Рок-певица Хила Руах рассказала Jewish.ru, как Москва застряла в 80-х, чем плох Тель-Авив и почему она выбирает быть неудачницей.

Вы первый раз в Москве?
– Да, и мне здесь очень понравилось. Напоминает израильские города годов так 80-х. Я даже не знаю, как это объяснить. Была здесь во многих местах, ресторанах, все как из 80-х.

Интересное наблюдение. А мне вот ваша музыка напоминает рок 60–80-х.
– Да? Любопытно. Мы считаем, что играем современную гаражную музыку, что-то вроде постпанка. Можно говорить о множестве влияний, в том числе специфических, вроде Лу Рида и Пи Джей Харви. И кстати, мне кажется, что у меня все – не только про музыку. Гораздо большее значение имеют тексты. Я автор и мелодий, и текстов своих песен.

Как вы определяете, что вы – это постпанк? Может, просто панк?
– Я говорила о музыкальном жанре. А панк – это не жанр, это состояние души. По жизни я гораздо больше панк, чем в музыке.

В чем это выражается?
– Не в том, чтобы все время напиваться. Это скорее такая ментальность, трудно артикулировать. Наверное, некая экзистенциальная неустроенность, некоторая дикость. В этом смысле я панк.

Рок-музыка – это практически всегда протест. В ваших песнях он есть?
– Конечно, чаще всего этот протест очень личный, мне он ближе. Покопаться в себе, людях, вынести наружу все ненормальное и неправильное. Хотя в наших песнях есть и обычный политический протест. Например, песню «Грязная семейка» я написала о Нетаньяху Биби во время всех этих скандалов вокруг него. Она о том, что жизнь – дерьмо, но все равно: «Мы – не они». У нас нет больших денег, власти. Все, что у нас есть – это мы сами.

У русского рока интересная история. Слова были всегда важнее музыки, но…
– У нас так же!

Но после распада Советского Союза, когда внешнее давление исчезло и андеграунд был, так сказать, легализован, песни стали слабее. Каково вам быть рокером в так-то довольно комфортной и безопасной среде?
– Андеграунд – правильное определение того, что мы делаем. Да, мы в Израиле относительно нормально живем, но рок для меня – это все равно андеграунд, возможность делать то, что хочу, не оглядываясь на конъюнктуру. Ни на поп, ни на хип-хоп. Андеграунд – это прибежище неудачников, думаю, что это во всем мире так. Мы проживаем наши жизни как антигерои, за скобками мейнстрима. И да, в Тель-Авиве вроде бы все круто, но на самом деле нет.

Отчего же нет?
– Правительство...

Что с ним сейчас не так? Вон Нетаньяху отправили в отставку.
– Ну посмотрим, всего несколько месяцев прошло. Есть ощущение, что по сравнению с 90-ми левые в Израиле скукожились, с ними больше и активнее борются. У нас страна бесконечного конфликта, и я понимаю все стороны. Мой отец голосует за Биби, а я наоборот. Но кажется, что перебор политики в этом интервью.

Ваш отец из Турции, мама из Туниса. Как вы попали на рок-сцену? Это нетипично для восточных евреев.
– Мои корни не влияют на мое творчество. И мама, и папа, и сестры, и брат любят музыку. В восемь лет я впервые дома услышала Дэвида Боуи и потерялась.

Семья и сейчас поддерживает вас?
– Конечно, приходят на все концерты. Им нравится и то, что я делаю, и то, что обеспечиваю себя за счет музыки. Конечно, они были бы больше рады, если бы у меня уже были дети. Но всему свое время.

Если вы – андеграунд и вам не очень нравится, что происходит в Израиле, или даже шире – мире, то что бы вы хотели изменить?
– Я чувствую, что интернет и социальные сети – это ошибка. Социальные медиа стирают индивидуальное мышление. Сейчас на глобальном уровне меня волнует именно это. Не думаю, что для человечества хорошо быть в сетях в перманентном контакте всех со всеми. Это отравляет.

Но совершенно очевидно, что глобальная сетевизация будет только расширяться.
– Но до какого предела? Где этот конец? Никто не знает, и я не хочу туда попадать. Это самый тяжелый вызов для человечества. Именно поэтому моя группа называется «Шок будущего» по одноименной книге Элвина Тоффлера. Он описал еще в 1970 году, куда технологии приведут человечество. Самым сложным для человека будет принять решение. Все одинаковое, все призрачное. Так что я очень пессимистично смотрю в будущее, но не знаю, как это изменить. Я лишь фантазирую, что будет, например, если не будет интернета. Я родилась в поколении, которое еще помнит жизнь без интернета. Да, я олдскульная и странная. А еще я знаю группу «Кино».