Александр Родин стал фанатом еврейской музыки еще в саратовской консерватории. Теперь живет в Бад-Хомбурге и учит клезмеру немцев. В интервью Jewish.ru он рассказал, почему плакал от старых песен на идише и зачем немцы заказывают на свои праздники еврейские ансамбли.

Вы сейчас исполняете клезмер, а в детстве, когда учились музыке, знали, что это такое?
– Нет, я не знал, да и мало кто знал. По телевизору об этом не рассказывали, в газетах не писали, интернета не было. Из еврейской музыки я знал только «Хаву Нагилу», «7:40» и «Тум-балалайку». Я родился в Куйбышеве в 1970 году – там пошел в школу, одновременно в общеобразовательную и музыкальную. Семь классов по фортепиано закончил, был не самым лучшим учеником. По нотам играть не любил, любил подбирать по слуху. В те времена это не приветствовалось. Преподаватели сказали: хочешь быть музыкантом – играй на чём угодно, только не на фортепиано, и в музучилище я поступал уже на кларнет. Понятия тогда не имел, что кларнет имеет какое-то отношение к клезмеру.

Где вы познакомились с клезмерской музыкой?
– В 1990 году мне было 20 лет и я учился на кафедре духового отделения в консерватории в Саратове. Кто-то из ребят посоветовал попросить у профессора по классу трубы Селянина видеокассету с записью еврейских музыкантов – клезмеров. Профессор, завкафедрой духовых инструментов, ответил мне: «Ну, музыканты – это громко сказано». Но кассету дал. И на меня клезмер произвел колоссальное впечатление! Я услышал что-то совершенно новое, целый мир удивительных красок. Потом узнал от студентов, что этот профессор сказал обо мне: «Сработал-таки у Саши зов предков!» Фанатом классической музыки я никогда не был, но фанатиком клезмера стал моментально. Услышать звучание старых еврейских песен было радостно до слёз. Слушал их и чувствовал, что под эти звуки женились мои дедушки и прадедушки. Какой-то очень глубинный образ вставал перед глазами и вызывал бурю эмоций. В Киеве до войны был государственный украинский оркестр еврейской музыки под управлением Марка Рабиновича. Вот эти записи вышибают слезу до сих пор, когда их слушаешь. Весь оркестр записан на один микрофон, патефонный треск этот замечательный – время слышно.

Как в семье к еврейству относились?
– Недавно я узнал, что бабушка – мама моей мамы – до последних дней соблюдала еврейские традиции. Папа был партийный – синагогу на всякий случай обходил подальше. А вот мама вместе со мной ходила туда покупать для бабушки мацу. Этим моё знакомство с еврейством ограничивалось. Я был пионером, потом комсомольцем, от религии очень далек. То, что я еврей, узнал от одноклассников в школе. Я пришел зареванный домой, пожаловался, а мама сказала: «Да ты что! Нет, нет! Ты русский!» Из-за этого из школы хотелось поскорей убраться, вот почему я и двинулся в музыкальное училище после восьмого класса – и там уже была отличная компания и полный интернационал.

Во время Перестройки я стал слушать «Голос Израиля», начал интересоваться еврейской историей. Уже Куйбышев переименовали в Самару, и тогда я снова стал ходить в синагогу – в ту самую, где мы с мамой мацу покупали. Папе книжку подсунул: компартия уже разваливалась, да и в коммунизм он уже давно не верил. Мама стала тоже читать, и вот потом уже про бабушку рассказала – то-то я думал, что это бабушка на ночь себе под нос бормочет? А это были молитвы! Я всегда с большой радостью общаюсь на тему иудаизма, хотя религиозным человеком так и не стал. С раввинами дружу, когда могу – прихожу в синагогу. Сам я Б-га никогда не видел, но люблю общаться с людьми, с которыми есть ощущение, что они Его видят.

Какая она, жизнь клезмер-бэнда?
– В наше время это не может быть полноценной работой. Все музыканты работают кто где: в театрах, симфонических оркестрах. Клезмер-бэнд – лишь дополнительный заработок. Есть мероприятия – собрались, отыграли, нет мероприятий – каждый чем-то своим занимается. В Германии вот некоторые музыканты только клезмером зарабатывают, но это редкость. Проблема всех еврейских ансамблей в России – большая текучка. Приходит музыкант, пару лет поиграет и эмигрирует. Приходит на его место новый еврейский музыкант, и всё повторяется. В нашем самарском коллективе состав менялся раза три. В очередной раз он развалился уже после того, как я окончил консерваторию и вернулся из Саратова в Самару. Мне позвонил Марк Коган – директор ансамбля «Алия», недавно потерявшего половину состава, и предложил сделать новую программу. Я с радостью согласился. В 1997 году у нас уже был готов первый магнитоальбом – «Новая клезмерская музыка». Мы ездили с выступлениями в Биробиджан, Москву, Нижний Новгород и Казань. Записали второй альбом, он назывался «Весёлые клезмеры». Я услышал, как звучат американские бэнды с медными инструментами – трубой и тромбоном. Сделал еще одну программу для большего состава: кларнет, скрипка, труба, тромбон и ритм-секция, то есть ударные и бас. Еще мы поменяли клавиши на аккордеон – так более аутентично.

Где у вас основное место работы?
– Я живу в курортном городе – Бад-Хомбург. Старинный город, где отдыхал Достоевский и многие другие русские классики. Русская церковь тут c XIX века стоит. А при курортном городе должен быть курортный ансамбль, так же как и в Баден-Бадене, Бад-Киссингене, Бад-Кройцнахе и во всех «бадах». Вот наш кур-ансамбль в Бад-Хомбурге и есть моя основная работа. Нас шесть человек, играем для жителей и отдыхающих. Теперь мы часто и клезмер играем для немцев, хотя это не основная программа, я привёз её с собой из России. Свой еврейский ансамбль в Германии я тоже организовал. Назвал его «Волга-Клезмер-Бэнд». Играем клезмер, если позовут на свадьбу или день рождения. На Хануку сейчас играли для еврейской общины Бад-Хомбурга, а в ноябре играли на годовщину Хрустальной ночи: немцы проводят такие мероприятия в обязательном порядке, и нас попросили играть что-то не слишком весёлое, событие ведь печальное.

Действительно, клезмерская музыка, наверное, не на все случаи жизни?
– Дни рождения, юбилеи, свадьбы – да. А вот на ту же Хануку сначала исполняются традиционные ханукальные песни, и они на иврите, а это не клезмер. Клезмер – музыка идишской культуры. Вот недавно я на Хануку делал программу под руководством раввина, он сказал: «Первым номером должно звучать “Ханерот Халалу”, вторым – песня “Маоз Цур”». После сказал: «А теперь – танцы, и повеселее!» И вот тут уже клезмер и полился, и я играл всё, что хотел. Я очень люблю исполнять фрейлехсы: «Где ты был, когда были деньги», «Друзья, купите папиросы» и «Молдаванку». Люблю играть инструментальную «Хейсер Булгар», «У раввина в Палестине» – это из американских клезмеров. «Нафталис Фрейлехс» – народная мелодия, которую впервые записал американский кларнетист Нафтуле Брайндвайн со своим ансамблем. На свадьбах играю «Довид, сыграй это ещё раз», «Штиллер Булгар», традиционные свадебные песни. Играю много песенок, которые родом из разных местечек Украины, Прибалтики и Польши.

Как принимают в России клезмерскую музыку?
– Так же хорошо, как и цыганскую. Они ведь чем-то похожи, наверное эмоциями, только у цыган скрипка на первом месте, а в клезмере – кларнет. Есть фильм, комедия «Поезд жизни», там по сюжету от немцев бегут евреи и цыгане, среди тех и других есть музыканты. Они пересекаются в одну из ночей, и два ансамбля устраивают соревнование. Это чистый музыкальный огонь! Сразу видно, насколько схожие культуры. Но русские знают, что клезмер – еврейская музыка, научились уже узнавать. В Германии так и вовсе есть чистокровные немцы, крепко подсевшие на клезмерскую музыку. Немцы – и католики, и протестанты – приглашают клезмеров на свои дни рождения и домашние праздники. С одной стороны, возможно, это какой-то комплекс, связанный с Холокостом, но с другой – вообще-то, людям в Европе просто интересно всё новое и незнакомое, и немцы в этом плане очень любознательные. В России я не видел, чтоб неевреи заказывали клезмер, обычно заказывают только своё: татары – татарский ансамбль, русские – русский, евреи – еврейский. Может быть, многим кажется, что-то чужое заказывать не очень патриотично?!