Джаз-дилер

Любителей джаза, просачивающегося в СССР с волнами «Голоса Америки», растил Уиллис Коновер. Ему нравилось распространять вирус джаза по миру – каждый будний вечер он мягко ставил в эфире лучшее из Чарли Паркера, Майлза Дэвиса, Нины Симон и Билли Холидей. Поклонники обожали его не меньше самих музыкантов – все его приезды в Союз сопровождались аншлагами.

Впервые радиоэфир узнал Уиллиса Коновера в 1939 году – ему было 18 лет. Потом, с началом Второй мировой, он ушел в армию, но специально брал увольнительные, чтобы время от времени появляться у микрофона радиостанции Вашингтона. На этой же радиостанции он впервые попробовал себя в роли составителя джазовых программ. А после войны его пригласили провести первый джазовый концерт в роли конферансье. Он мог податься в Голливуд, с его-то голосом, манерами и статью. Но джаз – не просто музыка, а заявление, граничащее с ультиматумом, музыка, которая сделала негров свободными и в которую он был влюблён без остатка. Уиллис Коновер стал её проводником из Америки во все стороны света.

После войны он устраивал концерты в джаз-клубах Вашингтона, на сцене театра «Хауард» представлял звёзд: Чарли Паркера, Майлза Дэвиса, Телониуса Монка, Бадди Ричи, Коулмена Хокинса, Роя Элдриджа и ещё несколько десятков имён, творческую мощь которых следует исчислять в тротиловом эквиваленте. Ньюпортские и новоорлеанские джазовые фестивали, заливавшие города карнавальной мистерией, концерты в престижных залах Нью-Йорка, в Кеннеди-центре в Вашингтоне. В 1969-м он вёл концерт в Белом доме, когда президент Никсон чествовал Дюка Эллингтона по случаю его 70-летия. Благодаря Коноверу Американский национальный фонд стал покровительствовать джазу и выделять стипендии молодым талантливым музыкантам.

Для американской пропаганды популяризация джаза в 50-е годы была демонстрацией демократических достижений. Меньше чем за сто лет до этого цветное население Америки обменяло 13-ю поправку Конституции, запрещающую рабство, на расовую сегрегацию. Их освободили, но указали на галёрку везде: только задние ряды в трамваях, автобусах, театрах и церквях. Отели, бары и рестораны – отдельно для чёрных, отдельно для белых. С ночными клубами оказалось сложней. Да, они были отдельными, но джаз развивался, ни у кого не спрашивая разрешения, пьянил сердца любого цвета, и с этим ничего нельзя было поделать. Оркестры бывали интернациональными, потому что джазменам не плевать было только на чувство ритма.

Талант диктует условия, и ему уступают. 12-летняя Нина Симон в конце 40-х годов отказывалась начать выступление в одной из церквей Северной Каролины до тех пор, пока её родителей не пересадят из последних рядов в первые – белым леди и джентльменам пришлось подвинуться, дарование девочки стоило их неудобств. Не важно, что там у тебя с происхождением, когда на сцене за пианино Джеймс Макшенн, а рядом с ним саксофон Чарли Паркера, говорить о цвете кожи музыкантов просто не приходит в голову, кому нужны объяснения, если приглушённый голос Билли Холидей проступает на первых оркестровых тактах Don’t Explain, а когда Мадди Уотерс перебирает на гитаре первые аккорды Mannish Boy, оказывается, что новое время уже наступило.

В конце 60-х в журнале «Америка» Коновер писал, что собирался стать диджеем с самого детства, чтобы не в одиночестве, а в компании чувственных меломанов, ньюйоркскими вечерами сидящих у своих радиоприёмников, тащиться от Чарли Барнета. Когда «Голосу Америки» понадобился ведущий джазовых программ, Уиллис предложил себя на эту роль и был принят вне конкурса. Будучи знакомым со многими джазменами, имея возможность общаться с ними на концертах и в гримёрках, он отлично владел материалом и имел превосходный вкус – его личная фонотека состояла из 60 тысяч альбомов.

С «Голосом Америки» он работал по контракту – не состоял в штате – это давало возможность игнорировать идеологический формат радиостанции, самостоятельно выбирать гостей и темы эфиров, а по поводу любой претензии напоминать руководству, что контракт можно не продлевать. Он не любил густых комментариев, всегда краткий, лаконичный, точный в них, он минимизировал своё присутствие в эфире, отдавая время музыкантам. В случавшихся обсуждениях личные пристрастия скрывать бывало тяжело, а он явно отдавал предпочтение мейнстриму. Однако если в студии или в любом другом пространстве между поклонниками традиционного джаза и адептами модерна возникало напряжение, он всегда умел его смягчить.

На его эфирах выросли многие музыканты, поклонники были и в Восточной Европе, и в Советском Союзе. Курьер джаза, он часто ездил с гастролями известных музыкантов по другую сторону «железного занавеса», подталкивая музыкантов разных стран друг к другу и к зрителю, посещал фестивали в СССР, Польше, Чехословакии. После концерта Диззи Гиллеспи в Москве в 1989-м толпа поклонников великого трубача долго не расходилась: прошёл слух, что главный советский голос Америки Уиллис Коновер сопровождает Диззи. Они ждали его, чтобы показать, что дорог он точно так же, как их щекастый идол, выдувающий медь.

Коноверу льстило, что джаз – это вирус. В его эфирах прозвучали Олег Лундстрем, Герман Лукьянов, Георгий Гаранян, Давид Голощекин, Игорь Бриль, Александр Осейчук. Алексей Козлов вспоминал, что под Рождество 1974 года в эфире «Голоса Америки» прозвучала запись неофициального концерта «Арсенала», записанного в «Спасо-Хаусе» – резиденции американского посла в Москве. Борис Фрумкин однажды услышал в эфире Уиллиса свой «Романтический вальс», «Алексей Summertime» – так назвал Коновер Алексея Кузнецова после того, как тот исполнил ему Гершвина в Варшаве. У русских джазменов этих рассказов полно.

Известна ещё одна история, хотя она больше, конечно, о Советском Союзе, чем о Коновере. Он приехал в СССР на фестиваль «Джаз 67» – после Таллина и Ленинграда была Москва. Выступление участников фестиваля проходило на сцене ДК МИИТ, а в это время по залу и за кулисой прошла информация, что после концерта Коновер приглашает на приём в американское посольство, устроенный в его честь. Планировался просмотр фильмов о джазе, разговоры, напитки, закуски. Музыканты, журналисты и остальные счастливчики задрожали от радости и предвкушения: в Америку, пусть и не покидая пределов Садового кольца – подумать только!

Узнав об анонсе американцев, комсомольские агенты в клубе засуетились. Не желая отпускать неустойчивых сограждан в лоно империалистического избытка, они живо сообразили джем-сейшн в кафе «Синяя птица», и всем, кто на него идти отказывался, напоминали об ответственности за уклонение от патриотической вечеринки, последующих проблемах с карьерой и выездами. Обнаружив сумятицу в глазах большинства приглашённых, поняв, что стал предметом сложного выбора для своих русских поклонников, Коновер выглядел расстроенным, озадаченным, и сокрушённо повторял: «I understand». На приём в посольство отправились самые отчаянные. По окончании официальной части вечера американцы предложили выбрать подарки. Перед алчущими винила советскими меломанами желанно возвышался стол, заваленный пачками пластинок разных джазовых исполнителей. Гости явили крайнюю степень последствий культурного голода, раздербанив стол с подарками подчистую, они едва не затоптали друг друга. А после приёма направились в «Синюю птицу», где допивали портвейн нерешительные конформисты. И пачки джазовых пластинок, торчащие из-под рукавов вернувшихся соотечественников, после ещё долго отнимали у них причины себя уважать.

Начав вещать на русском языке, «Голос Америки» тут же попал под советские «глушилки», но английская версия вещания не представляла никакой угрозы для большинства жителей Советского Союза, которые языка не понимали, даже если изучали его в школе. Для тех, кто хотел знать английский получше, Коновер со своими передачами был ещё и вечерним «инглиш практиш». Внятный, с идеальной артикуляцией, он неторопливо называл композиции, исполнителей, известные ему факты их биографии, если они были уместны, подробности студийных сессий и концертных выступлений.

«Человек-джаз», «Мистер голос», «Доктор джаз» – поклонники вспоминают о нём так, словно весь этот джаз он и придумал. Словно он своим проникновенным голосом нарисовал невероятный мир, в котором побеждает искусство, а не сила и страх. Среди его наград самой главной многие считают премию звукозаписывающей промышленности Америки «За использование музыки для наведения культурных мостов между народами мира». Звучит помпезно и громоздко, но правда в этом есть. Уиллис Коновер был не просто тонким знатоком и неугомонным энтузиастом – шесть вечеров в неделю, с понедельника по субботу, с 1955 по 1996 годы, вы только подумайте! Этот человек в эфире исследовал музыку, делая многообразие мира нормой даже там, где оно изначально отрицалось хотя бы как вероятность.