Ария ночного таксиста

Долгое время его музыка нравилась только профессионалам. Люди не приходили на его концерты, и чтобы обеспечить себя и жену, он работал таксистом. Утром творил, а ночью разъезжал по Нью-Йорку – так продолжалось 20 лет. Но потом оперы и музыка к фильмам Скорсезе и Звягинцева принесли авангардному композитору Филипу Глассу настоящую известность.

Филип Гласс – знаменитый композитор-минималист, авангардист, ставший классиком. К своему 80-летнему юбилею он написал книгу воспоминаний «Слова без музыки». Это и биография незаурядного человека, и история авангардного искусства второй половины ХХ века в целом. Книга Гласса – не только о музыке. Автор рассказывает и о своих друзьях – скульпторе Ричарде Серре, художнике Роберте Раушенберге, поэте-битнике Алене Гинзберге, и о своих проектах в театре с режиссером Робертом Уилсоном, и о том, как он писал музыку к фильмам Мартина Скорсезе и Николая Звягинцева. К тому же книгу можно воспринимать и как своеобразный сборник советов молодому художнику по самодисциплине, организации творческого процесса и поиску своего места в мире, где громкая и заслуженная слава не всегда совмещается с коммерческим успехом.

Филип Гласс родился в еврейской семье в Балтиморе. Его мать, Ида, работала школьным библиотекарем. Она была пионером женского образования в Америке, первой женщиной, окончившей Университет Джонса Хопкинса, причём всего в 19 лет. И всю взрослую жизнь она тоже училась, защитила магистерскую диссертацию, часто уезжала на курсы в Европу – Филип Гласс вспоминает, как из одной из таких поездок она привезла всем домашним настоящие швейцарские часы. Отец Филипа, Бен, был владельцем магазина грампластинок, в котором будущий композитор и его брат Марти работали с 12 лет, но не продавцами – они разбивали не пользующиеся популярностью пластинки в упаковке, чтобы их можно было вернуть поставщику с претензией «так и было».

Семью нельзя было назвать религиозной, они жили обычной светской жизнью американских евреев. Правда, детей записали на курсы иврита, но вместо этого они тайком ходили в биллиардную. Однако во время и после войны Глассы поддерживали пострадавших от Холокоста европейских евреев – может быть, активнее всех в Балтиморе. Беженцы подолгу жили в доме Глассов, а Ида составляла для них специальные учебные пособия по английскому языку и адаптации к американской жизни. Уже потом, взрослым, Филип Гласс будет встречать в разных уголках Америки людей, которые смогли вернуться к нормальной жизни благодаря его семье.

Как было принято в образованной среде, Ида и Бен учили своих детей музыке, но так как семья была небогатой, каждый смог выбрать только один инструмент. Филип предпочёл флейту, а азы фортепьяно освоил, повторяя уроки за братом Марти. Подростком Филип Гласс увлекся авангардной музыкой и даже «подсадил» на неё своего отца. Он чувствовал, что Балтимор и тамошняя средняя школа – слишком тесны для него. Вот почему в 1952-м он воспользовался уникальной возможностью сдать экзамены в Чикагский университет до получения аттестата. Ни учителя, ни родители в грядущее поступление не верили, но все-таки 15-летнего Филипа приняли в университет. Отец наотрез отказался отпускать мальчика, но Ида, сама бывший вундеркинд, не могла лишить сына такого шанса. Поначалу они договаривались, что первый семестр станет для Филипа пробным: не понравится – вернётся, и школа примет его назад, но, увы или ура, ему понравилось. И в Балтимор Филип Гласс впоследствии вернётся лишь на несколько месяцев – между окончанием учёбы в одном вузе и поступлением в другой.

В Чикаго Гласс закончил бакалавриат по программе «Великие книги», но уже тогда понимал, что его интересует только музыка. Правда, он видел себя музыкантом-исполнителем, а не композитором. И это при том, что Филип писал музыку, начиная с первого курса – учился композиции и теории музыки сам, по книге Шёнберга. Сам он говорит, что писать начал, надеясь, что это поможет ему ответить на вопрос: откуда берётся музыка?

После Чикагского университета Филип решил поступать в Джульярд – главный музыкальный вуз Америки – на факультет деревянных духовых инструментов. Родные были против его выбора – боялись, что он, подобно одному из родственников, закончит свой путь игрой в ресторанах. Но Филипа и такая карьера вполне привлекала. Впрочем, как флейтист Гласс испытания не выдержал, но после ряда вопросов экзаменаторы предложили ему заняться композицией. Кстати, между двумя вузами Гласс успел пять месяцев поработать на сталелитейном заводе в Балтиморе, чтобы накопить денег на жизнь в Нью-Йорке. И ещё долгие годы Филип Гласс будет заниматься не только музыкальным трудом. Был он и сантехником, и грузчиком, а его жена-режиссёр зарабатывала уборкой квартир, и это уже тогда, когда оба достигли известности.

Филип Гласс пишет, что некоммерческим искусством на жизнь заработать чаще всего невозможно, но это не повод для отчаянья и также не причина обвинять «неблагодарную» публику, меценатов или государство. Познание жизни в труде – не самый худший путь для художника, а снобизм отнюдь не равен таланту, скорее наоборот. Эта мысль оказывается одним из лейтмотивов книги: «…зарабатывать на жизнь исключительно исполнением и сочинением музыки, не отвлекаясь на приработки в других сферах, я начал лишь в 1978-м, когда в 41 год получил заказ на написание “Сатьяграхи” для Нидерландского оперного театра. Как бы то ни было, за все эти годы приработков в сферах, далеких от музыки (примерно 24 года в общей сложности), я никогда не впадал в уныние. Мой любознательный интерес к жизни был сильнее, чем мое гипотетическое презрение к труду».

То, что Филип Гласс – человек не только вдохновения, но и труда, свидетельствует и уникальная самодисциплина, которую композитор разработал, ещё учась в Джульярде, а после придерживался её всю жизнь: «Вначале я поставил себе задачу просиживать за пианино или за письменным столом по три часа. Решил: срок для работы вполне разумный, и если я приучусь трудиться столько времени, то при необходимости сумею работать и дольше. Выбрал время, когда я был свободен почти ежедневно: с десяти утра до часа дня. Придумал себе упражнение: ставил на пианино будильник, клал рядышком на стол нотную бумагу и просиживал за пианино с десяти до часу. Не важно, сочинял ли я за это время хоть одну ноту. У этого упражнения была и вторая составляющая – воздерживаться от сочинения музыки в любое другое время дня или ночи. Я старался укротить свою музу, приучить ее действовать только по моему приказу. Спустя несколько недель я обнаружил: ощущение, что ум за разум заходит и из рук все валится, сменяется чем-то похожим на сосредоточенность или, как минимум, на интерес к работе. Этот переходный период занял, наверно, почти два месяца. Я бы не назвал его легким, но это был путь к намеченной цели. Именно тогда я обрел привычку сосредотачиваться, которая по-настоящему упорядочила мою жизнь. Вторая составляющая упражнения тоже сработала. Я хочу сказать, что у меня никогда не возникал соблазн сочинять музыку в те часы, которые я считал неурочными».

По окончании Джульярда Гласс выиграл грант, предоставляющий молодым композиторам возможность писать музыку для школьных оркестров. Этим Гласс и занимался несколько лет в Питсбурге, после чего, выиграв очередной грант, отправился творить во Францию. И не один, а со своей подругой Джоанн Акалайтис, начинающим режиссёром и драматургом. В Европе они поженились, потом долго путешествовали по Индии и Тибету. Там Гласс еще больше заинтересовался восточными духовными практиками и индийской музыкой, которая постепенно стала одной из основ его минималистского творчества.

Наконец в 1967 году 30-летний Гласс вернулся в Нью-Йорк. Именно этот город с его неповторимой электрической атмосферой, целостной в своей мультикультурности, сформировал Филипа Гласса как зрелого композитора и уникального новатора. Работал же Гласс шофёром грузовика и сантехником, но в конце концов остановился на профессии таксиста: «Работа таксиста никогда не казалась мне трудной. Мне нравилось водить машину в Нью-Йорке, город я изучил досконально. За одну ночь запросто наматывал сотню миль: по Гарлему, до Бронкса, через мост в Куинс, из конца в конец Бруклина, а в основном, естественно, колесил по Манхэттену. Когда я сидел за рулем, Нью-Йорк никогда мне не надоедал».

В Нью-Йорке Гласс создал концептуальные музыкальные группы «Мабу Майне» и «Ансамбль Филипа Гласса». Первый собственный нью-йоркский концерт Гласса состоялся в 1968 году в Квинс-колледже. Для молодого композитора это была важная ступень, но признание профессионалов совсем не означало успеха среди широкой публики: «Концерт прошел прекрасно, Дороти, Джон и я остались им очень довольны, но факты есть факты: в зале было всего шесть (шесть!) человек. Это вместе с моей матерью Идой Гласс».

В следующий раз Ида приедет в Нью-Йорк через восемь лет – на премьеру оперы Филипа Гласса «Эйнштейн на пляже», которая шла в Метрополитен-опера. «На сей раз в зале было больше 3500 человек: все билеты, в том числе на стоячие места, разошлись». И даже после этого Филип Гласс ещё два года будет водить такси.

«Эйнштейн на пляже» открывает собой оперную трилогию, посвящённую великим людям, изменившим лицо мира. В трилогию входят также работы «Сатьяграха» – о Махатме Ганди – и «Эхнатон». Это работы настолько новаторские, что к ним не подходит ни одно из существующих жанровых музыкальных или театральных определений. Условный термин «опера» был выбран потому, что эти произведения могут быть исполнены только в оперных театрах.

В конце 70-х Филип Гласс начинает писать музыку для кино. Первый его значительный проект – музыкальное сопровождение для экспериментальной трилогии режиссёра Годфри Реджио «Каци», посвящённой проблемам экологии. Впоследствии Гласс работал и с выдающимися режиссёрами игрового кино. Музыка к знаменитым фильмам Мартина Скорсезе «Кундун», Питера Уира «Шоу Трумана» и Стивена Долдри «Часы» в своё время номинировалась на «Золотой глобус». Используются сочинения Филипа Гласса и в сериалах и видеоиграх. Так что, скорее всего, его музыку слышали почти все.

Филип Гласс. Слова без музыки. Воспоминания. Перевод с английского Светланы Силаковой. СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 2017.