«Её изнасиловал медбрат»
18.01.2022
18.01.2022
Почему вы обратились к теме психических расстройств?
– В молодости я работала журналистом в Израиле, но потом поступила на биологический факультет одного из лучших университетов США. Спустя время опомнилась: где я и где наука?! Я утратила к учебе интерес, перестала ходить на занятия и поняла, что осталась ни с чем, ведь в Израиле у меня была работа, осмысленная и насыщенная жизнь. Тогда я начала преподавать иврит по три часа в день. Правда, все остальное время лежала с суицидальными мыслями в кровати – и так несколько месяцев подряд.
Меня спасло, что я начала учить кинематограф в Сан-Франциско. Я выросла в творческом окружении: моя мама сценарист, а папа – музыкант. И вот я попала в место, где в коридорах играет музыка, а люди снимают фильмы. Это вернуло мне надежду. Только спустя пару лет я осмелилась рассказать о своих трудностях подруге-психиатру, и тогда она ответила: «Ясмин, у тебя была депрессия. Почему ты молчала?» Я давно работаю на израильском телевидении и постоянно вижу коллег, которые в одиночку борются с депрессией, посттравмой или паническими атаками.
Один психиатр в твоём фильме говорит, что мужчины в пять раз чаще женщин кончают жизнь самоубийством.
– Им не с кем об этом поговорить, и ситуация усугубляется. Вот мой герой, футболист Идан Веред, борется с паническими атаками. Был период, когда его постоянно рвало и он похудел на 12 килограммов. Он лег в больницу, но все анализы были в порядке. Лишь спустя год Идан понял, что природа его болей психологическая – и обратился к психотерапевту. Съемки фильма дались ему очень тяжело, ведь говорить о настолько стигматизированных вещах непросто. Есть сцена, где в комнату заходят пятеро футболистов – настоящих мачо! – и Идан говорит им: «Если мы сейчас поднимем эту тему, то люди перестанут чувствовать себя одиноко». Многие успешные спортсмены США страдают от панических атак, что характерно для людей, которые так напряженно живут.
Каково это – быть гражданином Израиля с психическими отклонениями?
– Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, в вопросах психического здоровья Израиль находится на одном уровне со странами третьего мира. Израильтяне живут очень напряженно в ожидании постоянной угрозы. Я сейчас даже не имею в виду тех, кто склонен к паническим атакам. Постоянная бдительность по отношению к звукам, например, превращает обыкновенный рев мотоцикла в призыв спасаться. К тому же в Израиле поддерживается культ отваги, при котором запрещено показывать свои уязвимые места, что только усугубляет ситуацию.
Не будем забывать, мы – второе или третье поколение людей, которые столкнулись с экзистенциальной тревогой, получившей начало во время войны. Мой дедушка прошел через концлагеря, после чего у него развилось маниакально-депрессивное расстройство. По воспоминаниям моей мамы, полгода в году он ни с кем не разговаривал. Его не стало, когда ей было 17 лет. Моя тетя утверждает, что он покончил с собой. Мама страшно злится на эту версию и опровергает ее. Возможно, она не может принять тот факт, что ее отец вот так оставил ее. Мой отец родился в исправительно-трудовом лагере в Сибири в 1946 году. Он никогда не выбрасывает еду: в конце семейного ужина мы собираем все остатки к нему в тарелку. Это уже стало семейной легендой. Но израильская реальность такова, что она предлагает забыть о нашей травмированной части и сделать вид, что это не имеет к нам никакого отношения.
Некоторые герои фильма сделали психические расстройства частью своей харизмы и карьеры. Не ведет ли такое отношение к романтизации проблемы?
– Писательство стало неотъемлемой частью восстановления поэтессы Эден Шпильман. В детстве она стала жертвой сексуального насилия, после чего у нее развилась опасная болезнь Крона. Аутоиммунные заболевания характерны для людей, которые пережили посттравму. Некоторые думают, что психосоматические причины заболеваний не могут нанести вред нашему телу, но это заблуждение. Эден говорит: «Мое тело кричало от боли». Когда она уже выросла, вышла замуж и стала матерью, ее госпитализировали с приступом болезни Крона – и ночью ее изнасиловал медбрат. Этот случай пробудил все детские воспоминания, и карточный домик просто развалился. Эден стали преследовать суицидальные мысли, и ее поместили в психиатрическую лечебницу. Только терапевт, которая поощряла Эден активно рассказывать о своей истории, смогла вытащить ее из мыслей о самоубийстве. До этого не находилось ни одного человека, способного дослушать до конца, что ей пришлось пережить. Можно понять мать, которая не в силах все это слышать, но даже профессионалы не могли переступить через себя.
Или рассмотрим пример стендап-комика Хагит Гинзбург, которая всю жизнь страдает от легкой формы депрессии. Меня привлекло в ее истории, что она разбивает стереотип о незамужней женщине из Тель-Авива, которая сидит на ципралексе. Депрессия – это не привилегия, это не ее выбор. Если бы она могла, то отказалась бы от своего расстройства, но вынуждена сражаться с ним на протяжении жизни. Смех вытаскивает ее из очень тяжелых периодов. Я понимаю, откуда такой вопрос про романтизацию. И сама спрашивала у Хагит, является ли для нее депрессия источником вдохновения. «Может быть, снаружи это выглядит именно так, – отвечает она. – Но погруженный в это, ты не чувствуешь ничего вдохновляющего».
Один из героев нетрадиционной ориентации во всех подробностях на съемках рассказывал о своих попытках самоубийства. Но мы намеренно при монтаже вырезали эту часть, чтобы не романтизировать ситуацию.
Как мы можем поделить ответственность между человеком и обществом за разрушение стереотипов?
– Само по себе допущение мысли, что стереотипы поддерживает сам человек, а не безликое общество – уже взятие ответственности. Даже у многих психологов и психиатров есть предрассудки по отношению к своим пациентам – они смотрят на психические расстройства как на слабость. Это очень укоренено в нашем обществе. Мы все – носители определенных стереотипов. Одна только способность увидеть и признать это может сильно помочь в борьбе с предрассудками.
Как только я обнаружу в себе склонность думать о человеке, проходящем лечение в психиатрической клинике, как о ком-то, на кого нельзя положиться, я могу остановиться и осознать, что это всего лишь стереотип. После этого осознания я смогу познакомиться с человеком лично, чтобы узнать его лучше. Но как только я начинаю думать, что не подвержен влиянию стереотипов, то тут же теряю критичность мышления. Мне кажется, это и есть ключ. Что касается общества, то задача Министерства здравоохранения в сотрудничестве с Министерством образования – это просвещение широких масс. Может быть, однажды молодое поколение будет относиться к депрессии так же, как и к воспалению легких.