«Денискины рассказы». Папа. Юбилей

«Я читаю детям “Арбузный переулок” — и они плачут, читаю “Друг детства” — они задумываются, читаю “Мотогонки по отвесной стене” — они животики надрывают…» А ведь автор родился в далеком 1913-м, в далеком Нью-Йорке. Душа компании и настоящий друг, автор бесчисленных фельетонов, юморесок, скетчей, создатель всеми любимого театра пародий «Синяя птичка». Те люди и то время постепенно ушли вслед за ним. А его «Денискины рассказы» остаются с детьми. 1 декабря исполнилось сто лет со дня рождения Виктора Драгунского.

«Википедия» все эти годы настаивала на дате 30 ноября, вслед за «Литературной энциклопедией». Тогда сам писатель не обратил внимания на эту ошибку, а потом все попытки сына, Дениса, исправить ее заканчивались провалом: 30 ноября непобедимо возвращалось на свое прежнее место. И только отсканированное удостоверение с датой рождения помогло восстановить справедливость — за пару недель до столетнего юбилея.

Рита Лейбовна Драгунская из уездного городка Старобыхова, Юда Фалькович Перцовский — с уважением продолжает «Википедия» о родителях будущего писателя. И невольно создается картина образцовой еврейской семьи. Только внуки называют бабушку Ритой Львовной, прадедушку — Львом и «еврейскую образцовость» подвергают сомнению. «Образ жизни был светским, а эти люди были совершенно нерелигиозными, — рассказывает Денис Драгунский. — Вы не найдете там того прекрасного еврейского быта, который описан Зингером, Бяликом, Шолом-Алейхемом, о котором я могу читать в еврейских сказках своего друга Эзры Ховкина, где описана любавичская жизнь, где молятся, и белые покрывала, где женщины обриты и ходят в париках».

Тогда еще юная бабушка Рита училась в обычной светской гимназии, а ее отец преподавал русский язык в школе и был социал-демократом. Однажды, когда она пришла в синагогу за мацой, ее оттуда выгнали: «Ты дочь Драгунского? — спросили ее. — Иди отсюда, тебе сюда нельзя». Социал-демократ в еврейском местечке, он был чужой среди своих и чужой среди чужих. Евреи не считали его евреем, так как он был социал-демократом и отказался от традиционного образа жизни. Русские не считали его русским, так как он был евреем. Были ли такими только Драгунские или для многих евреев Гомеля подобная картина становилась привычной, в семье не говорили. Но есть большая вероятность того, что в Америку Лев Драгунский отправился не из-за погромов, а из-за своих политических убеждений.

В религиозности родителей Юзика (того самого Юды Фальковича Перцовского) тоже есть большие сомнения. Его отец был простым торговцем. А вот сам Юзик слыл повесой и беспутным малым. Рассказывали, что, когда его отец отлучался из города по делам, он надевал черную маску, врывался в собственную лавочку и кричал сестре: «Отворяй кассу, хозяйка, это ограбление!» Естественно, его узнавали, но все прощали.

Поженившись еще в Гомеле, молодые Рита и Юзик отправились вместе с ее отцом в Нью-Йорк, где у них и родился сын Виктор. Только жизнь там не сложилась, отец в скором времени умер, а на Юзика никакой надежды не было. И всего за два месяца до начала Первой мировой войны они вернулись в Гомель. С этого момента события развивались еще более стремительно и еще сильнее покрывались мраком, и тут уж, как говорится, «не до еврейской общинной жизни». В 1918 году Юзик внезапно погибает при невыясненных обстоятельствах, одной из версий, правда, называли тиф. Однако существует семейная легенда в шекспировском духе: Юзика убил ревком Гомеля Ипполит Войцехович, за которого Рита Львовна и вышла замуж. Она была женщиной красивой и пользующейся вниманием у мужчин, неудивительно, что в нее влюбился молодой комиссар города. Юзик сильно ревновал и, решив немного попугать свою молодую жену, стрелял в нее. Убить или ранить ее он вряд ли хотел, но попал в ногу. Так получилось, что через какое-то время его задержали за бандитизм и расстреляли. А его жена вышла замуж во второй раз. Легенда или нет, но своему внуку Денису она показывала шрам — от той самой раны. Только через два года Ипполит Иванович Войцехович тоже погибает, и обстоятельства его смерти еще более туманны. Якобы это была месть белокопытовцев за жестокое подавление их мятежа. Был и третий муж — актер водевильного еврейского театра Менахем-Мендл Рубин, с которым семья колесила с выступлениями по всей стране и от которого у Риты Львовны родился еще один сын — Леонид. В 1925 году, уже в Москве, Рубин вместе с Ильей Триллингом организовал собственную труппу. Однако, уехав однажды на гастроли в Америку, он больше оттуда не вернулся.

Виктор Драгунский с дочерью Ксенией, 1971 год

Виктор Драгунский почти не рассказывал о своем детстве. Ну если только о представлениях в еврейских театрах, в одном из которых, «хорроре» под названием «Пустая корчма», по сцене летали бумажные вороны, а из-за кулис кто-то кричал: «Кааааррррр!!!» Уже в конце своей жизни он мечтал написать биографическую книгу о том, как они с Войцеховичем ездили по селам — беляков стрелять. Как Войцехович сажал его на луку седла, давал в руку саблю — и впереди неизвестное, деревни и стрельба. Он очень смутно все это помнил, но написать хотел сильно. Было даже название: «Мальчик с настоящей саблей». Но написать уже не успел.

Он рано начал работать. А в семнадцать лет уже посещал Литературно-театральные мастерские Алексея Дикого. Потом — Театр транспорта, тот, что позже переименовали в Театр имени Гоголя, работа в цирке, роль в фильме Михаила Ромма «Русский вопрос», Театр сатиры и, наконец, ансамбль литературно-театральных пародий, знаменитая «Синяя птичка» — он был ее создателем, автором и исполнителем. Театр в театре, где лучшие актеры страны играли друг для друга, своего рода эстрадное обозрение: искрометные шутки, скетчи, сценки, где, например, все четыре состава театра выходили на сцену и одновременно играли свои роли и хором произносили монологи. «Синяя птичка» пользовалась бешеной популярностью, но просуществовала всего несколько лет.

Многие связывали ее закрытие с проводимой в то время политикой борьбы с космополитизмом. Однако, как говорит Денис Драгунский: «Я настолько не люблю Советский Союз, что совершенно не хочу его никоим образом демонизировать и приписывать ему злодеяния, которых он не совершал, потому что некоторые вещи делались сами по себе: по глупости, по разгильдяйству, по расхристанности, а не потому, что наверху сидел какой-то злой человек, который дергал всех за ниточки». Может быть, их действительно закрыли по приказу Министерства культуры, а вполне возможно, что все это просто «выдохлось» само собой. Достаточно трудно было организовать такое: люди собирались из разных театров, репетировали, подгадывали время: «У «Синей птички» была очень сложная логистика, — продолжает Денис, — они сделали четыре или пять обозрений — и все».

А как же Нью-Йорк? Тот самый, который «место рождения — Нью-Йорк, национальность — еврей». Неужели не преследовал всю жизнь? Наверняка преследовал, но не был любимым предметом для разговора. На все расспросы о Нью-Йорке у Виктора Драгунского была заготовлена фраза: «Да, я родился в Нью-Йорке, но американский образ жизни произвел на меня столь отталкивающее впечатление, что через шесть месяцев я уехал обратно». Экзотическое место рождения припомнили в 1932 году, при выдаче паспорта: милиционер в паспортном столе настоятельно напоминал о возможности получения американского гражданства — Виктор Юзефович настоятельно отказался. Проверяли его тогда на любовь к родине или нет, только ни разговоров, ни мыслей, ни желания эмигрировать в США у Драгунского не было никогда. Все закончилось хорошо и в этот раз, и потом. А ведь с таким местом рождения могли и в шпионы записать.

Намекали и на Гомель, и на Житомир с Бердичевым. Особенно когда грозили лишить московской прописки. Говорят, тогда он отказался заниматься доносительством. Но все опять завершилось счастливым концом — на этот раз благодаря Василию Сталину. Вторая жена Виктора Драгунского, Алла, была дочерью совнаркомовского шофера и выросла в знаменитом доме номер 3 по улице Грановского. С тех времен она и знала Василия Сталина, который приходил в гости к своему брату Якову Джугашвили. Понимая, что нужно спасать мужа и семью, Алла записалась на прием. Сталин был генералом ВВС и к прописке не имел совершенно никакого отношения. Однако, выслушав ее просьбу, взял прошение и подписал: «ПРОПИСАТЬ! Генерал В. Сталин». Тогда сама причастность к этой фамилии значила очень много, и проблема была решена.

Вообще никто не помнил, чтобы у Виктора Драгунского были какие-то враги. Весельчак и всеобщий любимец, он был очень эмоционален, мог всплакнуть, когда узнавал о смерти кого-то из знакомых, а дружбу с друзьями детства пронес через всю жизнь. Он любил одеваться красиво, всегда следил за собой и шил у знаменитого портного по фимилии Затирко, у которого одевался весь московский театрально-эстрадный бомонд. Юрий Нагибин писал в своих воспоминаниях, что, когда в московских окололитературных богемных кругах произносили имя Виктор, то фамилию не называли — и без нее было понятно, о ком идет речь. Для Юрия Нагибина Драгунский был и близким литературным товарищем, что встречается крайне редко. Писательская жизнь самого Виктора Юзефовича продолжалась всего восемь лет. Но эти восемь лет были счастливыми.

Кто-то скажет, что он был талантлив во всем, чем начинал заниматься. И цирковой артист, и актер, и фельетонист, и писатель... А возможно, всю жизнь он просто искал себя — и нашел именно в писательстве. И сделал это совершенно неосознанно, считая настоящей литературой именно взрослую литературу, а известность ему принесли «Денискины рассказы». Около шестидесяти рассказов, которые до сих пор продолжают переиздаваться в разных комбинациях, под разными обложками и на разных языках. Дети продолжают над ними задумываться, плакать и смеяться, а взрослые пытаются понять: в чем загадка. Особенно это захотелось понять сейчас, в дни столетнего юбилея. И к поискам ответа учителя, литературоведы и журналисты активно приглашают его дочь Ксению и сына Дениса, которые тоже посвятили свою жизнь слову. Они выполняют свой долг и тоже пытаются найти ответ. И возможно, один из ответов состоит в том, что рассказы Виктора Драгунского очень драматургичны и постоянно непостоянны в каждый следующий момент действия, ведь он сам очень любил и Чехова, и Лопе де Вегу… А если не мудрствуя лукаво, то ответ простой, как, наверное, для всего настоящего: Драгунский писал искренне и для себя.

Были многочисленные фельетоны, в том числе для «Крокодила», скетчи, песенки, написанные в соавторстве с Людмилой Давидович, были сценарии для детских фильмов по своим рассказам и два серьезных сценария, которые так и не удалось реализовать. Были «взрослые» повести: «Сегодня и ежедневно» о цирке и «Он упал на траву» о московском ополчении в годы войны — в которой писатель сам принял участие как ополченец и в которой потерял своего сводного брата. Но известными стали именно его детские рассказы.

Юбилей празднует вся страна: спектакли по всей России, детские конкурсы, даже доклады в школах — хотя это, наверное, лишнее, ну и журналисты опять же вспомнили. А в помощь детям вышло специальное юбилейное издание: Виктор Драгунский «Денискины рассказы» и Денис Драгунский «О том, как все было на самом деле», где сам прототип Дениски рассказывает, что такое «прием стеклотары» и почему папа берет у сына «две копейки на автомат».

Витя Драгунский с мамой Ритой Львовной, 1922 год

А еще папа говорил сыну: учись хорошо и помни о том, что ты сын еврея. Но это уже не в этой книге. Сын долго всматривался в себя, сравнивал себя с отцом и в общем-то был доволен, потому что действительно был похож. Вот только не понимал, почему он еврей, ведь он русский, и по Галахе совсем не еврей — так ему мама говорила. И кажется, что вековая оторванность от еврейства взяла свое. Вот только, слыша об этом, уже взрослая Ксения задумчиво предполагает: почему же оторванность, просто тогда все были атеистами. Потом ее глаза загораются, и она возбужденно начинает говорить о том, что нужно срочно возрождать идиш. На вопрос «Зачем?» она отвечает: ну это же так интересно — говоришь с кем-то, а вас никто не понимает. У нее большие планы: поехать в Чикаго на поиски родственников того самого прадедушки Льва, о котором, по ее словам, просто ничего неизвестно, а Драгунских в Чикаго на удивление много. А своего сына она подозревает в том, что в какой-то момент в нем может взорваться разбуженный интерес ко всему еврейскому, который в себе она чувствует уже сейчас. Помнит Ксения и «маленьких гномиков» — родственников из Гомеля, которые заезжали к ним в Москву перед своей репатриацией в Израиль. Незадолго до смерти Виктор Драгунский единственный раз навестил их в Гомеле вместе со своим сыном Денисом. Тогда поездка не совсем задалась. А сейчас они затерялись где-то в Обетованной.

«Вообще вся наша линия: и мой старший брат, ныне покойный Леонид Викторович, и моя сестра Ксюша, и Ксюшин сын Темочка очень похожи на моего папу, и дочка Леонида Викторовича Лида, и ее сын… Это все какой-то очень сильный ген. Сразу видно, что все мы из одной компании, из одного инкубатора», — смеется Денис Драгунский.

И вполне вероятно, что, как только забудутся юбилейные мероприятия, Денис и Ксения посвятят этому пару рассказов, в своем стиле.

Фотографии из семейного архива Ксении Драгунской