Еврей американского балета

Он заставил американцев полюбить балет – смешал классический танец с джазом и вывел на сцену танцоров-бандитов. Так появлялись балеты «Скрипач на крыше», «Блудный сын» и «Вестсайдская история», которая в итоге стала голливудским хитом и принесла Джерому Роббинсу два «Оскара».

Американские критики называли его самым великим балетмейстером, рождённым в Америке. Последнее подчеркивали, видимо, от обилия русских балетных танцовщиков и хореографов на американской сцене. А он и вправду родился в Нью-Йорке на Манхэттене в ноябре 1918 года в семье еврейских эмигрантов из Польши. Джером был сыном предпринимателя Гарри Рабиновича и его жены Лены Рипсы. Рос мальчиком послушным, прилежно учился, в том числе играть на фортепиано и скрипке. Но мечтал о танцах. Семья его в этом плане не поддерживала – отец считал, что для мужчины куда достойней деятельность адвоката, предпринимателя или учёного. В крайнем случае, его видели продолжателем семейного бизнеса – компании по торговле женскими корсетами Comfort Corset. От такого будущего Джерому становилось дурно. Он увлёкся танцами ещё в средней школе, но все равно отправился изучать химию в университет Нью-Йорка – и следующие несколько лет умирал от скуки на лекциях.

В Нью-Йорке жил и преподавал тогда известный учитель танцев по имени Сеня Глюк-Сандор – попасть к нему считалось великой удачей. Подруга Роббинса организовала-таки для него просмотр у маэстро – 18-летний Джером показал талант, но вместе с ним и густейшую робость: сам он считал себя неудачником. В ответ на критику так расплакался, что преподаватель сопроводил его в уборную и сказал: «Джерри, жизнь танцовщика трудна и, как правило, бедна. Но если вы решитесь, я возьму вас к себе в класс».

Специальностью Глюк-Сандора был балет-модерн. Но студия оказалась не единственной, где занимался Роббинс. Для неудачника он был довольно энергичен: его интересовало всё, что способен предложить многоликий Нью-Йорк. Кроме модерна изучал классический танец, джаз и акробатику, латиноамериканские и даже восточные танцы. Чтобы заработать на оплату обучения, выступал в театрах и на эстраде, плясал в последних рядах кордебалета и даже пел в хоре бродвейских постановок.

Очень некстати подошёл призывной возраст. Его биограф Дебора Джоитт так описывала поход Джерома в военную комиссию: «На осмотре военврач спросил его, был ли у него гомосексуальный опыт, и Джерри ответил, что был. Медицинское заключение гласило: “Не пригоден для армии ввиду органической психопатической неполноценности”». Но балету это не мешало. Живой и выразительный юноша в 1940 году был принят в труппу Американского театра балета, основанного Михаилом Мордкиным. Мордкин – выпускник балетной школы московского Большого театра. В Америке он поселился в 1924 году и создал Mordkin Ballet, ставший вторым домом для бежавших из России звёзд на пуантах. В своём дневнике Роббинс тогда написал: «Мы совершенно не знали, кто мы такие. Мы совершенно не знали, как нужно и как принято. Мы только инстинктом чувствовали, когда получается хорошо, а когда – плохо». Там Роббинса заметил Михаил Фокин и предложил главную роль в балете Стравинского «Петрушка». Роббинс говорил, что нашёл достаточно отголосков собственной судьбы, чтобы исполнить эту партию: «Я и сам чувствовал себя Петрушкой, чудом попавшим в мир театра».

Через четыре года он попробовал себя в роли хореографа. В 1944-м поставил довольно харизматичную новеллу Fancy Free на музыку тогда ещё никому неизвестного Леонарда Бернстайна – на русском языке постановку называют «Матросы на свободе». Эзопов – для многих американцев – язык балета Роббинс попытался приблизить к жизни, актуализировать. Сюжет постановки крутится вокруг истории с матросами, которые ухаживают за девушками в нью-йоркском баре. В хореографии он соединил классику и джаз и сам выступил в роли одного из матросов. Спектакль стал сенсацией. Когда молодой хореограф проснулся знаменитостью, ему было 25 лет. Дальше сотрудничество Роббинса и Бернстайна было плодотворным и успешным.

На Бродвее с триумфом шёл их мюзикл «В городе», а «Вестсайдская история» с шекспировским сюжетом о вечной любви и вовсе принесла им мировую славу. Главными героями балетной сцены стали враждующие банды Нью-Йорка, и вражда для любви, как всегда, оказалась губительной. Во время репетиций Роббинс требовал от танцовщиков, представляющих разные кланы, держаться порознь – писали, что он даже распускал слухи и всячески стравливал танцоров, чтобы в постановке их противостояние выглядело органичным. В начале 1960-х годов шоу было экранизировано – хореограф Джером Роббинс стал двукратным обладателем премии «Оскар».

В знаменитую труппу Джорджа Баланчина он пришёл с богатым постановочным и исполнительским багажом. Они начали с «Блудного сына» и за годы сотрудничества поставили порядка 60 балетных спектаклей. Трагедии, комедии, психологические драмы и абстрактные бессюжетные композиции – они не придерживались рамок и были довольны экспериментами друг друга. Два гения сумели разместиться на одной сцене, делили аплодисменты и славу, но главное – все время продолжали ценить друг друга. Жена Баланчина Танакиль Леклер была близким другом Роббинса. Он сочинил для неё чувственную миниатюру «Послеполуденный отдых фавна», перенеся историю из мира мифологии в балетный класс, где репетируют девушка и юноша.

Роббинс любил экспериментировать и с публикой. Например, у него есть постановка «Концерт» на музыку Шопена, где он вдоволь посмеялся над поклонниками балета. Его пародия на постановку Баланчина «Балет насекомых» самим Баланчиным была принята с широкой улыбкой. А запись фрагмента из знаменитой пародии «Вальс ошибок», построенной на знаменитых балетных ошибках, до сих пор гуляет по сети и собирает лайки. Сам Роббинс утверждал, что соединяя классическую музыку с современными сюжетами, выдвигая на сцену не типичных для классики балета героев, он бунтует не против классики вовсе, а против как раз современности. И на деле это доказал – в позднем периоде своего творчества он работал в основном с классическим материалом.

Когда успех обласкал Джерома, его отец смягчился к выбору сына и посоветовал ему держаться Голливуда. Но в 1950 году выяснилось неожиданное. Его пригласили для дачи показаний в Комитет палаты представителей по антиамериканской деятельности. Признать за собой былое членство в Коммунистической партии он не отказывался, но не хотел сообщать имена коллег, разделявших его взгляды. Его мурыжили три года, и когда пригрозили разоблачением сексуальной ориентации, он сдался и сообщил имена товарищей.

На карьеру самого Роббинса происшествие не сильно повлияло, хотя друзей заметно поубавилось. До конца своих дней он не мог простить себе той слабости и писал в дневнике: «Я боялся, что откроется мой гомосексуализм. Я испытывал приступы леденящего ужаса, представляя себе, что моя работа, которая есть моя судьба и жизнь, будет отнята у меня. Фасад Джерома Роббинса слетал с меня, и я возвращался в примитивное состояние дрожащего еврея Джерома Уилсона Рабиновича – кем я и был».

Он вообще часто описывал себя как человека неуверенного, даже будучи постановщиком, которого жаждали многие бродвейские продюсеры. И сложно понять, как на самом деле Роббинс относился к своим корням. Причин скрывать их явно не было, тем не менее источники пишут разное. Однако же постановки на еврейские мотивы в его творчестве были не единожды. Он вывел на сцену героев Шолом-Алейхема из рассказов о Тевье-молочнике. Постановка «Скрипач на крыше» – про жизнь бедных евреев в черте оседлости царской России. В одном из действий спектакля танцоры в чёрных сюртуках и с пейсами под звуки Shalom Aleichem выдвигаются размашистыми шагами с носка на колено на авансцену, где наконец встают на ноги. Глядя на это, ловишь себя на мысли, что авторство метафоры о вставании с колен имеет тоже еврейские корни.

Свой последний спектакль Les Noces for City Ballet он ставил в начале 1998-го – его к тому времени уже два года одолевала болезнь Паркинсона. Он умер через два месяца после премьеры. Его кремировали, а прах развеяли над Атлантикой. По сей день больше всего его помнят как неукротимого балагура и экспериментатора в Америке и во Франции, где он скрывался от Комитета по антиамериканской деятельности. В Париже на каждый юбилей хореографа на сцене Opera Garnier дают вечер его одноактных пьес.