Свинг с Хрущевым

Он не был гениальным джазменом, в чем честно признавался сам, несмотря на звание «короля свинга». Его карьеру спас Луи Армстронг, отказавшийся ехать на гастроли в СССР. Так у Бенни Гудмена появился шанс стать новым «послом джаза» – и он им воспользовался, спев «Катюшу» с Никитой Хрущевым. И пока американцы ядовито травили его, советские ребята – купали в овациях.

Джаз-бэнды в 20–30-е годы прошлого века набирали популярность в Америке: дансинги и танцевальные клубы становились главным развлечением городов, и хорошие оркестры бывали в большой цене. Великая миграция, благодаря которой блюз из южных регионов Америки направился на север вместе с чернокожим населением, оживила ночную жизнь крупных городов и конкуренцию среди музыкантов. В «Линкольн-гарденс», шикарном ресторане и ночном клубе Чикаго, в составе оркестра Creole Jazz Band в то время начинал Луи Армстронг. С квинтетом Washingtonians делал свои первые попытки Дюк Эллингтон.

Сын еврейских эмигрантов из Украины Бенни Гудмен со своими братьями в начале 20-х годов выступал куда скромнее – в городских парках, на торговых площадях, просто на улице в местах прогулок. Зато выступал каждые выходные, календарь был расписан надолго вперёд. Маленький Бенни старательно осваивал кларнет и рос вместе с ним – он не был гением, но умел блеснуть вдохновением. Благодаря уличным выступлениям он уже в 14 лет смог оплачивать уроки у преподавателя в музыкальном колледже. Для Дэвида и Доры Гудмен музыкальные занятия детей были не только душевной отрадой, но и надёжным источником средств существования, и действительно, дела шли на поправку. Отец Бенджамина вскоре смог распрощаться с местом портного на мануфактуре в Чикаго и завёл газетный киоск, а мать перестала причитать о завтрашнем дне, сосредоточив хлопоты на подготовке костюмов для выступления мальчиков. Мальчики не пошли в еврейский криминал, расцветающий обычно в гетто – это с тех пор стало предметом её благодарственных слов небесам.

Когда Бенни исполнилось 16 лет, его пригласил в свой оркестр Бен Поллак. В 1926 году Бенни записал с ними своё первое соло в пьесе He’s The Last Word. Работая с оркестром Поллака до конца 20-х годов, Бенни приобрёл отличный опыт, узнаваемость и множество хороших творческих знакомств. Развив свои навыки, он переехал в Нью-Йорк, где начал играть с Рэдом Николзом, Джо Венути и Джорджем Гершвином. Неизвестно, что думал о своём музыкальном будущем сам Гудмен, но в ретроспективе видно, что в целом он старался оставаться на виду, оценивая себя трезво. Не теряя уровня, но и не развиваясь особо – чего совсем не терпит джаз.

Следующее творческое десятилетие Гудмен провёл в гастролях и записях со своим собственным оркестром, сотрудничал с Билли Холидей в первой половине 30-х. Во времена расцвета музыкальных эфиров Бенни собрал биг-бэнд и вёл музыкальную передачу Lets Dance на американской радиостанции, выпуски которой начинались заставкой Вебера. В 1935-м он прокатился с гастрольным туром по Соединённым Штатам, и говорят, публика встречала его оркестр местами довольно вяло, но закончился этот тур всё же сенсацией – в Лос-Анджелесе, в танцевальном зале Palomar. Четыре тысячи пар ног на танцполе, аудитория потеряла голову на второй части концерта, когда вместо оговоренных репертуаром стандартов оркестранты Гудмена начали исполнять свою музыку. С того самого концерта свингом стали называть ещё и чувство куража, которое непременно охватывает танцоров и музыкантов.

Довольно скоро Гудмена стали называть «королём свинга». К тому времени Бенни выпустил несколько довольно успешных альбомов с хитами типа Sing, Sing, Sing. Однако звание «короля свинга» он получил не потому, что изобрёл это направление или развил его, а потому, что просто привёл джаз в Карнеги-холл физически. Затея выступить в святая святых американской классической музыкальной культуры принадлежала рекламному агенту Гудмена Уину Натансону. Ему не давали покоя воспоминания об успехе оркестра в лос-анджелесском Palomar. В Карнеги-холле с его вместимостью триумф хотелось повторить. Натансон видел в этом милое культурное хулиганство, Гудман долго раздумывал, но в итоге согласился.

До выступления оркестра Бенни Гудмена 16 января 1938 года в Карнеги-холле звучала исключительно классическая музыка. И далеко не всем поклонникам музыки тот концерт Гудмена по сердцу до сих пор. Ну и для джаза конца 30-х годов в Америке откровением выступление не стало. Музыкальная общественность возмущалась, опасаясь, что мир больше не будет прежним. Травма ещё долго не давала покоя меломанам, а запись концерта, опубликованная в 50-е под названием Benny Goodman 1938 At Carnegie Hall, только подсыпала соли на раны. Во время концерта продюсер сделал её некачественно, в подарок для своей жены, а не для распространения – всё писалось с воздуха на свисающий с потолка микрофон. Бенни получил копию после концерта, прослушал и забросил куда подальше. Технически она не представляла ценности и провалялась больше 10 лет, пока её не обнаружила сестра его жены. Было решено выпустить запись, дополнив композициями с Каунтом Бейси и Дюком Элингтоном, трио и квартетом Гудмена – получилась сомнительная, странная пластинка, совсем неравномерная по качеству.

Есть, впрочем, одна исторически приписываемая событию ценность выступления в Карнеги-холле – якобы Гудмен вывел на сцену смешанный состав оркестрантов. У него действительно играли чернокожие музыканты, и Лайонел Хемптон, например, стал известен благодаря оркестру Бенни Гудмена. В действительности же официальный запрет на смешанные оркестры хоть и существовал, но владельцы заведений на него давно смотрели сквозь пальцы. И за то спасибо «сухому закону» – тогда в подпольных питейнях сегрегация становилась бессмысленной с каждой новой чашечкой «кофе по-ирландски».

Оркестр Бенни Гудмена, просуществовавший до 1944 года, своей славой обязан зажигательным аранжировкам Флетчера Хендерсона, Лайла Мерфи, Эдгара Сэмпсона и остальной веренице блестящих музыкантов, приходивших в него. Бенни умел выбирать, с кем работать, но бывал жёсток и нестабилен. Распустив последний состав оркестра, Бенни ещё неоднократно пытался собирать различные коллективы для гастролей и записи, но каких-нибудь заметных результатов за этим не значилось. В 1943-1944 годах он начал сниматься в кино – «Служебный вход в столовую», «Все здесь», «Задушевно и без импровизаций». В 1955-м сам написал музыкальное сопровождение к художественному фильму имени себя – «История Бенни Гудмена» – тоже, в общем-то, безо всяких изысков.

Ну, а по окончании Второй мировой войны джазовую сцену захватил модерн, быстрый и живой бибоп, немного агрессивный, задиристый, с многослойными импровизациями и термоядерной концентрацией энергии. Джаз поделился на школы, направления и эксперименты, к которым у Бенни совсем не лежала душа. Бенни Гудмен был сайдменом – участником джазового коллектива, не умеющим импровизировать.

Однако в начале 60-х годов заголовки первых страниц New York Times и «Правды» заставили трепетать политиков и любителей музыки по разные стороны Атлантики: оркестр Бенни Гудмена собирался в долгие гастроли по Советскому Союзу. Туда, где до сих пор джаз называли «музыкой толстосумов». Туда, где о джазе ничего не знали, где его никогда в настоящей атмосфере не слышали, не считая, конечно, тех музыкальных обрывков, что удавалось выловить на «вражеских голосах». В 1959 году Хренников и Шостакович ездили в Америку с культурным визитом – Бенни Гудмен, давно мечтавший о гастролях в СССР, был среди американцев, приветствующих советскую делегацию.

После визита в США в советской прессе появилось несколько публикаций с похвалой джазу. Леонид Утесов в газете «Советская культура» утверждал, что «хороший джаз – это хорошее искусство, а не синоним империализма», и что, дескать, он его тоже пытался играть «из-под полы». В Америке джаз не только сделал негров свободными, но ещё и снабдил общественной нагрузкой музыкантов. К началу 60-х за Армстронгом закрепился неофициальный статус «посла мира» – и госдепартамент США спонсировал его зарубежные гастроли. Однако, объясняя свой отказ от той поездки в СССР, Луи сказал: «Если бы люди в СССР спросили меня, что делается у меня в стране, что я бы мог им ответить? У меня прекрасная жизнь в музыке, но чувствую я себя, как любой другой негр». Вот почему пришлось искать джазмена среди белых.

«Я в кармане ношу радиоприемник японский, иногда слушаю его – слушаю музыку. И вот вдруг услышишь джаз, это меня подхватывает так, как когда бывают колики в животе. Что это за музыка? Я сначала думал, что это радиопомехи. Нет, говорят, это музыка», – рассказывал Никита Сергеевич Хрущёв журналистам. Можно подумать, что в 1962 году культурным послом Америки в Советском Союзе, в рамках смягчения железного занавеса, стал именно Бенни Гудмен как бы в ответ на размышления Никиты Сергеевича.

Первый концерт Бенни Гудмена в Советском Союзе прошёл в Москве на сцене Театра Советской армии, а заключительный – во Дворце спорта, на 15 тысяч зрителей. Сочи, Тбилиси, который, вообще-то, был столицей «советского джаза», Ташкент, Ленинград – везде Бенни встречали восторженные поклонники, и блестящие отзывы в газетах следовали за выступлениями его оркестра.

В Киеве, пишут, натиск меломанов сдерживало оцепление милиции. Горячие свинги советская публика принимала тихо, но от восторгов в финале себя не сдерживала. Бенни купался в любви и ликовании. Билеты продавались только благонадёжным и хорошо подготовленным зрителям, говорят, что те, кому их достать не удалось, стояли под стенами театров в оцеплении милиции, опять же. С надеждой хотя бы на отзвук музыки свободы или просто тень Бенни Гудмена – «рождённого в Чикагском еврейском гетто», как писали газеты.

Во время неофициального визита Хрущёва в американское посольство в Москве председатель ЦК КПСС встретился с Гудменом и некоторыми его музыкантами. Он снова искренне сетовал, что не понимает джаз, и укорял музыканта в том, что тот не исполняет Моцарта. После слов «Я люблю музыку, которая трогает сердце» Никита Сергеевич и вовсе запел «Катюшу», которую Гудмен тут же подхватил, продемонстрировав, что тоже ее очень любит. От поездки у Гудмена осталось много сложных, но в основном ярких впечатлений. В этом туре Бенни отпраздновал свои 53 года, подарив себе на день рождения легализацию джаза в СССР, и для него это было очень лично.