Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
30.01.2018
В середине 20-х годов был снят первый в России немой еврейский художественный фильм – картина «Еврейское счастье» по мотивам рассказов Шолом-Алейхема. Режиссёру Алексею Грановскому удалось собрать практически весь цвет будущего еврейского кино в СССР. Художником стал Натан Альтман, оператором – Эдуард Тиссе, одним из авторов сценария был Григорий Гричер-Чериковер, а титры для заставок писал Исаак Бабель. Главные роли в фильме исполнили Соломон Михоэлс и Моисей Гольдблат – для обоих это был дебют в кино. Михоэлс сыграл бедного еврейского мечтателя и неудачника, Гольдблат – влюблённого еврея. Наивная и трогательная картина о быте местечка и оптимизме его обитателей, которые верят в лучшую жизнь даже тогда, когда для этого, кажется, совсем нет причин. Это был пропагандистский заказ, но Грановский сумел довольно точно запечатлеть мир, который навсегда исчез после 1917 года. Это был, по сути, последний портрет российского еврейства в его естественной среде обитания. Фильм с большим успехом показывали и советскому зрителю, и за рубежом, но в какой-то момент цензура всё-таки назвала его «пропагандой еврейского национализма и отживших ценностей». Ленту собирались уничтожить – не вышло. К радости сегодняшних поклонников раритетного кино, создатели сумели сделать копию, потому фильм жив, и сегодня его можно найти в сети.
К моменту начала съёмок за спиной Моисея Гольдблата было несколько лет жизни с бродячей еврейской театральной труппой. Плюс ко всему в 1924 году он закончил школу-студию при Московском еврейском театре ГОСЕТ. Учился под руководством Грановского, под его же началом входил в основной состав театральной труппы. Ранний опыт дал хорошие плоды – в начале следующего десятилетия Моисей Исаакович стал первым режиссёром-постановщиком театральной студии «Индо-Ромэн», которая открылась в 1931 году и положила начало театру «Ромэн». Начало было трудным, несмотря на то, что советская власть обещала всестороннюю поддержку культурам коренных и малых народов. Гольдблату и его коллеге Ивану Ром-Лебедеву пришлось долго упрашивать чиновников, прежде чем получить разрешение на открытие театра у Луначарского.
Ещё работая в ГОСЕТе, Гольдблат собрал небольшую группу молодых цыган, мечтающих стать профессиональными актёрами, и организовал вместе с ними любительскую театральную студию. После первой премьеры – спектакля по пьесе цыганского писателя Александра Германо «Жизнь на колёсах» – студия стала театром. Сюда из ГОСЕТа Моисей Исаакович привёл администратора Исайю Файля, художника Александра Тышлера, который начинал ещё в Минском еврейском театре, композитора Александра Крейна и скрипача из Большого театра Семёна Бугачевского. Бугачевский оказался к тому же большим энтузиастом цыганского музыкального фольклора. Собирать, записывать и перерабатывать народные песни цыган ему помогал Иван Ром-Лебедев. Его отец был в своё время дирижёром цыганского хора, а мать пела в нём, хотя была совершенно русской по происхождению. Жизнь в театре била ключом – говорят, режиссёру поначалу туго приходилось со свободолюбивыми артистами, даже несмотря на то, что цыганами в составе были не все. Первые постановки шли на цыганском, и только после 1940-го театральная программа была полностью русифицирована. А «Ромэн» до сих пор остаётся главным цыганским театром в России.
В 1935-м Гольдблат и оператор Евгений Шнейдер сняли художественный фильм «Последний табор» с Лялей Чёрной и Николаем Мордвиновым в главных ролях. Там же сыграл Михаил Яншин, большой поклонник цыганской культуры и проникновенный исполнитель романсов. Потом он женился на Ляле Чёрной, а после ухода Гольдблата из «Ромэна» – возглавил театр. Ну и фильм, конечно же, имел огромный успех – всё-таки чем ближе экранная история к жизни, тем теплее её встречает зритель.
В начале апреля 1937 года в Биробиджан съехалось множество гостей: чиновники областной администрации, видные представители местной театральной элиты, журналисты, артисты и переселенцы. До этого такой ажиотаж в городе был только во время первого областного съезда советов, с которого началось становление новой автономии. Теперь же гости прибыли на театральную премьеру пьесы минского писателя Мойше Кульбака «Бойтре». Автором постановки стал незадолго до того назначенный художественным руководителем Биробиджанского ГОСЕТа Моисей Гольдблат – это был его режиссёрский дебют теперь уже в еврейском театре. Музыку к спектаклю писал Бугачевский на основе народных еврейских песен, которые после того театрального сезона распевал весь Биробиджан. Костюмами и оформлением декораций занимался Исаак Рабичев, а постановкой хореографии – Яков Ицхоки. Сам Гольдблат исполнил главную роль беглого солдата Хаима Бойтре.
В Биробиджан Гольдблат попал по рекомендации Михоэлса, который вынужден был отказаться от роли режиссёра, не желая оставлять Москву и ГОСЕТ. А у постановки имелась московская госетовская предыстория. Михоэлс эту пьесу в Москве уже ставил. По его словам, пьеса демонстрировала «жесточайшие гонения и преследования евреев в мрачную эпоху Николая I, тяжкие законы о рекрутчине и выселение евреев из деревень, скитания бесприютных, вымирающих от голода и болезней бедняков по лесам и дорогам». Критика приняла пьесу замечательно. Но ровно до посещения спектакля Лазарем Кагановичем – его история на сцене возмутила. «Я хочу, чтобы вашей игрой вы вызывали чувство гордости за настоящее и за прошлое. Где Маккавеи? Где Бар-Кохба? Где биробиджанский еврей, который строит свою новую жизнь?» – сказал он после Михоэлсу.
Словом, в Биробиджане Гольдблату предстояло показать некий итог многовековой борьбы еврейского народа со всевозможными притеснителями и превратить дальневосточную провинцию в многообещающий культурный центр. Войдя в должность режиссёра, он предложил концепцию, которая, как он говорил, «позволяет, не нарушая исторической правды, оградить спектакль от обыденного натурализма и поднять его до уровня позитивного романтизма».
Биробиджанский «Бойтре» имел огромный успех: о нём писали, о нём спорили, фрагменты постановки транслировали по радио. Говорят, это был лучший спектакль в истории Биробиджанского ГОСЕТа – при переполненных залах его демонстрировали 15 раз. Он стал национальным событием для переселенцев – во всяком случае ничего подобного до этого никто припомнить не мог. После спектакль стал гвоздём программы на гастролях в Хабаровске, куда его приехали смотреть актёры русских драмтеатров из Благовещенска, Комсомольска-на-Амуре, Ворошилова и из китайского театра Владивостока. При всём кажущемся успехе Гольдблат не мог не обращать внимание, что переселенцы, для которых и с которыми он работал, временами пропадали: кто в ссылку, а кто и под арест в тюрьму.
«Бойтре», ставший главным событием еврейской культуры всесоюзного масштаба, закрыли в 1937 году из-за ареста его автора Мойше Кульбака. После двух лет работы в Биробиджане Гольдблат переехал в Киев и возглавил уже Киевский ГОСЕТ в 1939 году. И тоже с успехом. Он ставил Аврума Гольдфадена, Шолом-Алейхема и Переца Маркиша. С ним как театральный художник продолжал работать Натан Альтман. Гольдблат играл главные роли в своих же постановках, как делал в своё время Михоэлс. Во время войны театр перемещался из Джамбула в Коканд и Фергану, а Моисей Исаакович по совместительству работал художественным руководителем казахского Государственного театра драмы в Алма-Ате и немножко снимался в кино.
После войны Киевский еврейский театр перевели в Черновцы. Премьерную постановку, спектакль «Их Лэб» («Я живу»), публика встретила хорошо. Плотная философская история заставляла зрителей задумываться. Гольдблат сыграл пережившего войну Цале Шафира, который безуспешно пытался встроиться в мирную жизнь. В прессе спектакль обругали – дескать, опять пессимизм, надрывные националистические мотивы, никакого актуального идеологического содержания и сплошное упадничество. Впрочем, вскоре Гольдблата хвалили за «Тевье-молочника» и «Блуждающие звёзды» Шолом-Алейхема. Несмотря на удалённость от столицы, театр жил полноценной и очень насыщенной жизнью. Гольдблат продолжал руководить им вплоть до самого закрытия 15 февраля 1950 года. Тогда на волне борьбы с безродным космополитизмом закрыли все еврейские театры в стране. В последний год своего существования театр дал 13 премьер!
В 1948 году погиб Михоэлс, после чего вскоре был распущен Еврейский антифашистский комитет, с которым Гольдблат поддерживал тесные отношения. Когда начались аресты по делу комитета, Моисея Исааковича, разумеется, тоже приглашали на допросы, но до его ареста не дошло. В 1953 году стало известно, что Михоэлс не погиб, а был убит сотрудниками МГБ – эта новость у многих выбила землю из-под ног. Какое-то время Гольдблат работал художественным руководителем Казахского государственного академического театра драмы, совмещал эту должность с работой режиссёра-постановщика в Государственном русском академическом театре драмы им. Лермонтова в Алма-Ате, до 1969 года выходил на сцену Харьковского русского драматического театра.
Еврейских театров не стало, газеты закрылись, литература словно испарилась. Еврейская культура, не успев расцвести, казалось, закатилась навсегда, а борьба с космополитизмом не стихала в последующие десятилетия и продолжала отравлять жизнь. При первой же возможности Гольдблат получил разрешение на выезд в Израиль и в 1972 году поселился в Хайфе, будучи уже почтенным стариком. Впрочем, прожил он на Земле обетованной всего два года.