Боярский пел у него в «Летучем корабле», Спиваков был за папу-петуха в «Гадком утёнке». В интервью Jewish.ru режиссёр Гарри Бардин рассказал, как понять евреев за пять минут, зачем в мультиках Чайковский – и что ждать от фильма про человека в России.

За неполные четыре года с нашей последней встречи вы сняли два фильма, написали мемуары и уже работаете над новым проектом. Пауз нет?
– Курорты, санатории, отдых на островах Бали и Мали – это не для меня. Нет у меня и дачи. Может, как раз потому, что всю жизнь перехожу из фильма в фильм. Не скажу, что это привычка или нужда, просто так получается. Но в последнее время паузы затянулись. Я даже подумывал о завершении режиссерской карьеры, но в голову пришла новая идея, так что как минимум еще одно короткое кино. История человека в России. Главного персонажа – человека, разрывающего себе грудь, мне подарил известный скульптор Андрей Налич. (Эта скульптура долго стояла на входе в старое здание ИД «Коммерсантъ» на Врубеля, 4. – Прим. ред.) Картину я буду делать под музыку знаменитого «Вальса № 2» Дмитрия Шостаковича, известного как «Русский вальс». Запись этого гениального произведения мне уже подарил мой друг Владимир Спиваков – руководитель Национального филармонического оркестра. Фильм, кстати, так и будет называться – «Русский вальс».

Как вообще приходят идеи фильмов? «Конфликт» вам приснился, «Выкрутасы» появились благодаря предыдущему мультфильму «Брак», от реквизита которого осталась проволока. Ведь в вашей фильмографии более 30 работ – какие из них пришлось выдумывать дольше всего?
– Дольше всего рождался «Гадкий утенок», что и немудрено, это полнометражный фильм, поэтому работа шла шесть лет над ним. Ну а идея, как известно, приходит в голову, и дальше она обретает очертания. Доработка некоторых фильмов требует времени, сюжет других рождается буквально моментально, как с тем же «Плачем на все времена».

«Плач» вы сняли после нападения террористов ХАМАСа на Израиль в 2023 году. Многие считают, что он посвящен трагедии 7 октября. Но вы представляете его как тысячелетнюю историю еврейского народа, изложенную за пять с половиной минут. Можно узнать всю авторскую задумку и приемы, олицетворившие ее на экране?
– Да, я уложился в пять с половиной минут, не заморачиваясь. Но это я шучу, конечно. Я заморачивался. Много думал, как евреи от молитвы, от просьб к Б-гу, от этих записочек в Стену Плача приходят к осознанию, что они должны бороться за свою свободу. Своими собственными руками. Потому что, как говорится, на Б-га надейся, но сам не плошай. И да, евреи, израильтяне это осознали – и доказали. И доказывают. Собственно говоря, евреи в фильме срывают с себя желтые звезды, как память об Освенциме, и бросают к ногам. Потом чья-то рука – скорее всего, того, кому они молились, поднимает эти звезды и подбрасывает их в небо. И эти желтые звезды становятся звездами на небе. Освещающими путь. Ну вот какую задумку я осуществлял. Но «Плач», к сожалению, не вошел в программу ни одного фестиваля, хотя я предлагал его на рассмотрение организаторам разных мировых смотров.

Как вы думаете, почему?
– Сегодня в мире по большей части не произраильские настроения, не проеврейские. Они всегда были, но тлели, а тут стали мейнстримом. Причем в цивилизованных странах, что обидно. С этим смириться трудно и понять нельзя, но такова реальность.

Что вы чувствовали, узнав об устроенной террористами резне в израильских поселениях?
– Ужас. Это был очередной ужас. За последние несколько лет я испытал столько ужаса, сколько никогда не было в моей жизни раньше.

Как вы объясните перемещения фокуса международного внимания с трагедии Израиля на беды палестинцев в Газе и усиление критики операции еврейского государства в Газе, как будто все забыли, что она стала ответом на нападение террористов, с которыми и борется Израиль?

– Мир привык к тому, что евреи – это жертвы. И очень удивляется, когда жертва вдруг начинает сопротивляться. Начинает сопротивляться и дает по морде насильнику. Это всегда вызывает оторопь, которая переходит в жалость, но уже не к жертве, а к тому, кому дают в ответ по морде. Палестинцам дали по морде – и правильно, на мой взгляд, жаль, что мало. Потому что они звери, а не люди. Потому что если человека воспитывают в ненавистнической идеологии, под лозунги смерти жителям соседнего государства, то человека из него уже не получится. Вот почему их не принимают даже арабские народы. Возможно, если оттуда вычесть ХАМАС, то они и придут в норму через какое-то время. Что, честно говоря, меня очень удивит. Но для этого детей надо учить не убивать, а возделывать землю, выращивать на ней деревья, а не сеять смерть. Как замечательно сказала Голда Меир – они должны любить своих детей больше, чем ненавидят евреев. Когда они научатся этому, то, может, из них и выйдет толк.

К 50-летию творческой деятельности вы издали мемуары «Ё-мое». Чем они отличаются от изданной чуть более 10 лет назад книги воспоминаний «И вот наступило потом»? И откуда такие названия?
– Первая книга больше была про мою жизнь, а вторая посвящена кино, но в нее вплетаются, конечно, и человеческие отношения. Названия же и для одной, и для второй подбирались случайно. «И вот наступило потом» – это название, навеянное моим внуком. Когда он был маленький, он играл с машинками, находясь у нас с женой дома. И вот я услышал его разговор с машинками – он им приказывал: ты потом поедешь туда, ты потом поедешь сюда, а ты потом поедешь туда. Сделал паузу и сказал: «И вот наступило потом». Я понял: вот название моей книги – и начал писать воспоминания. Когда же я задумал книгу про мои фильмы, то суммировал годы работы в мультипликации – и невольно произнес: «Ё-мое, а ведь я в кино уже 50 лет». Так и появилось название – «Ё-мое». Первая часть этих мемуаров уже опубликована, вторая выйдет в сентябре, а потом будет и отдельная книжка.

Что для вас главное в мультипликации?
– Для меня главное – игра ума. Это расчет сюжета до кадра, а позже создание из нее живого, дышащего организма кино, которое должно волновать зрителя. Если кино не волнует, если в нем нет магии, то это не кино. Это повод для болтовни киноведов. Фильм должен быть зрелищным и оставлять после себя послевкусие. Обязательно. А просто ради того, чтобы какой-то один дурак поржал, ради этого не стоит работать полтора-два года.