Секрет жизни

— Благодаря тому, что я дружна со своим мужем! Он занимается финансовыми вопросами, но так как мы находимся вместе почти 24 часа в сутки, никто уже и не знает, кому же принадлежит та или иная бизнес-идея.

— Нашему бизнесу, компании «Dr. Nona», уже 17 лет.

— В 12 лет у меня случилась серьезная травма позвоночника, и я целый год пролежала в гипсовой кроватке. Наверно, тогда, под звездным небом Евпатории, я решила стать врачом. В 17 лет вполне осознанно поступила в Минский медицинский институт, и в этот же год меня постигла вторая проблема со здоровьем: у меня обнаружили лимфосаркому. Проучившись неделю, я была вынуждена взять академический отпуск и пройти все, что нужно пройти при злокачественной опухоли: химиотерапию, облучение, шестичасовую операцию и так далее.

— Да. Родители у меня не медики, они вообще мечтали, чтобы я стала физиком. Еще в детстве я вывела какую-то теорему, которую уже, кстати, и не помню – с этой наукой мне больше сталкиваться не пришлось.

— Нет, я родом из Санкт-Петербурга, точнее, из Ленинграда. Мой папа был военным, и за 10 лет я сменила 10 школ. 10 класс я заканчивала уже в Минске. Мама была преподавателем в школе.

— Папа умер. По словам лечившего меня профессора, дни мои, даже часы, были сочтены. Мне перерезали сонную артерию, и я считаю, что мне просто повезло: в то время в больнице проходили практику китайские врачи, которые сшили мне сосуд и чудом спасли мне жизнь. У папы уже случился микроинсульт, он потерял сознание. Он умер молодым – ему было всего 54 года.

— Я пропустила год занятий в институте, и все это время находилась в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге.

— Моя мама была очень сильной женщиной. Узнав, что китайские врачи сшили мне сосуд, она начала интересоваться альтернативными методами лечения. Я этого ничего помню, кроме того, что по вечерам, когда весь военный персонал уходил домой, она приводила ко мне двух китайских врачей. Они делали мне аккупунктуру по активным точкам, вводя, как я понимаю, физраствор. Надо сказать, что после операции опухоль осталась на своем месте – ее как будто и не удаляли. Врачи опустили руки, сказали, что надежды нет. Буквально через четыре дня после того, как мне стали делать аккупунктуру, опухоль стала уменьшаться, а через месяц и вовсе исчезла. Надо сказать, что лежа в больнице, я стала изучать анатомию – атлас Синельникова знала наизусть. Спустя годы я приехала в Израиль, и, проработав несколько дней в гериатрии, прошла конкурс по анатомии в Тель-Авивском университете и стала там преподавать. Когда открылась компания «Доктор Нонна», о преподавании пришлось забыть. Хотя я жалею, мне иногда даже снится то, как я готовлюсь к занятиями!

— Я же сионистка, девять лет была в отказе – папа то у меня военный. В Минске мне отказали, затем я переехала в Вильнюс, и там еще три года просидела в ожидании. Это вообще целая история... Моя мама очень тяжело умирала от рака, ей было 62 года. Маме не давали разрешение на выезд, и моя, сестра, Софа Ландвер, нынешний министр абсорбции Израиля, эмигрировавшая в Израиль в 1978 году, вместе с основателем проекта «Лимуд-СНГ» Хаимом Чеслером полетела в Вену, чтобы помочь мне выехать. Она хотела увидеть маму перед смертью, но ее тогда так и не впустили. Когда они уже из Вены поднялись в воздух, им из аэропорта сообщили, что да, они получили разрешение на въезд. В то же утро мама умерла. Я выезжала в 1987 году, вместе с 87-летним дедушкой и двумя детьми. За те девять лет, что я ждала разрешения на въезд, успела развестить с мужем. На тот момент мне было 33 года. Моя тетя, собиравшаяся уезжать в Чикаго, говорила мне, что я сумасшедшая, и что в Израиле я никому не нужна. Но я твердо знала, что поеду именно туда, тем более, там уже жила моя сестра. Когда мы расстались с Софой, мне было 12 лет, а ей – 16. В Израиле она опекала меня как маленького ребенка, а я делала все с точностью наоборот: ушла из гериатрии, куда она меня устроила, взяла машканту и купила квартиру, хотя мне, как матери-одиночке с двумя маленькими детьми, предоставляли социальное жилье. Жилье, квартира на четвертом этаже, выглядело словно после бомбежки: стекол нет, сквозняки. Девять лет я боролась за улучшение качества своей жизни,а тут такое...Я поехала из Ашдода, где мне совсем не нравилось, в Ришон ле-Цион, и за бешеные деньги купила квартиру. Потом я ее продала на 40 тысяч дороже, чем купила, и эти деньги пошли на уплату всех наших долгов.

— В то время я писала научную работу, которая была необходима для того, чтобы продолжать преподавать. А что можно открыть в анатомии в наши дни? Курировавший меня профессор Лучанский посоветовал мне препарировать вены, мол, что-нибудь ты там да найдешь. И я обнаружила, что в венах есть перегородка, которая при повышенном давлении часто приводит к смерти. Для работы мне также нужно было проводить исследования по микробиологии и гистологии, и когда я пришла на кафедру микробиологии, профессор Цви Наво сказал: «Нонна, посмотри, Мертвое море – живое!». Мы с мужем залезли в дикие долги, собрали группу русскоговорящих ученых и стали первыми в мире, кто начал искусственно выращивать открытые в 1982 году архебактерии и добавлять их в косметические препараты.

— В науке считается, что архебактерия – это одна их первичных клеток на Земле, которая сумела в экстремальных условиях дожить до наших дней. «Бульоном», в котором она возникла, было Мертвое море, прежде океан. Я считаю, что эта клетка на генетическом уровне передает нашему организму возможность выживать в экстремальных условиях. Мужчины, наносящие наш динамический крем после бритья, ощущают прилив жизненных сил и даже меньше болеют. Кроме того, мы работаем над лекарственными препаратами. Исследуя архебактерию, мы пришли к выводу, что она увеличивает воздействие лучевой терапии при облучении. При этом мы можем уменьшать дозу лучевой терапии, не вызывая при этом постлучевой ожог, а это происходит, к сожалению, очень часто.

— Мы работаем для русскоговорящей аудитории: дело в одинаковой ментальности. Мы пытались работать с американскими дистрибьюторами, но я поняла, что это потерянные деньги и время. За одну жизнь всех охватить на удастся. Мы сильны в русском языке, кстати, поэтому я начала писать женские романы (смеется).

— Два года назад. Это очень банальная история. Мы вместе с нашим другом, продюсером Семеном Могилевским, отдыхали в Швейцарии. Что такое Швейцария? Рай и скука! Вот он и посоветовал мне придумать какую-нибудь интересную историю. Я сомневалась, но он убедил меня в том, что свой читатель у меня обязательно появится. Так я начала писать женские истории.

— Одни мемуары у меня уже есть. К 70-летию мужа я написала роман «Меа Ахуз».

— Когда мы сошлись с моим нынешним мужем, у нас у обоих уже были дети: трое у него, и двое у меня. В браке у нас родилась дочка, Рут, и еще мы удочерили девочку.

— Чем они занимаются? Кто-нибудь уже влился в ваш бизнес?

— Старший сын Миши работает на высокой должности в ЦАХАЛе. Двое детей – они живут в Америке – связаны с нашим бизнесом, еще двое уже начали заниматься своими собственными делами. Рут – директор нашего завода. Приемная дочка недавно поступила в медицинский институт.

— Да, дома мы почти не живем. Дома нас ждут дети, внуки и собаки. Что касается постоянных переездов и перелетов, то я же ребенок военного!

— Сукку мы здесь, конечно, не строили, но в Йом-Киппур мой муж всегда постится, а вот мне нельзя. Мой муж, кстати говоря, человек с очень известной фамилией, Шнеерсон. Он – родственник Любавического Ребе Менахема Мендла Шнеерсона. Когда тот умер, мужу прислали приглашение на его похороны. Когда мы начинали бизнес, послали Ребе доллар, чтобы он его подписал и благословил нас.

— Традиции поддерживались разве что бабушкой и дедушкой. Когда мне исполнилось 17 лет и папа сказал, что я должна уехать в Израиль, потому что здесь меня ничего не ждет, я ушла из дома и месяца два с ним не разговаривала. Я вообще была от этой мысли в ужасе! Бабушкин отец был раввином, и я с детства знала про кашрут, праздники, ходила в синагогу. До 5 лет я вообще говорила только на идиш. Родители колесили по всей Сибири, и по возможности оставляли меня у бабушки. В 4 года меня отдали в садик, и я была в шоке от того,что все дети вокруг говорят на другом языке! Бабушка всегда приносила домой мацу, готовила цимес, гефилте фиш – я выросла на чисто еврейской кухне. Свинины в доме никогда не было. Еще ругательства на идиш помню, как бабушка на дедушку ругалась.

— Это работа и дисциплина. Как любая женщина, я лентяйка, и муж меня буквально заставляет следить за собой. В Израиле у нас есть бассейн, и я стараюсь плавать по 2 раза в день. Я уже семь лет не ем сладкого – вкус сахара не помню вообще. Порция фруктов для меня уже самый сладкий десерт. Стараюсь питаться часто и раздельно. Не ем хлеб, пирожные, мороженое и прочую ерунду. Живу со строгой самодисциплиной. Когда подруги спрашивают, неужели я не хочу ничего сладенького, я привожу в пример чисто медицинскую историю. Ко мне на прием приходила женщина с сахарным диабетом, которой из-за осложнений сначала ампутировали одну ногу, а потом и вторую. У меня в роду был сахарный диабет, поэтому я знаю, что предрасположенность к нему у меня есть. Одна моя подруга, которой я рассказала эту историю, бросила есть сладкое и похудела на 36 килограмм.

— Хорошо. Своему мужу я сказала, если понадобится, в 60 лет я сделаю себе пластическую операцию. Пока обхожусь – лишний раз ложиться под наркоз совсем не хочется. Но, в принципе, пластическая хирургия – это нормально. Другой вопрос, что круговая подтяжка – это не реставрация всего организма. Надо быть готовым к тому, что тело стареет. В наших клетках есть такие «часики», теломеры. Они включают счетчик: клетки обновляются, обновляются, а потом умирают. Но вообще я считаю, что если есть возможность «не стареть» — то почему бы и нет?