Из сталиниста в диссиденты

Он проделал путь от сталиниста до диссидента: начал с монографий о Маяковском и Чехове, а закончил гениальными пародиями в самиздате. За чувство юмора его выгнали из партии, но из Союза Зиновий Паперный уезжать отказался: «Над чем же я там буду смеяться?!»

Писатель и искусствовед Владимир Паперный издал книгу о своем отце – «Зиновий Паперный. Homo Ludens». Это сборник воспоминаний разных людей об известном литературоведе, сатирике и пародисте Зиновии Самойловиче Паперном. Поначалу его знали как автора монографий о Маяковском, Светлове и Чехове, позже – как автора эпиграмм и пародий самиздата. Сын хотел показать жизнь советского интеллектуала, вынужденного играть с системой: ум, талант и юмор как способ пережить неизбежное. Зиновий Паперный был востребован даже в трудные времена, но стал бы намного успешней, если бы их не случилось. Но из Союза он не уехал, даже когда стало можно.

Зиновий Паперный закончил Московский институт философии, литературы и истории, который в народе называли не иначе, как «Институт флирта и любовных интриг», аккурат к началу войны. В 1941 году копал противотанковые рвы под Москвой, в 1943-м – работал матросом. По словам сына, после войны был убежден в бесконечности своей физической силы, «которая действительно была поразительной». «Мне девять лет, – вспоминает Владимир Паперный в книге. – Витька Воробьев кричит мне во дворе: “Уезжай к себе в Биробиджан!” Надо иметь в виду, что дело происходит в январе 1953 года, в разгар кампании против еврейских “врачей-убийц”. В этот момент рядом с Витькой оказывается мой отец, зашедший во двор, чтобы забрать меня. Услышав Витькин призыв, отец мгновенно рефлекторным движением бьет Витьку по щеке. Витька воет от боли. Появляется старший брат Витьки, только что вышедший из тюрьмы. Весь двор замирает: сейчас зарежет. Уголовник подходит к отцу и начинает свое “щас пасть порву”, устрашающе размахивая руками перед носом отца. На папу этот спектакль не производит никакого впечатления. Когда рука уголовника оказывается уж слишком близко от его лица, он берет его руку за запястье, сжимает и властно отводит в сторону. В конце концов уголовник отходит, бормоча что-то вроде “В милицию буду жаловаться”».

В воспоминаниях про Зиновия Паперного все отмечают, что в нем никогда не было ни капли страха, ни намека на подобострастие. В КПСС Паперный вступил вполне идейно, но отправляясь на очередное партсобрание, говорил домашним: «Иду в тыл к врагам». В 1948 году – в состоянии тяжелейшей депрессии, по словам сына, во многом вызванной тем, что происходило в стране – он попытался войти в Кремль и рассказать обо всем Сталину. Его немедленно арестовали. Спас, взяв на поруки, Владимир Ермилов, главный редактор «Литературной газеты» – мало того, специально создал под Паперного отдел истории литературы. В течение следующих пяти лет, помимо десятков статей о русской литературе, написал две книги – о Маяковском и о Чехове, в связи с чем стал членом Союза писателей. «Если бы не было его книжек о Чехове, не было бы и его знаменитого юмора, – говорит в книге Майя Туровская. – Он был усидчив, мог сидеть над своими исследованиями, как никто другой. Но для Чехова ему не хватало чувствительности».

В конце 1960-х годов в журнале «Октябрь» опубликовали роман советского писателя и главного редактора журнала Всеволода Кочетова под названием «Чего же ты хочешь?», посвященный борьбе с тлетворным влиянием буржуазной пропаганды. Роман Кочетова настолько был мил сердцу властей, но настолько плох в художественном смысле, что рецензенты всячески уворачивались от прямых высказываний о нём. В кулуарах литераторы поносили Кочетова, но до рецензий их бури не доходили. «Много бывало попыток сгладить, смягчить, высветлить картину нашей жизни в годы культа, но такого оголтело-идиллического описания, кажется, и не припомнишь», – писал Зиновий Паперный в книге «Музыка играет весело», вышедшей в 1990 году.

Близкие говорят, что Паперный острил даже себе в ущерб, сам же он считал, что «самый унылый вид трусости – боязнь смеха». В итоге Паперный не удержался и написал пародию на роман Кочетова, назвав её «Чего же он кочет?». В январе 1970 года он читал пародию в редакции «Нового мира». Выслушав сатирика, Твардовский сначала поблагодарил, а потом добавил: «Ой, смотри, доиграешься» – по-домашнему так сказал. И добавил, что в ближайшие номера пародию не возьмёт. Текст так и не был опубликован в официальной прессе, но вскоре разошелся по всей Москве, напечатанный на машинке.

Вскоре в партбюро Института мировой литературы им. Горького, где Паперный работал с 1954 года и состоял на партийном учёте, передали его «дело». «Паперный не побоялся выступить, в сущности, против целого направления, когорты писателей-сталинистов», – объяснял филолог и друг сатирика Олег Смола. В «Истории одной пародии», появившейся в самиздате после 1975 года, сам Паперный рассказал, как за председательским столом восседал первый секретарь Московского горкома КПСС Виктор Гришин: «был всемогущ и «всесветилен». От парткома института Горького выступал Борис Кирдан, говорил, что Зиновий Паперный – замечательный учёный и смелый автор, раз решился открыто сказать, что думает. Однако его мнение впечатления не произвело, из партии Паперный был исключён. В ожидании рассмотрения своего дела в коридоре, кстати, встретил режиссёра Аскольдова – его тогда тоже лишали членства в партии за фильм «Комиссар».

Паперный отказался писать заявление о восстановлении – впрочем, как и решил в итоге не уезжать из Союза вместе с детьми, которые в какой-то момент переехали в США: «А что я там буду пародировать и над чем смеяться?» После исключения из партии друзей заметно поубавилось, но Паперный писал, что всё равно люди, которые оказывали помощь, были рядом. Некоторое время не давали публиковаться, да и только. Смех спасал Паперного тогда от трудностей напрямую – он ездил с платными выступлениями по стране. Когда стал возвращаться в печать и эфиры, друзья потянулись из неизвестности, часто с какими-то нелепыми оправданиями. Ираклий Андроников появился самым последним – позвонил и настойчивым, почти осуждающим тоном спросил, почему Паперные не предупредили его, что сменили телефон. Сын Паперного вежливо ответил, что номер сменился 11 лет назад и он передаст отцу, что звонил Ираклий Луарсабович. Зиновий Паперный не стал осуждать его за продолжительное отстранение, перезвонил, и со временем дружба восстановилась. Дочь Ирина рассказывала, что в их квартире в Москве на Русаковской улице кто только не сиживал: от Лили Брик до Людмилы Петрушевской, включая Лунгиных, Владимира Этуша, Анатолия Эфроса и многих-многих других.

В конце 1980-х Паперный вместе с другом Олегом Смолко организовал первые Мандельштамовские чтения, которые поддержали учёные из Италии, США, Англии, ФРГ, Франции, Западного Берлина и Израиля. Они прошли в университете города Бари в Италии в июне 1988 года. Среди членов советской делегации были легендарные филологи Вячеслав Иванов и Михаил Гаспаров. Большинство участников за границей были впервые. Пять дней на неподконтрольной территории, вспоминал Смолко, на древних улицах, среди итальянцев, сильно смахивающих на грузин. Делегаты очень надеялись, что Осип Эмильевич где-то рядом с ними и тоже дышит благостью этого воздуха. Приближалась свобода.

Другие истории о Зиновии Паперном можно прочитать в книге «Зиновий Паперный. Homo Ludens». М., Новое литературное обозрение, 2019.