Не дали работу в Нидерландах, потому что еврей – да ещё из России. Авиационный инженер Антон Бабич рассказал, как обжаловал эту дискриминацию в суде – и победил.

Почему вы, живя в Израиле, принялись искать работу за рубежом?
– До переезда я занимался оптимизацией процессов в аэропорту Шереметьево – и добился неплохих результатов. Мои расчеты позволили сэкономить воздушной гавани миллиард рублей, а в 2019 году стать лидером по пунктуальности в мире. Добиться такого в Москве – не то же самое, что, скажем, в Нью-Йорке. Москва с точки зрения авиации находится в довольно экстремальных климатических условиях. Если в Нью-Йорке выпадет такой же снег – неизбежно последуют многочисленные задержки рейсов, их отмены и опоздания. У нас же на любые погодные условия был готов оптимальный сценарий. Кроме того, нам удалось избежать массовых увольнений в ковид, когда вся авиация встала.

В общем, мне было что предложить израильским аэропортам. Но мой энтузиазм никто не разделил. На одной из встреч я сказал, что могу увеличить прибыль аэропортов на 20 процентов. В ответ услышал: «Зачем?» Тогда я сказал, что могу значительно сократить очереди и время обслуживания пассажиров, но и это не вызвало интереса у собеседника. У меня опустились руки. И я устроился работать аналитиком данных, время от времени все же пролистывая вакансии для гражданских авиационных инженеров. Тут-то мне и попалось предложение из Нидерландов.

Что было дальше?
– Я отправил резюме на сайт компании, а также связался с одним из ее владельцев, чтобы убедиться, что меня заметят и моё резюме не затеряется в общей стопке. То есть это был не рядовой сотрудник, а непосредственно совладелец компании. Имена и названия я раскрыть не могу – это одно из условий нашего соглашения о досудебном урегулировании. В общем, человек отметил мой опыт и задал ряд вопросов – в том числе про гражданство. Я ответил, что у меня два паспорта – Израиля и России. И вскоре получил удивительный по своей открытости ответ: «В связи с экстремальной агрессией со стороны России* и Израиля мы приняли решение не приглашать граждан этих стран на интервью».

Какие чувства вызвал у вас этот ответ?
– Сложные. Усилил ощущение одиночества, появившееся после 7 октября 2023 года. В ответ на кровавую резную ХАМАСа весь мир абсурдно ополчился на Израиль. До этого мне казалось, что все границы – национальные, религиозные – постепенно стираются, и мы все – граждане мира. Но выяснилось, что миру все равно, кем ты себя считаешь, он тычет тебя носом в то, что ты еврей. Вообще удивительно, что прислал мне этот ответ человек, который родился и вырос в благополучной европейской стране. Он наверняка высоко оценивает свои моральные принципы, хотя, по сути, демонстрирует привилегированный белый расизм, когда все, кто к востоку, это какие-то варвары. Но это была не только его персональная позиция, а системная дискриминация: we adopted policy, то есть «мы установили нормы», было указано в письме.

Вы тут же поняли, что это дело для суда?
– Нет, конечно, я просто рассказал об этом друзьям – в том числе тем, кто живет в Нидерландах. Они очень удивились, заметив, что в их стране так делать нельзя, и предложили обратиться с жалобой на дискриминацию в Нидерландский институт прав человека. В апреле 2024 года мою жалобу приняли к рассмотрению, и процесс начал медленно, но развиваться. К июню 2025 года компания-ответчик наняла адвокатов и прислала возражения на мою жалобу. Там было два основных момента. Во-первых, утверждалось, что я скрыл свое происхождение, хотя в моем резюме были указаны все мои работодатели. Да, у меня действительно нет слова «Москва» в моем резюме. Но я сомневаюсь, что в гражданской авиации найдется хоть один человек, который не знает, в какой стране находится аэропорт Шереметьево. Во-вторых, они писали, что я все равно не прошел бы проверку безопасности. Это могло бы быть аргументом, но я легко нашел около 50 нидерландских авиационных менеджеров, которые жили, учились или работали ранее в России, Беларуси, Китае и Иране.

То есть это была попытка задним числом найти оправдания своему отказу, который имел однозначную формулировку. Они уже осознавали, что поступили неправильно. И если бы они сказали: «Антон, мы были неправы, извините, давайте на этом закончим», – то я бы не пошел дальше. Но они рвались в бой. И один из моих нидерландских друзей – бывший главный омбудсмен Роттердама, а сейчас преподаватель права в Лейденском университете сказал: «Знаешь, я на пенсии, давай я буду тебя представлять». Я согласился и вписал его фамилию как своего представителя. Едва его имя возникло в графе представителей, ответчик попросил о переносе слушаний, запланированных на сентябрь. Стало понятно, что та сторона будет тянуть время. Когда мой представитель предложил им досудебное соглашение, они с радостью за него ухватились.

Шансов на победу у них не было?
– Сфера гражданской авиации не отличается высокой конкуренцией – и во многом завязана на государстве. Любая репутационная тень может привести к потере госзаказов, потому что государство не захочет проецировать ее на себя. Мы же просили лишь извинений – именно слова apologize в тексте. Ну, и компенсацию понесенных расходов на дело. В конце мы еще настояли на возможности делиться этой историей – хоть и без упоминаний названия компании-ответчика.

Вы удовлетворены результатом?
– Когда я осветил эту историю в соцсетях, кто-то писал, что надо было довести дело до конца. Другие – что нужно было требовать большей компенсации. Меня тоже одолевали сомнения. Но вопрос, что такое победа? Должны ли мы громить противника до основания? Ну и, конечно, еще есть определенные рамки возможного. Важно понимать, что система компенсации морального ущерба, выражающаяся в миллионных суммах, является частью американской правовой культуры, но не нидерландской.

У меня же была конкретная цель – и она не была связана с деньгами. Нужно было, чтобы люди поняли, что они не правы. Что их формулировка сделала мне больно. И мне кажется, они это поняли – и признали в достигнутом нами соглашении, указав по собственной инициативе we learned from it – то есть «мы извлекли из этого урок». Это, пожалуй, именно то, что мне и было нужно.

Будете продолжать искать работу в сфере авиации?
– Да, потому что уверен, что она привносит в нашу жизнь много классного. Это соединение людей, построение мостов, процветание туризма и бизнеса. Это путь к развитию и к миру. Это отрасль, которая демонстрирует, насколько тесно связаны между собой все страны. Сейчас, когда я смотрю на табло в аэропорту имени Бен-Гуриона, я вижу 10 рейсов в день в Дубай только у авиакомпании FlyDubai из ОАЭ. А ведь еще есть израильские перевозчики и рейсы в Абу-Даби. Пять лет назад еще такого не было. Это значит, что в Дубае сейчас много израильтян – и за каждым из этих рейсов стоят реальные люди, их связи, деловые отношения, которые несут огромный потенциал развития. Гражданская авиация – это настоящий индикатор изменений во взаимоотношениях. Так что порой достаточно просто взглянуть на табло в аэропорту, чтобы оценить обстановку. Не важно, какой рейс вы ждете и хотите увидеть. Если он появился после долгого перерыва, значит, ситуация кардинально изменилась к лучшему.

* Роскомнадзор напоминает, что специальная военная операция не является нападением, агрессией или вторжением и направлена на защиту народа Донбасса.