«Мы здесь за бабки»
21.04.2020
21.04.2020
Вы сами больше любите работать на съемках кино или рекламы?
– Не люблю работать в кино, реклама – это дико круто: всё быстро, ответственно и за большой гонорар. Хорошие быстрые деньги – это же адреналин. У нас достаточно закрытое комьюнити, круг революционеров узок. Мы внутри меняемся от проекта к проекту, но не успеваем друг другу надоесть. Нет времени, чтобы поссориться, выяснять какие-то отношения: мы здесь за бабки, это дико дисциплинирует. Хотя со временем чувствуешь, что вот этот образ жизни тебя выедает, выхолащивает, делает пустой. Уже много лет говорю, что больше не могу так работать и жить, но продолжаю.
А вот кино – это всегда очень долгий процесс, полгода и более. Подготовка, съемки, пересъемки. Если директор съемочной группы тебе не нравится, ты живешь с этим всё положенное время и ничего не можешь поделать. Потом сидишь на премьере, смотришь и думаешь: «Во время съемок этой сцены режиссёр орал и бил меня головой об асфальт, а сам снял фильм-говно! Ради чего я страдала вообще?» Досматриваешь до конца и не понимаешь, а где строчка-то про второго режиссера Алесю Казанцеву? И перечень заболеваний, которые она получила, чтобы это снять?! Абсолютно бесславная и тяжелая работа.
Зато определенную славу вам принесла ваша первая книга «Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно» – отзывы писали и Татьяна Толстая, и Семен Слепаков, и Дмитрий Нагиев. Какие ощущения?
– Если бы мне кто-нибудь, например, сказал: «Алесь, ты вот сейчас идешь по Барнаулу в обуви 38 размера, хотя у тебя 40-й – больших женских размеров в Барнауле не было! – и натираешь мозоли, но знай: будет презентация твоей книги! Книга будет толстая, на нее будут отзывы очень известных людей. На Красной площади будет стоять гигантский шатер, прямо напротив Мавзолея, но люди даже не поместятся в этот шатер. Это все будет с тобой». Я бы не поверила, конечно. Сначала у меня была презентация книги на Красной площади, потом был московский «Дом книги», магазин «Москва» на Тверской, ещё что-то. Я каждый раз ожидала, что никто не придёт, но нет. Я бы никогда не подумала, что могу быть интересна всем этим людям. Они на меня смотрят, а я думаю: «Ребята, вы даже не подозреваете, какая я фантастическая идиотка! Вам интересно, что я думаю?! Серьезно?!» Моя мама до сих пор говорит: «Алеся, они тебя не знают, это не Меньшова пишет тебе отзывы и не Слепаков, это всё обманщики из интернета: они смеются над тобой!»
Что за сценарий, кстати, который вы якобы не дописали, припоминает вам Слепаков?
– Я люблю спросить совет у Семена, он всегда дает самый верный и мудрый. Вот недавно выслала ему сценарий короткометражки, он и советует: «Так ты ее сними, и всё. Ты точно что-нибудь получишь на “Кинотавре” за лучший короткометражный фильм». Я в ответ: «Но тут же вот не придумано». А он: «У меня есть для тебя совет: придумай». Я несколько раз бралась писать какие-то сериалы, адаптации или пилоты сериалов. Каждый раз это заканчивалось словами: «Никогда мне больше не звоните!» Я бросала трубку, потому что не выдерживала – это невероятный труд. Это не то же самое, когда у тебя на площадке что-то смешное произошло и ты бежишь в интернетик записывать. Нужна дисциплина: каждый день надо садиться за стол в одно и то же время и выдавать определённое количество материала. А вдруг у тебя не получается и посоветоваться не с кем? Я не могу, чтобы моим собеседником был только ноутбук. Мне нужны люди, я без них погибаю просто. Я их ненавижу, но погибаю без них.
Вообще, вы же журналист по образованию. Как чувствуете себя среди режиссеров, сценаристов, писателей?
– В образование я верю, только если речь идёт о врачах – да и то, у каждого из них, говорят, есть своё собственное кладбище. В журналистское образование не верю вообще: из 30 девочек и мальчиков, что учились со мной на курсе, от силы человек восемь работают по профессии. А где остальные? Где десятки режиссёров, операторов и актёров, которые ежегодно заканчивают ВГИК, ГИТИС, «Щуку»? Я верю в работу. В своей сфере и в множестве прочих.
Среди выпускников литинститутов бывают, однако, профессионалы. Взять хоть Пелевина.
– Пелевина нет на самом деле, я уверена. Есть какие-то вещи, которые мы знаем, что они есть, но их точно нет: Пелевин, коронавирус, Лондон, Бэнкси. Это мифы, которые нельзя разрушать, – нечто настолько большое и невероятное, что такого и быть не могло. Шекспира не было. Нет.
Вы рассказываете реальные истории про реальных людей из шоу-бизнеса. Они не пишут потом гневное в личку: «Я этого не говорил!», «Я не это имел в виду»?
– Я всегда выжидаю какое-то время, не пишу сразу. Люди забывают свои поступки очень быстро. Потом подходят ко мне и нахваливают: «Ты так смешно написала! Кто этот идиот?» Или: «Какое это агентство? Что это были за дебилы?» Я смотрю и думаю: «Вообще-то, это были вы. Вы себя вели, как полные придурки». Так что надо просто подождать, люди совершенно себя не узнают. Сначала я думала, что они издеваются надо мной, что я должна сознаться. Но нет, человек не видит себя, совсем.
Быстро ли к вам пришел успех в Москве?
– Первое время в Москве запомнилось как очень хреновое. В Барнауле я была золотое перо Алтайского края, а здесь – вообще никто. Но потом я устроилась в журнал про маркетинг, начала писать про съемки рекламы, а потом пошла эту рекламу снимать в кинокомпанию Bazelevs. И понеслось. Но сейчас меня, кстати, очень спасает, что я из Барнаула. Родись я в Москве, наверняка и не подозревала бы, что есть другая жизнь, что хотеть можно не только в театр. Я всю жизнь в Барнауле, например, хотела жрать, а было нечего. Барнаул для меня в принципе пропитан несчастьем и болью. Но я бы не хотела этого не знать, это помогает ценить жизнь. Я люблю запах метро, красивые широкие улицы и высоко ценю, что Москва – город больших возможностей.
Собственный способ переживать трудные времена есть?
– Никаких способов. Я обыватель, который переживает и боится. Если бы у меня не было ни мужа, ни детей, ни ответственности за маму – да чихать я на всё хотела тогда. С возрастом, когда ты обрастаешь ответственностью, начинаешь бояться, переживать за них и всё воспринимать через призму их будущего. Я паникую иногда, когда не знаю, что думать, что делать, как жить. Я нигде не нахожу ответов, ни у кого. Раньше, бывало, гуляю по магазину, смотрю на вещи и думаю: «Сделаю ремонт и буду в этом халате выходить на кухню и пить из этой чашки. Но только после ремонта. И вот так вот сяду – и заживу!» Но тут до меня дошло, что не будет этого времени, когда закончится ремонт. Ну закончится – нужно будет отдавать долги. У тебя вообще не будет времени позавтракать. Так что надевай халат сейчас, не будет «потом» в жизни. То, что с тобой сейчас происходит – это и есть твоя жизнь. Не будет никогда ни лучше, ни хуже. Будет как-то по-другому, где-то будет не хватать денег, где-то – времени, где-то – чего-то еще. Но никогда не будет идеальной картинки, к которой ты стремишься. Вот сейчас жизнь. Не тогда, когда ты перестанешь плакать, страдать или тебя возьмут на эту работу. А сейчас, сегодня.