Юрий Грымов снял фильм по роману Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого»

В пятницу в «Октябре» была презентована экранизация романа Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого», сделанная Юрием Грымовым для НТВ. Демонстрация проходила в двух залах. В одном полдня показывали все двенадцать серий, в другом – усеченный вариант, с ощутимым трудом уместившийся в два с половиной часа.

В преддверии показа ходили пораженческие слухи, что, впервые работая в жанре, подразумевающем разнородность аудитории, Юрий Грымов, навстречу широкому зрителю никогда не стремившийся, во многом изменил себе. Слухи подтвердились лишь отчасти. За организованным абсолютно в духе автора концептуальным фуршетом с участием гинекологических кресел и выдававшихся на входе медицинских халатов, последовало вполне себе народное телевизионное кино.

Удостоенный в 2001 году «Букера», роман повествует о непростой судьбе врача Павла Кукоцкого (Юрий Цурило). Вавилов от гинекологии, он, с одной стороны, боролся с драконовскими законами, запрещавшими аборты (то есть аборты делал), а с другой — по возможности сдерживал экспериментаторский пыл коллег, норовивших засунуть в женщин луковицы. Сюжет охватывает не самые скучные полвека российской истории (с 1930-х по 1980-е годы). Помимо собственно Кукоцкого, на страницах книги действует его страдающая болезнью Альцгеймера жена (Елена Дробышева), прогрессивно мыслящая дочка (Чулпан Хаматова), жившая параллельно с двумя еврейскими братьями, счастливо вышедшая за эстрадного музыканта и умершая при родах. Плюс дюжина менее значимых, но колоритных персонажей. В общем, имеется материал слишком развесистый для фильма, но годящийся для сериала.

Фирменный режиссерский стиль кое-где, конечно, проглядывает. Луковица, помещенная в матку, проросшая и заспиртованная, будет честно предъявлена: Кукоцкий грохнет банку на письменный стол слабо разбирающегося в науке, но ратующего за прогресс министерского функционера. В другом эпизоде на зрителя, ни на что дурное ровным ходом предыдущих событий не настроенного, лезет из желтого песка галлюциногенной пустыни мертвая женщина. Но в целом автор волевым и наверняка непростым решением сдерживает в себе Грымова-художника, однако за Грымовым-рекламщиком уследить не успевает.

Не в том, разумеется, смысле, что герои навязчиво едят модные пельмени, запивая их чаем известного сорта, а в том, что практически все в грымовском «Казусе Кукоцкого» немного слишком. В «Оливере Твисте» Романа Поланского все тоже немного слишком, но там гротеск нагнетался намеренно, а здесь произрастает стихийно. Как известно, граждане в рекламе не просто любят ежедневный продукт питания майонез, но любят его со страшной языческой силой. Так и в «Казусе Кукоцкого». Верующая нянька Василиса, превращенная в водевильную комическую старуху и очень похожая на Крупскую из сокуровского «Тельца», если уж молится, то либо разбивая лоб, либо впадая в ересь (и узнавая в святом на иконе черты Юрия Цурило), а бедовая докторская дочка, сходив в народ и познакомившись с бомжами, живописными, как в старом «Крокодиле», мало того, что выпивает, так еще и ночует с ними.

Может статься, что просмотр сериала в полном объеме снимет часть возникающих к Грымову вопросов. Понятно ведь, что человек стремился всунуть в эти два часа все, что блестит, а значит, есть вероятность, что в остальных эпизодах герои находят и время, и место для менее эффектных и истеричных движений жизни. За тонкое описание каковых справедливо ценят прозу Улицкой многочисленные поклонники.