«Одиссея» для еврея

Толстой называл ее своим учителем, Салтыков-Щедрин переводил ее романы, Тургенев – просто крепко с ней дружил. Она же, несмотря на то, что англичанка, писала о евреях. Джордж Элиот выводила их в свои книгах как положительных героев, за 20 лет до Герцля спрогнозировала создание Израиля, но одновременно с этим предсказала Холокост.

В России имя английской писательницы XIX века Джордж Элиот в принципе хорошо известно. Это произошло потому, что ее романы получили высокую оценку Николая Чернышевского и Льва Толстого, а в переводе ее романа «Мидлмарч» даже принял участие Михаил Салтыков-Щедрин. Толстой, кстати, вообще упоминал Элиот в числе авторов, оказавших на него значительное влияние. Кроме того, Элиот тесно дружила с другими русскими литераторами – Иваном Тургеневым и Софьей Ковалевской. Тургенев расценивал Элиот как «одного из величайших и вызывающих наибольшее расположение писателей» своего времени и считал ее «писателем первого плана» (в то время как себя – «писателем второго плана»). А Ковалевская после смерти Элиот даже опубликовала воспоминания, в которых очень живо рассказала о своих встречах с английской писательницей.

Но несмотря на такую высокую оценку великих русских писателей, в наше время часто бытует заблуждение, что Элиот является устаревшим морализирующим классиком. Между тем произведения Элиот не только не устарели, но и несмотря на полтора столетия, которые отделяют нас от викторианской Англии, сегодня приобрели довольно актуальное звучание. Особенно пророческим является последний роман Элиот «Даниэль Деронда», написанный в 1876 году. Парадоксально, но этот роман, в котором еврейская тема является лишь одной из двух главных сюжетных линий, по праву считается классикой сионизма, а для еврейского читателя – одной из самых важных книг XIX века.

К моменту издания романа Элиот уже находилась на вершине литературной славы, и каждое новое произведение было событием, о котором говорили и писали во всех газетах и журналах. О романе же «Даниэль Деронда» писали в том числе и во всех еврейских газетах и журналах – еврейский мир горячо воспринял его как оду великой писательницы в защиту евреев. Первый раввин Лондона, Герман Адлер, прочел еврейским рабочим лекцию о «Даниэле Деронде», роман оказал огромное влияние на Эмму Лазарус.

Однако у нееврейской аудитории роман вызвал недоумение. Сама Элиот, предвидя это, писала в переписке с Гарриет Бичер-Стоу, автором «Хижины дяди Тома»: «...именно потому, что отношение христиан к евреям так бессмысленно и так противоречит духу нашей религии, я чувствовала потребность написать о них… Может ли быть что-нибудь возмутительнее, чем когда так называемые развитые люди выказывают полное незнание той связи, которая существует между всей нашей цивилизацией и историей того народа, над которым они изощряют свое остроумие».

Не исключено, что сострадание к евреям было вызвано интересом Элиот к маргинальным фигурам, вынужденным бороться с принятыми в обществе стереотипами. Она в какой-то степени сама была такой фигурой – недаром же ей пришлось взять в качестве псевдонима мужское имя. Однако вообще интерес Элиот к еврейской культуре – или, по словам Химмельфарб, «еврейская Одиссея» писательницы – начался задолго до написания ею «Даниэля Деронды». Ее гражданский муж Льюис был филосемитом, да и ее собственные интеллектуальные интересы всегда вращались вокруг исторически значимых еврейских фигур – Баруха Спинозы, Рахели Варнхаген. Иврит Элиот выучила еще в молодости и довольно свободно владела им – ее еврейским образованием занимался Эмануэль Дойтч, известный востоковед из Британского музея и знаток Талмуда. Несмотря на все, непосредственно перед написанием «Даниэля Деронды» Элиот провела колоссальную работу, основательно изучив историю еврейского народа и его современное положение в различных европейских государствах.

Формально в романе два главных героя, Гвендолин Харлет и Даниэль Деронда. Линия Гвендолин выписана глубоко и достоверно – это история эгоистичной, но сильной молодой женщины, чей духовный рост проходит на фоне разных жизненных неурядиц. И тем не менее настоящим героем романа является все-таки Даниэль Деронда. Хотя, стоит сказать, его образ многими критиками воспринимался как слишком идеализированный, а потому – менее удачный и психологически достоверный. Деронда в начале романа – благополучный молодой англичанин, воспитывавшийся в семье богатого английского лорда. Лорд привязан к нему, как к собственному сыну, и хотя Деронда и мучается незнанием своего происхождения, он ни на секунду не предполагает, что может иметь какое-то отношение к еврейству.

Еврейская линия романа вообще начинается только через 34 главы, с пятой книги, озаглавленной «Мордехай». Именно тогда жизнь Деронды меняет случайная встреча с молодой еврейской девушкой Мирой Коэн. Он удерживает ее от самоубийства и пытается разыскать родственников девушки, давно утраченных ею в Ист-Энде, еврейской части Лондона. В результате поисков родных Миры в числе новых знакомых Деронды оказывается больной чахоткой старик по имени Мордехай, у которого есть заветная мечта – о восстановлении еврейского государства. Мордехай выбирает Деронду своим преемником и учеником, несмотря на категорический отказ последнего признать, что его что-то связывает с еврейством.

В итоге же Деронда узнает, что он тоже еврей. Его мать сознательно выбрала для него христианское воспитание в чужой семье, чтобы уберечь его от унизительной участи собратьев по вере. Деронду абсолютно не тяготит вновь обретенное им еврейство – напротив, его происхождение вызывает в нем радость и гордость. После того как Деронда признается Мордехаю, что он – еврей, старец умирает уверенным, что юноша осуществит его мечту по созданию государства для евреев. Деронда женится на Мире, и они уезжают в Палестину.

В романе ашкеназские евреи предстают в положительном свете, что было новаторством для того времени. В европейском сознании существовал идеализированный образ восточного еврея-сефарда, сохранившего аутентичность, и он противопоставлялся утратившему аутентичность ашкеназу. Поэтому роман не только «реабилитирует» ашкеназских евреев, но и символически закрепляет легитимность ашкеназов по отношению к сефардам браком Миры и Деронды (генуэзского еврея). Можно без преувеличения сказать, что подобное новаторское описание ашкеназов и сефардов, как равных между собой, заложило первый кирпич в здание национального еврейского возрождения.

Главное же пророчество романа, конечно, в том, что Деронда и Мира оказываются в Палестине примерно за два десятка лет до того, как отец сионизма, Теодор Герцль, только напишет о возможности создания еврейского государства. Еврейский быт в романе выписан с этнографической точностью, а в сценах собрания философского кружка предстают разные типы еврейских интеллектуалов, которые высказывают характерные для того времени идеи относительно еврейского вопроса. При том что Элиот вполне достоверно описывает еврейские типажи со всем многообразием их мнений, нельзя не отметить, что аргументы Мордехая против ассимиляции поражают читателя своей современностью даже сегодня. Элиот, как всякий гений, каким-то пророческим образом предвидела Холокост и Катастрофу еврейства. Хотя, скорее всего, подобное пророчество явилось результатом ее скрупулезного изучения еврейской истории.

Несмотря на то, что роман отличает органическое единство всех частей и героев, критики часто высказывают мнение, что роман распадается на две независимые части. В XX веке кто-то из критиков говорил, что роману не повредила бы «хирургическая операция», которая освободила бы его от мертвого груза другой, еврейской части. Еврейские же издатели часто публиковали роман без части, посвященной Гвендолин. На этом фоне интересно звучит мысль профессора Гарвардского университета и специалиста по идиш Рут Вайс. Она говорит, что главной идеей романа, связывающей Гвендолин с Дерондой, является то, что Деронда к концу романа обретает кровную связь со своим народом и местом, в котором он родился – в отличие от Гвендолин, которая не чувствует связи с тем местом и традициями, в которых она родилась и выросла.

Кстати, когда Теодор Герцль приехал в Англию в поисках средств для создания Всемирной сионистской организации, один из его новых знакомых, полковник Альберт Эдвард Голдсмит, сказал ему: «Я – Даниэль Деронда». И это стало своего рода кодом для людей, сочувствующих сионистской идее.