Дуду Герштейн – один из самых востребованных в мире скульпторов. В эксклюзивном интервью Jewish.ru он рассказал, почему хорошее искусство – как вкусная еда, а творить лучше всего на Дальнем Востоке.

Как вы вошли в искусство?
– Я не вошел в искусство, это искусство вошло в меня! Когда я был ребенком, я очень хорошо рисовал. Как-то в моем школьном классе детей спросили, кем они хотят быть. Один сказал, что врачом, «потому что папа – врач». Другой, что профессором, «потому что мама – учительница». А за меня ответил хором весь класс: «Ну ты точно станешь художником!» Как понимается, не было у меня выбора, профессию мне навязали. Но если серьезно, я действительно очень любил рисовать и видел в этом свое будущее. С юных лет много читал о художниках, о Ван-Гоге, Гогене, о том, что происходило на переломе XIX–XX веков в Париже, о современном французском искусстве. Это дало мне толчок. Как только я отслужил в израильской армии, записался в школу рисования – вот с тех пор я в искусстве.

Вы родились в Иерусалиме, но судя по вашим урбанистическим работам, предпочитаете Тель-Авив и Нью-Йорк.
– Когда мне было четыре года, мы переехали в соседний с Тель-Авивом Рамат-Ган – там я и вырос. Моим родителям было трудно жить в Иерусалиме. Но я в какой-то момент туда вернулся. В Иерусалиме родились мои дети. Тем не менее потом я переехал в Тель-Авив. Урбанизм, городская жизнь меня очень занимают. Я не смог бы жить в сельской местности. Это не в моем характере: я люблю интенсивность, бешеный ритм – все то, что дает большой город. И это все действительно проявляется в моих работах. Впрочем, я стараюсь рисовать и природу, чтобы оттенить городскую жизнь.

Вы – представитель современного искусства. Как простому человеку научиться его понимать?
– Современное искусство – это не что-то единое, что можно понимать или нет. С одной стороны, нужно изучать его направления как способ мышления. Это сродни религиям. Существует много религий. У каждой – свои правила, и в них нужно погружаться, учиться. Но, с другой стороны, современное искусство создается для людей, чтобы они смотрели и наслаждались. Так что если произведение не захватывает, это его проблема, а не зрителя.

Вы сами стараетесь создавать захватывающие произведения?
– Да. Искусство – это способ коммуникации. Если я хочу через искусство передать послание, а его в итоге никто не понимает, то мое произведение бессмысленно. Искусство может сказать очень многое – гораздо больше, чем думают люди. И тут подход «я не эксперт, я не пойму» в корне неверен. Когда слушаешь музыку, то получаешь удовольствие и не всегда понимаешь, как она создана, но тебе нравится. C искусством то же самое: ты должен просто получать удовольствие. А если не понимаешь, то это как невкусная, но напичканная витаминами полезная еда, которую не можешь есть, и поэтому она ничего не стоит. Искусство надо подавать как вкусную еду, чтобы его полюбили. И тогда там разглядят «витамины», полезные для души и тела. Но прежде всего это должно нравиться.

Когда вас представляли в Москве, то многократно подчеркивали, что вы – очень израильский художник. Ощущаете себя так?
– Нет. Я не чувствую себя израильским художником. Я израильтянин, потому что родился в Израиле. Я связан со страной, но мое искусство – нет. Я взращивал его внутри себя, и многие годы очень сильно отличался от других художников здесь. Вероятно, были художники, которые оказались под моим влиянием и пошли по моим стопам, но в целом я не попал в струю израильского искусства. У меня нет цели стать «национальным» художником. Я не беру местные темы, не занимаюсь израильской историей. Я работаю с общечеловеческими ценностями, которые принадлежат всем. Поэтому, когда я приезжаю в Москву, Брюссель или Сан-Франциско – я говорю с людьми на их языке, приношу образы, которые принадлежат всем нам как людям.

Есть ли вообще израильское искусство как таковое?
– Нет ничего, что бы развивалось в Израиле отдельно от мировых трендов. Но если говорить о какой-то черте, то в израильском искусстве есть что-то очень неопределенное, свободное и очень неформальное. Я же люблю немного другое – более дотошное внимание к деталям. Я люблю художников, которые работают с цветом, мне нравится граффити, современное африканское искусство. Из современников люблю английского художника Дэвида Окни, а из прошлых эпох – Матисса и Пикассо. Концептуальное искусство, минимализм я не люблю, хотя и читаю об этих направлениях, интересуюсь ими.

Какие у вас сейчас творческие планы?
– Я очень люблю создавать уличные скульптуры. В Израиле свыше полусотни моих скульптур. Чтобы сделать что-то значительное, нужно, чтобы выделили место, большой бюджет. Это совсем не то, что сидеть в студии! Ты должен планировать архитектурные решения, тесно работать с приглашающей стороной. Я работал в Англии, в Европе, но в последнее десятилетие больше всего на Дальнем Востоке: в Сингапуре, Тайване, Корее, Таиланде. У них есть деньги и открытость к скульптуре.

Вместе с тем есть вещи, которые я делаю исключительно для себя. Сейчас я вернулся на 30 лет назад и вновь начал рисовать: даю уроки на дому, фиксирую на бумаге прошлое. Я чувствую, что должен еще кое-что успеть, прежде чем уйду из этого мира. Когда творишь, движешься не линейно, а по кругу. Так что, возвращаясь к прошлому, я замыкаю круг. Сегодня меня узнают преимущественно по скульптуре, но мне есть что сказать и через рисунок. Думаю, позже эти мои работы получат известность.