Top.Mail.Ru

Песни для Сталина

21.09.2018

Сначала она покорила своим вокалом итальянскую оперу, Мариинский театр и Большой. А потом стала эстрадной звездой наряду с Шаляпиным и Карузо. На конференцию в Тегеране в 1943-м ее пригласил лично Черчилль – ради Сталина. Вот только расположение вождя к Изе Кремер угасало с каждой ее новой песней на идише.

Она родилась в Бельцах в 1887 году – её отец Иаков Кремер был кем-то вроде снабженца царской армии. Родители довольно рано обнаружили музыкальное дарование Изы и – как могли – помогали его реализации. Например, привезли на прослушивание к Луиджи Ронци из Милана, когда того пригласили преподавать вокал в Одесское училище Императорского музыкального общества. Иза произвела на итальянца большое впечатление, и он пригласил её учиться вокалу в его родной Милан. Родители не перечили отъезду, а деньгами на поездку помог главный редактор газеты «Одесские новости» Израиль Хейфец: Иза носила ему свои юношеские революционные стихи, и то ли из-за них, то ли просто так он был в нее серьезно влюблен.

В Италии она прожила в итоге с 1902 по 1911 годы. Сначала несколько лет действительно училась, потом – активно выступала в небольших театрах. По одной версии, её дебют состоялся на сцене неаполитанского театра «Сан-Карло» в опере «Богема», где она пела на одной сцене с Джузеппе Ансельми, по другой – это произошло в Кремоне. Из Италии её пригласили прямиком в Мариинский театр в Санкт-Петербурге, а в 1915 году она уже пела в Москве в Большом.

Вернулась в Одессу Иза триумфально. После первого же выступления в оперном театре директор предложил ей стать солисткой. Премьеру «Иоланты» в «Одесском обозрении театров» расхвалили изо всех сил: восхищались красотой и трепетом, с которым солистка провела первый акт, описали восторг публики в финале. Скоро Кремер пела Татьяну в «Евгении Онегине», Прилепу в «Пиковой даме» и – выходя за рамки своего диапазона – Зибель в «Фаусте». Но к удивлению директора оперного театра и поклонников, Кремер не стала задерживаться на оперной сцене – её увлекла оперетта. Там было больше всего – и гонораров, и свободы реализации. Песенка «Ха-ца-ца» из оперетты Имре Кальмана «Цыган-премьер», исполненная Изой, стала хитом – её напевала вся Одесса. Мало того – в продаже появились конфеты «Ха-ца-ца» с портретом Изы Кремер на коробке.

Ещё живя в Италии, она побывала на концерте Иветт Жильбер – певицы французских кабаре. Иветт пела всякую легкомысленную чушь, иногда совсем даже непристойную. Вспомнив о ней, Иза решила попробовать себя и в «лёгком жанре». Голосом, воспитанным классической вокальной школой, она запела шансоньетки и прочие песенки «для настроения». Филигранно обрабатывая их и возымев успех, она решила не возвращаться к академическому пению и посвятить себя эстраде. В конце 1910-х годов она постоянно выступала в Одесском Доме артиста, где на одной сцене с ней появлялись лучшие артисты тех лет. Иногда Иза пела и собственные песни, из самых известных – «Черный кот» и «Мадам Лулу».

С Хейфецем они в итоге поженились, несмотря на разницу в возрасте в 27 лет. В 1917 году на свет появилась их дочь Туся. «Одесские новости» и их редактор, как писали позже советские авторы, в то время «промышляли сионизмом». Муж познакомил Изу с Марком Варшавским, Шолом-Алейхемом, Менделе Мойхер-Сфоримом и Владимиром Жаботинским, за разговорами с которыми супруги часто проводили вечера. Хаим Бялик убедил её начать собирать и исполнять песни на родном языке, гарантируя успех – ведь до тех пор песни на идише исполняли только мужчины. В начале 20-х годов Хейфеца арестовали, Изе пришлось привлечь всё своё общественное обаяние и нажитое влияние для того, чтобы вытащить его из тюрьмы. К тому времени из супругов выветрилось очарование революцией и они решили уезжать. Сначала в Берлин, потом в Париж – там они и расстались.

В 1922 году Иза отправилась с гастролями в Польшу. Все три её концерта должны были пройти в Варшавской филармонии. По приезде импресарио сообщил, что никаких еврейских песен в программе быть не должно. Иза возмутилась, но рвать контракт не стала, пожалев импресарио, вложившего свои деньги в те гастроли. Во время концертов публика просила еврейских песен, и Изе пришлось изображать из себя что-то невнятное, чтобы как-то мягко отказать. На последнем выступлении кто-то из зрителей спросил, почему еврейка стыдится петь песни своего народа. Ей пришлось ответить, как есть. Возмущённая, но влюблённая в Изу публика потребовала ещё одного концерта, в котором всё-таки будут еврейские песни – она согласилась. А в ночь перед концертом произошла драка, в которой несколько евреев получили увечья – Иза Кремер была вынуждена покинуть город, а заодно захваченную антисемитизмом Европу.

Она переехала в Америку, залы которой встретили и её, и ее идиш с распростёртыми объятиями. Еврейская американская интеллигенция в то время считала посещение её концертов обязательным. Её дебют в Карнеги-холле состоялся 29 октября 1922 года. В течение следующих двух десятилетий выступления Изы и в Карнеги-холле, и в Манхэттенском оперном театре проходили под неизменные овации публики. Чтобы заманить её в бродвейскую постановку «Дос лид фун гетто» («Песня из гетто»), ставшие американскими поэты Яков Якобс и композитор Александр Ольшанетский написали песню «Майн шрейтеле Бэлц», которая стала абсолютным шлягером после премьеры.

Тем временем Иза переживала разлуку с Европой и приезжала в Германию, чтобы поддержать Общество еврейской культуры. На последнем выступлении той поры в Берлине, где-то в середине 30-х, идиш, на котором она пела, возмутил еврейскую аудиторию. Такие песни в гитлеровской Германии евреи сочли провокацией.

На гастролях в Аргентине в 1934 году она познакомилась с Грегорио Берманом – известным психиатром и профессором университета Кордовы. Он был одним из передовых интеллектуалов своего времени и стоял у истоков нарождавшейся в Латинской Америке социальной психологии. Жить в Аргентину Иза переехала в 1938 году, а их отношения продлились до последних дней певицы. Пока правительство Аргентины втихаря поддерживало нацистов во время Второй мировой войны, Иза Кремер открыто давала концерты, сборы от которых шли в пользу союзников. Это злило правительство Аргентины, но ни к каким последствиям не привело. Иза регулярно перечисляла средства для жертв Холокоста и после войны, хотя гастролировать к тому времени она уже перестала.

Одним из последних крупных публичных выступлений для неё стала Тегеранская конференция – причём пригласил её сам Уинстон Черчилль. Она выступала перед главами СССР, США и Великобритании вместе с Морисом Шевалье, Марлен Дитрих и Вадимом Козиным. Конференция совпала с днём рождения Черчилля. Вадим Козин рассказывал, что тот пригласил Кремер, зная любовь Сталина к её песням. Иза спела «Ни пути, ни следа по равнинам, по равнинам безбрежных снегов не добраться к родимым святыням, не услышать родных голосов…» Говорят, Сталину в этом что-то не понравилось, на что-то свое он увидел в песне намёк, и поэтому в Союзе об Изе Кремер больше не слышали.

В 1946-м вышли её новые пластинки с популярными песнями на идише. В том же году она отправилась с выступлениями в Палестину, но как только запела на идише – обнаружила жёсткое неприятие публики. Она забыла, что строители еврейского государства в святые земли взяли с собой только иврит, а язык галута оставили в России. Иза сказала тогда: «Я пела на идише в нацистской Германии, и я буду петь на идише здесь – в стране Израиль». Она пела песни на десятке языков, в её репертуаре много песен на русском и украинском, но больше всего ей хотелось петь на идише, который в её бытность ни в Европе, ни в Израиле не уважали.

В середине 50-х Иза твердо решила перебираться в СССР, несмотря на диагностированный рак. Она даже свела по этому поводу знакомство с обществом аргентино-советской дружбы. Билеты были уже на руках, но за несколько дней до отъезда Иза Кремер умерла.

{* *}