Федор Макаров – участник «Снежного шоу» Вячеслава Полунина и создатель клоунского трио «Давай», воскрешающего культуру красочного уличного театра. В интервью Jewish.ruон рассказал, как, надев мозги, стал клоуном, зачем взгромоздился на колени к Валентине Матвиенко и за что любит памперсы и детей.

Как началась ваша карьера уличного артиста?

– В День независимости Израиля. Я был скульптурой, покрашенной в белый цвет – такой возвышенной и утонченной. А вокруг, веселясь, бесился народ. Ко мне приставили полицейского, потому что в меня постоянно летели баллончики от спрея, которым все друг друга пшикали. Какая-то женщина стояла у подножия моего пьедестала и говорила: «Исправься, вернись в религию. Ты язычник. Почему ты скульптура?» Но при этом я чувствовал себя прекрасно. Эта тема – что на меня все смотрят – для меня оказалась подходящей. На улице выступал в Италии, Чехии, Германии, России, Хорватии и Польше. К сожалению, я не могу сказать, что больше всего люблю работать на улице, есть много нюансов. Но это большой адреналин. Тут либо пан, либо пропал.

Ваш театр – уличный, но декорации от этого не страдают. Они у вас – масштабные и красочные. Все ли уличные труппы так делают?
– Есть всякие варианты уличных выступлений: перформеры, которые просто двигаются по улице за людьми, копируют их, например. Есть перформеры, которые стоят на точке и выдают номера или спектакль. А есть люди, как мы: 10 часов ставим декорации, а потом полумертвые начинаем играть! Такого театра мало. Когда-то это было сильно развитым направлением, а сейчас – в основном какие-то цирковые навыки или акробатика, или жонгляж, или прикольные персонажи просто. Но театра как такового, интересного, завораживающего, я видел мало. Что жалко! А вообще, это очень кропотливый и изнурительный труд с декорациями – привозить, грузить, строить. И действительно, большинство фестивалей уличных театров не хотят связываться с такими сложными проектами. Лучше, чтобы приехал один человек с тремя шариками и жонглировал. Но есть фестивали, которые все-таки дотягиваются до этого уровня. В Америку, например, мы практически ничего с собой не брали, кроме костюмов, некоторых элементов, и там на месте сделали всё прям идеально. Если поедем в Китай, будем строить на заказ. Перевозка себя не оправдывает по деньгам, а на месте можно собрать что угодно, пусть и из других материалов. Но, например, спектакль «Мама» у нас – очень легкий в плане транспортировки: наша грудь – это один чемодан, и памперсы – это половина другого чемодана.

Спектакль The Lost of Time, который вы делаете вместе с Адамом Ридом, – это что-то феноменальное по костюмам, интерактиву, уровню. Где его можно увидеть в ближайшее время?
– Не буду скромничать, The Lost of Time мы очень гордимся. В июне на фестивале уличного искусства будем показывать его в Воронеже, потом в Старом городе в Иерусалиме в октябре. Мы играли его недавно на родине писателя Тонино Гуэрра в Италии.

Вы актёры, сценаристы, режиссёры, декораторы, костюмеры, монтажники – кто еще?
– Авторы декораций – мой партнер Адам Рид и его жена Ольга Думова, которая также художник по костюмам. Они оба отвечают за визуальную сторону дела. Адам – австралиец и совершенно бешеный человек: ему любая работа в радость, и он считает, что чем больше страдаешь над искусством, тем лучше. Я не совсем разделяю такой подход. Я был в этом проекте сценаристом. Мы вообще придумываем всё сами обычно, то есть режиссуру, драматургию, танец. Иногда обращаемся к Маше Немировской, которая живет в Иерусалиме, – потрясающий режиссер и драматург. Иногда, бывает, перестаёшь видеть общий рисунок спектакля, а Маша помогает его выстроить.

Какие сейчас планы актуальны, чем ещё занимаетесь?
– Сейчас у меня группа «Давай», которая состоит из трёх клоунов-израильтян, бывших русских. Я приехал из Москвы, Леша Гавриэлов – из Иркутска, Виталик Азарин – из Харькова. И наш общий коллектив занимается развитием и популяризацией невербального театра и клоунады в Израиле. Мы арендовали студию в Тель-Авиве и сейчас поставили уже три спектакля. Один – это наша с Лешей «Солнечная история», детский спектакль, дуэт. Второй – это наше трио Under Construction, и третий спектакль свеженький – «Мама». Израиль нам даже небольшой бюджет под это дело выделил. Раньше все костюмы я находил на помойке, а тут и художник по костюмам у нас появился – Ясмин Воллек, израильтянка.

Вы определённо стоите бюджетов! Когда смотришь ваши спектакли, понимаешь, что не так и важно, о чем именно они.
–Если вещь хороша – важна ее ткань, сиюминутное восприятие, сюжет второстепенен. Under Construction – про мир трех одиноких мужчин, довольно странных. Вещественный мир сделан намеренно вручную, всё на соплях: оголенные провода, торчащие гвозди, всё совершенно неправильно, опасно построено в смысле бытовой жизни. Основная цель героев спектакля – выпить чашку чая с бодуна. Им не получается никакими силами этого достичь, потому что весь мир против них. Все ломается, но они сражаются до последнего. В конце концов разломали весь дом, и стены упали прямо на них, но чайник – о чудо! – кипит. Спектакль «Мама» – про трёх младенцев, которые тоже попали в этот мир только что. И они учатся стоять, ходить, обнаруживают окружающий мир, друг друга. Это на самом деле мы, то есть это дядьки такие бородатые, но в памперсах. Большие, довольно необычные, мы их шили специально.

Вячеслав Полунин пригласил вас в своё шоу, даже не посмотрев записи ваших работ. И своего первого персонажа – нелепого профессора – вы продемонстрировали ему прямо в кафе. Где, кстати?
– В кафе «Эрмитаж» в Москве. Видеозаписи с разными моими работами утонули у него в квартире при наводнении. Мне было уже 26. Успел поучиться в университете на факультете философии, отучился год на фотографа, попутешествовал, сочинял музыку – в общем, толком не мог понять, куда же мне приткнуться такому разностороннему. И пошёл в «Школу визуального театра». У меня была мысль, что я буду делать для спектаклей декорации, как художник. Насчёт сцены я не очень думал. Но потом вдруг обнаружил, что на ней я себя чувствую хорошо, да и окружающим нравится. По счастью, у меня был курс клоунады там, и я просто полетел в эту сторону. И через год или два понял, что мне нужен мастер, которого бы я с удовольствием слушался. Старшая сестра Яна рассказала, что в Москве Слава Полунин проводит театральную Олимпиаду. Она пошла к ним в офис и сказала, что у неё есть брат в Израиле, который хочет быть клоуном, и ей ответили: «Пусть приезжает». Я приехал и встретился со Славой. Он, конечно, поразил меня своей энергией и харизмой. Я осмелел, подошёл и сказал, что хочу у него учиться. «У тебя показать есть что?» – спрашивает. Я говорю: «Есть, но мне нужно для этого горб надеть, мозг надеть, у меня много отдельных ещё частей тела, которые нужно надеть. Мне за ними сходить нужно, это тут рядом». Он говорит: «Ну, иди». Я вернулся и показал ему своего профессора. Он спросил, могу ли я быть злым. Я поднатужился, но злого изобразить не смог. Поэтому он сказал: «Будешь работать на этом фестивале в такие-то дни, а в такие-то – не будешь». Я поработал с огромным удовольствием – в экстазе был, конечно, очень сильные ощущения. Фестиваль закончился, я послал Славе все материалы и забыл об этом. Буквально через полгода, когда я был в Питере в гостях, вдруг позвонили из Израиля и сказали, что он меня ищет. Я страшно волновался, чувствовал, что это огромный шанс, который я сейчас либо поймаю, либо нет. Я даже заболел сразу. Но в результате приехал к ним в семью во Францию и очень их полюбил – думаю, что взаимно.

В самом начале театральной жизни во Франции вас, как я знаю, арестовали?
– Я вышел на улицу прогуляться перед спектаклем в Марселе, на блошином рынке что-то стал выбирать себе – и вдруг полицейская облава. Там было много арабов. Все разбежались, и пришли люди в штатском, стали разносить этот рынок. Потом полицейские в форме продолжили. Я вознегодовал, что полиция себя так ведёт, поэтому стал снимать всё своим фотоаппаратом. В какой-то момент я остался на площади один, и тут-то меня и арестовали. Сказал им, что я журналист – для работы на сцене у меня ещё тогда не было специального разрешения, – они попросили удостоверение, я сказал: «В отеле». Но меня повезли в тюрьму. В камере репетировал свой номер из Snow Show. Оказалось, это не только не настроило всех участников «Снежного шоу» против меня – типа, клоун какой-то с проблемами. Наоборот, это было подтверждением моей профпригодности.

Вы говорите, что клоунский труд раскрепощает. Правда ли, что выступая в Санкт-Петербурге, вы взгромоздились на колени к Валентине Матвиенко?
–Было дело во время выступления. Мне потом уже сказали, кто это. Я же не местный, не знал, простите. Это действительно другой способ существования. Во время выступления включается какая-то лампочка специальная. Я по природе своей довольно скромный человек, хотя люблю болтать и веселить всех, но не очень-то вмешиваюсь в чужую жизнь. Раньше, конечно, я клоунировал где попало, поэтому и с полицией были постоянные неприятности. Теперь выступаю в основном на сцене. Недавно моя шестилетняя дочь заметила про одного из моих партнеров: «Лёша больше клоун, чем ты. Ты клоун, только когда надо». В жизни я – серьёзный человек, который идёт в магазин за памперсами для своих детей. Но если в этот момент мне звонят по скайпу и просят пройти прослушивание в CirqueduSoleil, я импровизирую с этими памперсами прямо на улице.

Какая у вас любимая публика?
–В последнее время много детских спектаклей – я очень люблю возраст от четырех до шести лет. Их можно смешить совершенно без зазрения совести! Они ничего не фильтруют, с удовольствием принимают, у них нет никакой вредности типа: «Я знаю, как он это сделал!» Фокусы им показывать – большое удовольствие, рассказывать что угодно, дразнить, смешить. Дочь сейчас рекламирует в своей детской школе мой спектакль для взрослых. Там есть сцена в бане – она всем об этом рассказывает: «Приходите к папе на спектакль, он там показывает попу!» Я думаю, скоро загребут опять.