Писатель Эшколь Нево – внук третьего премьер-министра Израиля. В эксклюзивном интервью Jewish.ru он рассказал, почему так важно связать воедино религиозных и лесбиянок, бедных и богатых.

Недавно на русском языке вышла ваша книга «Три этажа». Почему вы взялись за монологи-исповеди ничем, казалось бы, не выдающихся людей?
– Я не знаю, почему пишут книги – просто начал писать и втянулся. Погрузился в эти исповеди, оказался внутри отношений. Книга ведь о корнях, о связях между родителями и детьми, близости в парах – ну или же нехватке всего этого. Моей дочери было 12, когда я работал над книгой. Дочка тогда много злилась, и мы с женой не знали, как себя с ней вести. Только через год-полтора после издания книги в Израиле и за рубежом я начал понимать, о чем и почему она написана. Если коротко, то о том, что ты ответственен за проблемы, которые будут у твоих детей в будущем.

Вы открыли литературную школу, в которой учите студентов писать. Разве можно научить человека быть писателем?
– Основная проблема человека, начавшего писать – одиночество. Когда ты пишешь первую книгу, ты не знаешь, как писать, не веришь в себя. Многим помогает работа в группе, когда-то помогла она и мне. Но тут существует угроза потерять свободу. Моя задача как наставника – дать ученикам и максимальную свободу, и отклик, вселить уверенность. На днях рассказ моей ученицы опубликовали на самом престижном в мире сайте коротких рассказов. Мне было очень приятно: занимался с ней, когда ей было 25. Теперь ей 32 года, и постепенно она обретает индивидуальность, свой собственный голос. Это захватывающий процесс.

Много таких успешных примеров?
– Уже 75 моих учеников издали свои книги. Среди них есть авторы израильских бестселлеров и даже одна звезда мирового уровня – Айелет Гундар-Гошен. Сегодня она самая успешная израильская писательница, добившаяся международного признания. Была моей ученицей с юного возраста. Но не все приходят, чтобы становиться писателями. Многие – чтобы «разобраться в себе». Мы все ушли в смартфоны, постоянно меняем маски, и это отдаляет нас от других и от самих себя. Есть в писательстве и что-то сродни медитации. Есть очень популярная западная концепция «майндфулнесс». Ее смысл: быть в каждый момент «здесь и сейчас», погружаться в то, что делаешь. Когда пишешь, именно так и происходит, и это очень сильный опыт. Сегодня утром я писал полтора часа, и все это время «находился» в гостинице в Варшаве с героем, который испытывал страх – так вот я прошел это испытание вместе с ним.

Какими качествами должен обладать писатель?
– Всех моих учеников, выпустивших книги, объединяет одновременно интерес к людям и неспособность в полной мере принадлежать обществу. Ну и готовность к тяжелой работе. Иногда у меня появляются очень талантливые ученики, которым не удается ничего опубликовать, потому что они не способны вкалывать.

Возможно, это проблема нового поколения?
– Точно так же говорили и о моем поколении. Да, существует проблема нехватки внимания, и каждому следующему поколению тяжелее сосредоточиться. Но это лишь значит, что молодые будут писать рассказы нового типа, и это интересно.

По образованию ведь вы психолог?
– Не совсем – я получил только первую степень и оставил занятия. Они мешали творчеству. Психология подразумевает разделение всего на категории: нормально или ненормально, гиперактивность или посттравматический синдром, депрессия или меланхолия. Но человек всегда в пограничной ситуации, на грани нормы. Поэтому, когда пишу, я оставляю все ограничения психологии в стороне. Каждый человек уникален. Но психологию и писательство, конечно, объединяет интерес к человеку. Мне интересны люди, я пытаюсь их услышать.

Вас назвали в честь вашего деда, премьер-министра Израиля Леви Эшколя. Вы ощущаете какую-то духовную связь с ним?
– Прежде всего, я связан с ним именем. Если тебя назвали Эшколем, то от этого уже никуда не денешься. Я не застал его, так как родился в 1971 году, а он умер за два года до этого. Так что знаю я о нем лишь по рассказам. Духовной связи точно нет. Но я чувствую, что через маму я впитал огромную любовь к Израилю. Это сделало меня политизированным, я пишу колонки в «Едиот ахронот». Их, кстати, тяжело найти, потому что я прошу их не выкладывать в сеть, а публиковать только в печатной версии, чтобы мои дочери не могли читать комментарии. Обычно в них пишут много гадостей, особенно если ты критикуешь правительство. Израиль – это моя страна, я не собираюсь ее покидать и отказываться от того, что мне важно.

А что вам важно?
– Единение. Быть израильтянином – не сводится к разделению левый-правый. Это в первую очередь приверженность демократии. Но в последние годы демократия деградирует. Бывший министр культуры Мири Регев в какой-то момент объявила, что господдержку должны получать лишь лояльные государству деятели искусства. Затем начали менять в «национальном законе» положение арабов и друзов, забывая, что равенство прав – базовая вещь в государстве. Я хочу вернуться к изначальным ценностям страны, безотносительно левых и правых. И вот о базовых ценностях должна идти общественная дискуссия – что такое сионизм, чего хотели Герцль и Бен-Гурион. Я считаю, что наши проблемы связаны не с иранцами или палестинцами, а с разделением в обществе. Нам нужна общая самоидентификация. Однако политическая платформа Нетаньяху построена на стравливании и не может способствовать единению. Оппозиция же превратилась в футбольную команду, которая всегда проигрывает. Чтобы закончить этот длительный балаган и начать все сначала, нам нужны новые лидеры.

Но ведь не только в правительстве, в самом израильском обществе все больше людей с совершенно разными представлениями даже о базовых ценностях – разве не так?
– Это вызов нашему обществу. Как раз об этом я и пишу сейчас свою книгу, одна из ее целей – сблизить, связать наше общество воедино. И благодаря моим студентам я сохраняю оптимизм. Год назад у меня в классе были харедим из Модиин-Илит, поселенцы, лесбиянки из Тель-Авива, богатые и бедные. И если вначале было отчуждение – он не из моего племени, не стоит даже разговаривать, – то постепенно все объединялись вокруг языка, вокруг иврита. Так начинаются изменения. Если остановить дегуманизацию получается в малом масштабе, то, значит, это возможно.