Евгения Тимонова – автор видеоблога «Все как у зверей», ведущего интернет-проекта о животных и их схожести с людьми. В эксклюзивном интервью Jewish.ru она рассказала, как добилась признания от своего кумира Николая Дроздова, и объяснила, почему счастливый натуралист всегда обкусан и обкакан.

Почему вы ушли с зарплаты в 10 тысяч долларов в агентстве BBDO и завели канал на YouTube?
– Строго говоря, зарплата была $7000, и еще примерно три тысячи набиралось с разной халтуры. Но не то чтобы так продолжалось много лет. С BBDO вышло смешно, кстати. Первый раз я пыталась устроиться туда в 2001 году. Практически вообще без опыта. Перед собеседованием ужасно волновалась, портфолио у меня было еще жиденькое. Так что решила подать товар лицом и пришла при полном параде. Тогдашний креативный директор Андрей Амлинский выдал самый элегантный отказ из всех, что я когда-либо получала: «Я вообще не понимаю, зачем красивые люди идут в рекламу. Копирайтер должен умирать в продукте. А как я могу требовать от вас, чтобы вы умерли в стиральном порошке?» Такой вот лестный пинок под зад.

Через пять лет BBDO уже само стало зазывать меня. Разумеется, я встала в красивую позу и игнорировала все их приглашения. До тех пор, пока еще через семь лет не почувствовала, что реклама мне надоела. И подумала, что самый правильный выход из рекламной индустрии – через ее главное агентство. Так что, когда меня снова позвали туда спасать контракт с «Билайном», я согласилась. Но на собеседовании предупредила сразу, что через месяц везу родителей в Таиланд – они живут в Сибири и крайне редко оттуда выбираются, – и даже если земля будет гореть под ногами, я встану и поеду в аэропорт. Через месяц земля действительно горела, а я встала и уехала в Тай. Вернулась через три недели, аккурат к приказу об увольнении: «Вы нам не подходите, вы не цените свою позицию и не лояльны к компании». И это была чистая правда! ВВDO, конечно, соковыжималка, но я страшно благодарна им за их бескомпромиссность. Уволенные люди начинают заниматься делом своей жизни. Через неделю после увольнения в Москву из Голландии приехал мой будущий режиссер, и мы придумали «Всё как у зверей».

Рекламный опыт помогает развивать канал?
– Скорее, помогает делать сами ролики, контент. Я практически не промоутирую канал, аудитория растет естественным образом. Медленно. 190 тысяч подписчиков за пять лет – по меркам YouTube это скорость роста карельской берёзки. Но карельская березка – самая дорогая. Эти люди – наш золотой фонд. В позапрошлом году мы решили снять сезон в Австралии. У Австралии, как известно, две проблемы: далеко и дорого. Настолько, что мы объявили краудфандинг на 500 тысяч рублей. Эта сумма покрыла бы только часть расходов, но и то хлеб. И что? Нам за первую неделю собрали миллион рублей и за следующие три – еще один. Я смотрела, как крутится счетчик сбора, и чуть не плакала. Одно дело, когда тебе говорят, что вы лучшие, мы вас обожаем. А другое, когда тебя берут и всем миром собирают, куда тебе там надо. Почти две сотни тысяч людей так хотят, чтобы мы делали то, что делаем, что готовы это финансировать. Да, у «Зверей» не самая большая аудитория в YouTube, но точно самая лучшая.

Трудно поверить, что бывший рекламщик может не хотеть лайков. Вы даже к запросам аудитории не прислушиваетесь?
– Ну, собрать много лайков много ума не надо. Часто просят снять на какую-нибудь горячую тему – политика там или хотя бы разборки блогеров, «на какое животное похож тот-то» и прочее. Понятно, что у такого будет куча просмотров. Но смысл не в том, чтобы лепить ролики, популярные в народе, а в том, чтобы делать популярными ролики о том, что мне самой интересно. Собственно, я всегда делаю только то, что мне интересно, даже если кажется, что это больше никто не оценит. Нормально, оценивают. Недавно мы стали делать оффлайновую версию «Все как у зверей» – премьера выпуска с большой лекцией. Первой темой я выбрала летучих мышей-вампиров – была в Южной Америке, очень они меня впечатлили. Продюсер в шоке: «Как мы соберём зал в ЦДХ на лекцию про летучих мышей?! Может, что-то поинтереснее?» Говорю: «Не волнуйся, если мне интересно, я расскажу так, что всем будет интересно». И да, всем было интересно. Откатали тур по шести городам с лекциями про кровососущих летучих мышей. Но они реально очень крутые, а люди об этом знать не знают. Хотя, конечно, на тему «Эволюционные способы заработать денег, выйти замуж, жить 100 лет и умереть в один день», наверное, собрать залы было бы проще. Вообще, тоже нормальная тема, если правильно подойти. Но меня в тот момент больше интересовали вампиры.

Самая экстремальная лекция у меня была на дне города в Москве. Перекрытая Тверская, народное гуляние, музыка орет, и посреди этого балагана, перекрикивая клоунов и зазывал, я рассказываю про лихие сюжеты симбиоза. Совершенно случайным гулякам, которые просто присели передохнуть на пять минут, да так и остались. Есть какая-то магия в этом диалоге лектора и зала, какой-то особый драйв. В итоге сейчас оффлайновые лекции – наш главный источник дохода.

Название у программы «Всё как у зверей» выглядит немножко эвфемизмом – рассказываете вы довольно резкую правду о людях. Зачем хитрите?
– Это программа про животных для людей, которые на самом деле не любят программы о животных. Животные сами по себе людям не особо интересны. Людям интересно про себя, про отношения, желания. Вот и пришлось придумывать такой обходной путь – рассказывать о животных так, чтобы люди узнавали в них себя. Проект направлен на то, чтобы даже далекие от биологии люди побольше узнали про животных, узнав – поняли, а поняв – полюбили. По сути, я рекламирую биологию. И у меня хорошо получается.

Велика разница в базовых принципах психологии домашних и диких животных?
– Примерно как между поведением ребенка и взрослого человека. Все домашние животные – это педоморфы, ювенильные формы, вечные дети. Они контактны, игривы, неагрессивны и ориентированы на людей, потому что очень сильно от них зависят. Но их поведение все равно проще, чем поведение взрослых особей, то есть диких животных, перед которыми задачи ставит жизнь. Жизнь всегда сложнее и бескомпромисснее любого родителя. Кстати, мы и сами такие. Человек – это фактически самоодомашненное животное. Мы – неотеническая, ювенильная форма предковых обезьян. Если посмотреть на наших ближайших родичей шимпанзе, очевидно, что мы похожи не на взрослого зверя, а на его детеныша. Мы педоморфы, вечные дети. И это многое объясняет.

Животные, которые вообще не имеют схожих с людьми проявлений, существуют?
– Только если вы слишком мало знаете о животном, о человеке, и у вас недостаточно способностей к образованию логических или хотя бы ассоциативных связей. В мире, и в биосфере особенно, все устроено по схожим принципам и во всём отражается. Животные – это наше зеркало. Оно отражает разные наши аспекты, и каждый аспект человеческого существа можно найти в каком-то животном. Поиском этих отражений и занимается наша программа.

В 10 лет вы были юннатом в зоопарке, а после школы поступили на биофак, но в итоге заканчивали филфак – почему?
– Оказалось, не могу убивать из научного интереса. Совсем. Ради еды могу, хотя когда работала в зоопарке, мышей и крыс для моих подшефных кошек бил старший товарищ. Но я тогда совсем мелкая была. Думала, пройдет, но не прошло. На биофаке вскрывать мышей и лягушек – это, честно говоря, не столько такая уж академическая необходимость, сколько акт инициации в настоящие ученые, для которых добыча знаний превыше всего. А у меня включился внутренний Достоевский: это же я не мышь убью, это я себя убью. Развернулась и ушла на литературоведение и психологию. А теперь наконец все мои безумные умения собрались в одно, и я рассказываю людям о животных, может быть, лучше всех. Как сказал один кандидат биологических наук: «Счастье, что ты не окончила биофак. Ты уже не смогла бы так рассказывать».

Вас кусала морская свинка, афалина, императорский скорпион, попугай ара, циветта. Вы страха перед животным вообще не испытываете что ли?
– Зато три дня назад меня укусила пчела – первый раз в жизни. Было интересно. Да, я нормально к этому отношусь. Приятно, что животное так искренне тебя учитывает. А вот что на самом деле страшно, так это укус какого-нибудь котенка или другого зверя, который может оказаться переносчиком бешенства. Вот это меня очень напрягает. У меня рабиофобия, тут же несусь делать прививку. И даже если объективных оснований опасаться заражения нет, все равно потом тихо психую полтора месяца. Бешенство – жуткая вещь. А так все в рамках здравого смысла: перед гребнистым крокодилом, который одним махом половину тебя откусит, страх невозможно не испытывать.

В 2014 году натуралист Пол Розали планировал пробраться к анаконде в брюхо в специальном скафандре, смазанном жиром. Жрать она его не стала, но принялась душить. Зачем натуралисты это делают?
– Я сначала думала, что это со мной что-то не то. Но по мере того как знакомилась с другими натуралистами, поняла, что это общее. Мой друг доктор Игорь Голубенцев на Белом море втирал себе в щеку щупальца медузы цианеи – просто чтобы почувствовать, как оно. У меня есть ролик про самое ядовитое беспозвоночное в мире, кубомедузу. Там я держу ее в руках, а потом она меня довольно закономерно жалит. Тоже было любопытно. Николая Дроздова перекусали все, кто мог. Однажды прямо перед камерой его цапнула прелестная и совершенно мирная плетевидная змея. И это по-честному, животное защищает свои границы. Но если правильно рассчитывать последствия, это уникальная возможность прочувствовать все на себе. Естествоиспытатель вечно покусан, описан, обкакан и страшно этим доволен.

Что вы почувствовали, когда узнали, что Николай Дроздов – большой поклонник вашей программы?
– Чудеса – это вопрос вероятности. Дроздов – один из людей, на которых я выросла. Перед поездкой в Австралию я хотела расспросить его об этой стране именно как натуралиста. Позвонила. А он такой собранный, деловой, нужно быстро объяснить, кто ты и что тебе нужно. Представилась, заикаясь, ведущей «Всё как у зверей». И тут он прямо поменялся в голосе: «Ох, вы мне звоните! Это такая честь для меня!» И минут пять рассказывал, какие мы молодцы и как он нас любит и смотрит. Прямо вот голосом Дроздова. А я стояла и умирала от счастья. Тот момент, когда понимаешь, что не только ты веришь в Деда Мороза, но и он в тебя.