Сирота японская

В детстве он гастролировал с Шаляпиным, в юности вместе с легендарным Бузони легко покорил Европу, но однажды побывав в Японии, решил там и остаться. До Второй мировой Лео Сирота взрастил целую плеяду знаменитых пианистов, но потом оказался под арестом и чуть не умер с голоду. В это время его дочь писала текст конституции Японской империи.

Один из венских критиков фортепианного искусства 20-х годов прошлого века называл Лео Сироту «одним из последних представителей исчезающего типа великих виртуозов, подобных Листу или Рубинштейну». И виртуозность эта была не в техническом совершенстве владения инструментом, а в «высшей пианистической доблести». За инструментом он был художником – стихийно-эмоциональным, свободно импровизирующим, страстно-чувственным. Поэтому с каждым годом все меньше и вписывался в новые западноевропейские тенденции. Между двух мировых войн Европе хотелось разума в игре. На Востоке люди были настроены иначе. Именно отход от лирики в Европе стал началом славы Лео Сироты на Востоке. В Стране восходящего солнца он и вовсе считается ключевой фигурой истории национальной фортепианной школы.

Будущий музыкант родился весной 1885 года в городе Каменец-Подольском в многодетной еврейской семье, глава которой, Гершон Григорович, содержал небольшую галантерейную лавку. Так что Лео Сирота – это артистический псевдоним, которым пользовался урожденный Лейб Григорович. Согласно одной из версий псевдоним был взят в честь известного в начале XX столетия еврейского музыканта и кантора Гершона Сироты.

Началу обучения игре на фортепиано способствовало случайное соседство с пианистом Михаилом Винклером, снимавшим комнату в доме отца. Но мальчик оказался настолько талантлив, что в возрасте девяти лет уже давал концерты, а в 11 лет привлёк внимание композитора Игнация Падеревского (будущего премьер-министра Польши). Падеревский пригласил его учиться к себе, но ввиду юного возраста Лейба родители решили продолжить обучение в Киеве.

Здесь в музыкальном училище он занимался под руководством Григория Ходоровского, выпускника Петербургской консерватории. Для одаренного юноши концертные турне стали привычном делом, а в 14 лет он и вовсе стал главным концертмейстером Киевского оперного театра, где аккомпанировал Федору Шаляпину.

После окончания училища Лео Сирота поступил в Петербургскую консерваторию, и как только он ее закончил, директор выдал ему рекомендации для дальнейшего обучения у Ферруччо Бузони. Так к 1907 году Сирота оказался в Вене, где великий музыкант сразу же оценил талант своего нового ученика и уже в 1909-м организовал для него первый и весьма успешный концерт в Вене. Но сам Сирота началом своей карьеры считал концерт 18 декабря 1910 года, когда они совместно с Бузони исполнили Сонату D-dur, написанную Моцартом для двух фортепиано. На этом же концерте он выступил в качестве солиста в партии Бузони для фортепиано, оркестра и мужского хора. Триумф этого концерта был настолько ошеломляющим, что после его окончания восторженная публика вызывала Сироту на сцену 16 раз.

Известность пианиста в дальнейшем только росла, он с успехом гастролировал по Германии, Италии, Польше, Швеции. В Львовской консерватории он вел мастер-класс, принимал участие во многих значимых концертах на европейских площадках и активно сотрудничал со многими дирижерами, особенно выходцами из России. На сестре одного из них – Яши Горенштейна – он и женился в 1920 году. В 1923 году у супругов родится дочь Беата, имя которой со временем впишется в историю Японии, как и имя ее отца.

Первое знакомство Сироты с Японией состоялось в 1928 году. Закончив свой гастрольный тур во Владивостоке, Лео согласился дать несколько концертов в северном Китае. В столице Маньчжурии Харбине на его концерт пришел знаменитый японский композитор Косаку Ямада – он и попросил Сироту дать концерт в Японии. Первоначально речь шла лишь об одном концерте, но после оглушительного успеха, с которым прошел этот единственный концерт, Сирота продолжил выступления, объехав почти все крупные города Японии. Везде его ждали невиданные аншлаги. «Японцы словно сошли с ума», – вспоминал сам Сирота.

После японского турне ему тут же предложили место профессора фортепиано в консерватории Токио и взяли с него слово, что на следующий год он приедет с новым концертом, где и объявит свое решение. Так в 1929 году Сирота оказался в Японии во второй раз, приехав уже со своей семьей. Он думал остаться здесь максимум на два года, но получилось, что остался на 17 лет.

Его концерты с первых же месяцев стали важной составляющей культурной жизни Японии, но не меньшее значение имела и его педагогическая деятельность. За эти годы им были воспитаны сотни японских пианистов, среди наиболее известных – Сонода Такахиро и Мотонари Игути. Хотя не только японцы стремились попасть в его класс. В числе обучавшихся были представители всего региона, из Кореи и Китая, в том числе и проживавший тогда в Харбине музыкальный вундеркинд, а впоследствии один из крупнейших российских пианистов Анатолий Ведерников.

Жизнь в Японии Сироте нравилась. По словам дочери, «он нашел там нужное ему спокойствие». Кроме того, до поры до времени здесь не было ни намека на нацистскую угрозу, нависшую над евреями Европы. Наоборот, Сирота не раз подчеркивал полное отсутствие антисемитизма в Японии. В 1939 году дочь Сироты Беата отправилась учиться в США. Навещая ее в 1941-м вместе со своей женой, Сирота отверг предложения остаться в Америке, хотя все твердили ему о неизбежном вступлении Японии в войну. «В консерватории ждут меня ученики. Я должен к ним вернуться», – сказал тогда Сирота.

Один из исследователей жизни Сироты в Японии, Такаси Ямамото, приводит множество воспоминаний о нем от его бывших учеников и учениц. По их словам, он никогда не ругался с ними, всегда был скромен и спокоен. Он бесплатно занимался с десятками одаренных детей из несостоятельных семей. Как педагог всегда ценил самостоятельность своих учеников, не скупился на похвалу. Все его ученики также неизменно подчеркивают, насколько Сирота любил жизнь в Японии, как он всегда любовался ее природой, как любил летний курорт Каруидзава и курорт с горячими источниками Хаконэ.

В декабре 1941 года Япония напала на Перл-Харбор, тем самым вступив во Вторую мировую войну. Вскоре представители Министерства иностранных дел Германии прислали японцам письмо, где порицали союзников за факты присутствия лиц еврейской национальности в культурной жизни Японии. Сирота был уволен из консерватории, лишившись не только средств к существованию, но и возможности покинуть страну. Его поселили в небольшом летнем домике на окраине горного селения, по сути, посадив под арест – местному населению были запрещены любые контакты с ним и его женой. Выжить профессору помогли его ученики, которые тайно приносили ему воду, еду, пополняли запасы дров.

Сразу после окончания войны Сирота с женой вернулись в Токио, где обнаружили, что их дом сгорел в результате бомбежки. Кроме того, на них обрушилась ужасная весть, что многие их родственники в Европе были уничтожены нацистами. В итоге Беата нашла родителей в Токио в конце 1945-го не только крайне истощенными, но и крайне подавленными.

Все эти годы Беата ничего не знала о родителях – связь прервалась сразу после бомбардировки Перл-Харбора. Тогда Беата, прожившая 10 лет в Японии и прекрасно владевшая языком, устроилась в США на работу в отдел военной информации, где писала воззвания к капитуляции, которые транслировали на Японию. А после войны, движимая целью найти родителей, она устроилась переводчиком при миссии генерала Дугласа Макартура, главнокомандующего оккупационными войсками в побеждённой Японии. Как известно, миссия генерала проводила многие послевоенные реформы в Японии, в том числе и разрабатывала новую японскую конституцию. Беата оказалась в итоге единственной женщиной, писавшей и обсуждавшей текст этой конституции. На тот момент ей было всего 22 года, но она, зная о непростом положении женщин в Японии, настояла, чтобы в конституцию были внесены статьи, гарантирующие равенство полов, а также наделяющие женщин правами на свободный выбор супруга, на развод и детей.

Что касается самого Лео Сироты, то сразу после войны ему принесли официальные извинения и предложили продолжить работу. Но предложение им было отвергнуто. В 1946 году он покинул Японию и переехал в США, где устроился на работу в Институт музыки в Сент-Луисе. Там он и проработал до своей смерти в 1965 году. Казалось, что его пути с Японией, природу которой он так любил, разошлись навсегда. Но за год до своей смерти он посетил Страну восходящего солнца еще раз. Это был гастрольный тур, где каждый из концертов сопровождался слезами радости и благодарности его многочисленных учеников.