Американка Хила Коэн сначала увлеклась русским языком, а потом внезапно для себя выучила и горско-еврейский, джуури. В интервью Jewish.ru она рассказала, чем её манит Советский Союз и почему джуури пережил сталинские репрессии, а идиш – нет.

Откуда вы, американка с израильскими корнями, так хорошо знаете русский язык?
– Мои родители действительно выросли в кибуцах на севере Израиля, их предки по большей части приехали в Палестину из Восточной Европы ещё до войны. Но я родилась уже в Калифорнии, а росла в Айова-Сити, где расположен Айовский университет. Уверена, моя любовь к самообразованию, культуре и чтению – родом из детства, из места, где все было пропитано наукой. В старших классах школы я впервые познакомилась с классиками русской литературы – читала на английском, конечно, но всерьез ими увлеклась. Потом уже в Вашингтонском университете начала изучать русский язык, погрузилась в литературоведение, за что спасибо моему великолепному преподавателю Михаилу Палатнику. На меня сильно повлияла Марина Цветаева, особенно в плане ощущения языка как музыки, когда не просто каждое слово, а каждый слог имеет значение. Сейчас я с удовольствием читаю научную прозу Михаила Бахтина.

При этом на русском вы не остановились – вы еще и горско-еврейский язык, джуури, выучили?
– Джуури подтянулся за русским. По языковой программе обмена я в какой-то момент оказалась в Москве, работала над исследовательским проектом на филфаке РГГУ. А жила я все это время в чудесной семье горских евреев из Махачкалы. Мы подружились, из этой дружбы выросло увлечение джуури. Когда я начинала его изучать, еще даже учебников толком не было, но потом они, к счастью, появились, и стало попроще.

Сейчас в сфере ваших научных интересов – советская литература?
– В Пенсильванском университете в Филадельфии я занимаюсь компаративистикой, сравниваю литературные тексты в разных, но связанных между собой языковых контекстах. И тут Советский Союз уникален – люди могли заручиться поддержкой властей, чтобы писать и говорить на своем национальном языке. Не все и не всегда, конечно. Советская политика была глубоко насильственна во многих планах, в отношении языков в том числе. Однако на Кавказе, например, существовали особые программы для еврейских общин, направленные на то, чтобы горские евреи общались между собой на джуури или татском, как он официально назывался после 30-х годов. Причем такие программы были не только для горских евреев, но и для многих других народов.

Писатели же во всем мире тогда стремились творить на родных языках. Вот почему в СССР приезжало немало литераторов, у которых была одна цель – создать свой словесный мир на языке предков. Например, как-то в Союз на один из международных писательских съездов приехал кенийский прозаик Нгуги ва Тхионго. И сильно впечатлился тем, сколько разнообразных языков звучат вокруг него. А именно горско-еврейские активисты сделали очень многое, чтобы эти языки продолжали звучать. Например, Хизгил Авшалумов – автор шикарных сатирических рассказов про родной Дагестан. Он писал и на русском, но про горско-еврейский не забывал – вместе с другими писателями составлял новые алфавиты и литературные структуры для языка джуури. Их труды оказали значительное влияние на другие советские языки. Так вот, кениец Нгуги ва Тхионго был настолько впечатлен, что, вернувшись домой, позабыл про английский – и стал писать исключительно на своем родном языке кикуйю. Это был весьма рискованный шаг, но он на него пошел. В итоге литературные труды Нгуги на кикуйю приобрели мировую известность.

Были и другие примеры возвращения «к истокам», к творчеству на родном языке. Иногда успешные, иногда трагичные – многих за это ожидали репрессии либо в самом Советском Союзе, либо по возвращении домой. В таких вот противоречивых, но крайне интересных исторических реалиях создавалась новая волна литературных текстов на нетитульных советских языках, да и вообще на самых разных языках мира.

Для вас самой СССР – это больше про добро или про зло?
– Полагаю, любой русскоговорящий человек сегодня осознаёт главные примеры добра и зла из советской истории: по одну сторону – доступное образование, бесплатная медицина, победа над нацистами, с другой – сталинский террор, переселения народов, голод. В этом плане не могу добавить ничего полезного – знаний и опыта у меня недостаточно. Но могу привести пример. Есть роман Миши Бахшиева «Хушегьой онгур», то есть «Гроздья винограда» с джуури. Он был опубликован в 1963 году в СССР, в нем затрагивалась проблема ущемления евреев и их традиций при советской власти. Но выходит, что именно государственное издание помогло Бахшиеву осветить разные стороны советского горско-еврейского быта.

Получается, пока у человека есть свой национальный язык, у него существует и возможность выражать на нем свои мысли даже в самых тяжелых, страшных условиях. Это можно четко проследить в творчестве других популярных горско-еврейских авторов – Зои Семендуевой, Якова Агарунова и Яши Машияхова. Все они с любовью и трепетом сохраняли горско-еврейскую письменность для потомков.

Но история горско-еврейского книжного сообщества разительно отличается от истории идиша в СССР. Для самых главных ашкеназских писателей советские репрессии 50-х носили страшный, тотальный характер, и их творчество на идише после Сталина было уже совсем другим. В то время как цепь литературной традиции на джуури сохранилась даже после череды карательных мер.