе, а женщины – хотят. И ещё мне нравится, что в этих историях есть про другой способ справиться с трудностями – солидарность и помощь друг другу.

Было ли трудно собрать истории? Ведь люди часто не хотят и не могут вспоминать страшное.
– Именно! Вот моя мама и не вспоминала. Но нам повезло начать это в правильное время, в 2000-е, когда появилось желание рассказывать. И потому многие люди, но в большинстве женщины, которые не могли рассказать детям о своём опыте Холокоста, теперь могут рассказать об этом своим внукам. Когда я работала в Мемориальном центре, мы пригласили людей, переживших Холокост, рассказать о своём личном опыте студентам. Некоторые были просто великолепными рассказчиками. Они признались, что лишь недавно начали говорить про это, и это стало важным моментом в их жизни. Я не раз наблюдала, как, например, женщина 80 с лишним лет начинала рассказывать свою историю – и в ту же секунду менялась, превращалась в 17-летнюю. Это было удивительно.

Как реагировали слушатели?
– Иногда на эти встречи приходили ужасные студенты, были даже с неонацистскими идеями. Однажды пришла группа из Академии Полиции, они были настоящими расистами, с ними было очень тяжело, они все время провоцировали. Но встреча с женщиной, рассказывавшей о своём опыте Холокоста, прошла хорошо. После двух минут наступила тишина, она говорила полтора часа, и после окончания это были уже совсем другие молодые люди. Они подходили к ней по одному и благодарили её, они посылали ей потом письма.

История Джуди Вайзенберг Коэн из Канады, «Самый памятный Кол Нидрей»

В канун Йом-Кипура мы попросили и получили одну свечу и один сидур (молитвенник). В барак набилось около 700 женщин. Пришли все: верующие, атеисты, ортодоксы, агностики, женщины всех мастей и происхождений. Мы все были там. Две «Капо» (заключённых-надзирателей) дали нам только 10 минут, они стояли на страже у двух входов в барак, чтобы вовремя заметить охранников из СС, которые могли внезапно пройти мимо. Потом кто-то зажёг эту одинокую свечу, и тишина опустилась на барак. Я всё ещё вижу это: женщины, сидящие вокруг зажжённой свечи, начали читать молитву. Невероятно, что всё это произошло в таком месте, где мы чувствовали, что было бы уместно не нам просить прощения у Бога, а Богу следовало бы просить прощения у нас.
Нам всем хотелось быть ближе к женщине с зажжённой свечой и молитвенником. Она читала Кол Нидрей очень медленно, чтобы все, кто хотел, могли повторять слова, но мы не могли. Вместо этого мы стали рыдать. Наша молитва звучала плачем сотен женщин и, казалось, давала нам утешение. Йом-Кипур напомнил о наших домах и наших семьях, ведь этот Святой День отмечали везде. Казалось, наши сердца разрываются. Никогда до или после я не слышала такого звука, идущего от сердца.

«Соленый кофе» – это название одного рассказа в сборнике. Почему именно так вы озаглавили всю книгу?
– Это поразительная история и, конечно, это символ. Оказалось, что даже евреи не могли понять, каково это, если им самим не приходилось прятаться от нацистов или они не были в концлагере, в гетто. Даже евреи. В моей семье была похожая история. Когда я спрашивала бабушку про моего отца, который был в Освенциме, чуть не погиб и пережил много ужасного, она мне отвечала: «Кто тогда интересовался этими рассказами? Они возвращались и возвращались, у них у всех были рассказы, а у нас – свои трудности. Нужно было выживать и восстанавливать всё, так что никто особенно не интересовался». Так что это довольно типично: ты не понимал, если ты не пережил.

История Веры Мейзелс из Израиля, «Солёный кофе»

Я болтала с гостями, когда мой муж принёс поднос с кофе. Я сделала глоток из своей чашки и обнаружила, что кофе был очень солёным. Тем не менее я выпила его, не сказав ни слова. Гости смотрели на меня в изумлении. Наконец кто-то набрался храбрости спросить: «Разве твой кофе не был солёным? Почему ты ничего не сказала?» Я не знала, что мой муж спланировал развлечь гостей за мой счёт и поспорил, что я выпью солёный кофе, потому что я не была слишком разборчива в еде и могла есть всё, что мне давали.
«Послушайте, друзья, – сказала я. – Я никогда не рассказывала вам о голоде, который я испытала во время войны, когда мы лежали в горах, спрятавшись в траншеях. Первые несколько дней у нас было кое-что: немного хлеба, колбасы, кубики сахара – все, что родители смогли запихнуть в рюкзаки, когда мы убегали от “операций”, которые должны были смести нас с лица земли. Мы лежали так много дней и выползали лишь ночью, когда немцы переставали искать евреев и партизан – лишь тогда мы могли немного размяться и найти еду, если это можно было назвать так. Мама растапливала снег на свечке и добавляла листья и еловые иголки, чтобы сделать для нас тёплое питье. Мне правда не хочется грузить вас историями, которые мой муж называет плодом моего больного воображения. Он настаивает, что настоящий голод и ужас были в Иерусалиме во время осады, когда страдания были в семь раз ужаснее. Продуктовые лавки были закрыты, молочные продукты доставлялись нерегулярно».

Почему обществу надо знать о прошлом, даже если оно так страшно?
– История повторяется. И очень важно её понимать, принимать осознанные решения, особенно в сложных условиях. Важно, как вы поведёте себя в трудной ситуации – будете заботиться о других или только о себе, сосредоточитесь на своих делах. Это значимые личные решения. И мы видим сейчас очень серьезный сигнал в ситуации с беженцами: большинство просто не хочет знать о них, не хочет им помогать. Я думаю, свидетельства того, как поступали люди во время Холокоста, какие они принимали решения, нужны для будущих поколений.

Отрывки из книги «Соленый кофе. Нерассказанные истории еврейских женщин» (Salty Coffee. Untold stories by Jewish Women) публикуются на русском впервые.