Магия одного органа

Поначалу Гарри Гродберга, протеже Святослава Рихтера, считали неудачником – из всех инструментов он выбрал старенький орган, один из семи существовавших тогда в СССР. Это не помешало ему доказать, что орган годится не только для для траурной музыки, но и для величественной классики. Гродберг устроил в стране «органный Ренессанс» и, как только стал выездным, добился мировой славы. Несколько дней назад его не стало.

На прошедшей вчера церемонии прощания с Гарри Гродбергом звучал, конечно же, орган. Музыкант был символом эпохи «органного Ренессанса» – сначала в Советском Союзе, потом в России и во всем мире. Это он смог переубедить советских граждан, что органисты – это вовсе не «несостоявшиеся пианисты», а самостоятельные музыканты, и что орган можно использовать для исполнения не только траурной музыки, но и великолепной классики.

Сольных выступлений органистов в СССР долгое время не существовало – на всей огромной территории страны насчитывалось всего семь органов, три из которых находились в Москве. Да и те, откровенно говоря, доживали свой век, лишенные должной заботы и ухода. С таким положением дел выпускник Московской консерватории 1955 года, тогда еще никому не известный Гарри Гродберг, мириться не захотел. Услышавший орган еще в детстве и влюбившийся в него буквально с первых звуков, он принялся забрасывать Министерство культуры письмами, объясняя важность появления органов в городах Советского Союза. «Это был самый большой подвиг в моей жизни», – вспоминал впоследствии музыкант, возродивший интерес к инструменту в том числе и своей виртуозной игрой на нем.

Гарри Гродберг родился в еврейской семье на территории Восточной Пруссии в 1929 году. Отец его, Яков Гиршевич Гродберг, был весьма успешным модельером, получившим за свою коллекцию женской одежды золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. В то время семья уже жила в Клайпеде. «В Клайпеде преобладало немецкое население, – вспоминал Гарри Яковлевич. – Я учился в немецкой гимназии, моим родным языком был немецкий, и моей гувернанткой была немка. Но я успел почувствовать, что такое фашизм и расизм. Для меня стало потрясением узнать, что к немецкому народу и его культуре я не имею никакого отношения. Мне говорили: ты еврей. В 1939 году мы были вынуждены бежать от нацистов в Каунас».

Когда через два года Каунас захватили немцы, семья Гродберг, скрываясь от нацистов, добралась до Средней Азии. Юный Гарри, и до этого занимавшийся музыкой, продолжил занятия у профессоров эвакуированной Минской консерватории в узбекском городе Наманган. Вернувшись из эвакуации в Литву и окончив школу, Гродберг поступил в Вильнюсское музыкальное училище. По воспоминаниям самого Гродберга, завораживающую игру органа он услышал еще в детстве, но долгое время попробовать себя на этом инструменте просто не было возможности. Не было класса органа и в Вильнюсском училище, где он осваивал технику игры на фортепиано. Поэтому, закончив училище, одаренный юноша, весьма плохо изъяснявшийся на русском, поступил в музыкальное училище при Московской государственной консерватории, а затем и в саму консерваторию.

Здесь Гарри учился сразу на двух отделениях – фортепиано, преподавателем игры на котором был выдающийся пианист Александр Гольденвейзер, и органа – под руководством не менее выдающегося педагога Александра Гедике. Закончив консерваторию с золой медалью, молодой органист воочию убедился, что орган в стране востребован разве что на панихидах. Но, говорят, именно на одной из панихид по умершему музыканту, которые в начале 50-х проводились в Малом зале консерватории, молодого органиста и заметил тогда уже знаменитый Святослав Рихтер. Его рекомендация помогла получить работу солиста в Московской государственной филармонии и добиться воплощения мечты – первого сольного органного концерта в Москве.

В преддверии первого концерта взгляды коллег по филармонии были откровенно сочувствующими – в то, что органист может собрать зал, никто не верил. Однако уже первое выступление вызвало восхищение публики, именно на концерте Гродберга впервые познакомившейся со многими сочинениями Баха. Все последующие его выступления ознаменовывались полным аншлагом. Вскоре Гарри Гродберг стал по праву считаться самым квалифицированным экспертом, а вскоре был назначен заместителем председателя Органного совета при Министерстве культуры СССР.

В стране тем временем по-прежнему было лишь семь органов. Денег на приобретение новых никто особо давать не спешил, поэтому Гродберг разработал бартерную схему приобретения органов у европейских фирм. Первый полученный по этой схеме орган чешской фирмы Rieger установили в Концертном зале им. Чайковского в 1959 году. И за последующие полвека Гарри Яковлевич проделал поистине титаническую работу – органы появились в сотнях городов страны.

При всем этом звание заслуженного артиста Гродберг получил только в 1982 году, а «невыездным» оставался вплоть до падения «железного занавеса». «“Гарри, ну как мы можем тебя выпустить с твоей-то биографией?!” – вспоминал разговор с одним из министерских чиновников Гродберг. – Да, у меня с биографией не все просто. Еврей, долгое время писавший в анкете: родной язык – немецкий. Это надолго испортило мою артистическую карьеру. Я был невыездным музыкантом. Но наконец выпустили на гастроли. Помню, вечер, сидим втроем, ждем: выпустят – не выпустят… Ойстрах, Ростропович и я. Был у нас в Госконцерте такой чиновник Бабкин, работал посланцем судьбы, ходил с чемоданчиком, а в нем приносил паспорта на выезд. Ростроповичу и Ойстраху тогда отказали, а меня в первый раз выпустили в ГДР. Беру у Бабкина паспорт и мчусь в филармонию, надо успеть за билетами – времени в обрез, утром поезд. Важная чиновница недовольна: “Где вы, Гродберг, пропадаете, я тут из-за вас перерабатываю, но так и быть, задержусь, за это привезете из-за границы что-нибудь вкусненькое”. Так и жили».

Буквально с первого же выезда за границу искусство Гарри Гродберга получило широкое международное признание. Лучшие органные залы всего мира открывали перед ним свои двери, пресса отзывалась исключительно хвалебно: «темпераментный исполнитель», «изысканный и утонченный виртуоз», «создатель магических звуковых интерпретаций», «великолепный музыкант, владеющий всеми техническими правилами», «несравненный энтузиаст российского органного Ренессанса». В его интерпретации произведения композиторов как прошлых столетий, так и современников звучали по-особому. Рассказывают, что когда Дмитрий Шостакович услышал свои прелюдии в обработке и исполнении Гродберга, то хоть и не без мрачности в голосе, но признал, что на органе они звучат лучше, чем на фортепиано.

Сам же маэстро считал орган «гениальным изобретением человека», «инструментом, доведенным до совершенства», «способным быть властелином душ». И нечто магическое действительно сопровождало все выступления Гродберга на протяжении более шести десятилетий.