Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
01.10.2019
Марк Захаров родился в Москве 13 октября 1933 года в семье Галины и Анатолия Ширинкиных. Дед со стороны отца – дворянин Ширинкин – был женат на еврейке-караимке, разрешения на свадьбу с которой просил в свое время у самого императора. И как рассуждал Марк Анатольевич в своей книге воспоминаний «Суперпрофессия», «мой отец наполовину еврей, а я стало быть на четверть». Правда, там же он вспоминал, что, поведав израильтянам у Стены Плача о своих предках, вызвал лишь сочувствие: «чтобы считать себя евреем со стороны отца, даже мечтать нельзя».
Так или иначе, но печальная судьба отца в какой-то мере определила и жизненный путь самого Марка Захарова. Революция застала его отца в Воронежском кадетском корпусе. Он вступил в Красную армию 16-летним подростком, прошел всеми тропами Гражданской войны, но так и не получил ни какого-либо образования, ни постоянной работы. «Что-то ему мешало, – вспоминал Марк Анатольевич. – Не хватало энергии, деловой хватки, везения, анкетных данных – не знаю». Почти сразу после рождения Марка Анатолий был арестован и осужден по 58-й статье – получил, впрочем, «всего» три года.
Мать – подававшая надежды актриса, ученица театральной школы Юрия Завадского – преподавала к тому времени в детских театральных кружках. Она бросила работу и ринулась вслед за сосланным мужем, оставив сына на воспитание бабушке. Позже она вернулась, но отцу с тех пор было запрещено проживать в Москве – и в гости к семье он приезжал лишь изредка. Воспитанием сына занималась мать – с одной стороны, с детства приучая его к драмкружкам, с другой стороны, выступая категорически против его театральной карьеры. Она хотела, чтобы Марк поступил в Военно-инженерную академию или Инженерно-строительный институт, но судимость отца закрыла для него вход в данные учебные учреждения.
И вот он на предварительном прослушивании в Школу-студию МХАТ. Зачитал выбранное стихотворение и услышал, что лучше ему избрать другую профессию. Марк же просто сменил репертуар, отрепетировал его под чутким надзором матери и вскоре легко поступил на первый курс актерского факультета ГИТИСа, успешно окончив его в 55-м году.
В том же году Захаров получил распределение в Пермский областной драматический театр. В Перми состоялся и первый режиссерский дебют – артисту Захарову предложили тогда оказать помощь в организации постановок университетскому театральному коллективу. «Именно здесь, в Пермском самодеятельном драмколлективе, – вспоминал впоследствии Марк Анатольевич, – я почувствовал, помимо режиссерских склонностей, неожиданные резервы нервного, волевого характера, почувствовал, что ребятам со мной интересно и я продолжительное время могу держать внимание большого коллектива людей и могу руководить постановочным процессом».
В 56-м в Перми Захаров женился на актрисе Нине Лапшиновой, с которой познакомился еще в ГИТИСе. Нина обучалась курсом младше, но едва окончив институт, поехала в Пермь за своим избранником. Через два года она же инициировала и обратный переезд в Москву. Стоит отметить, что как актриса Нина была успешнее своего супруга. Марк Анатольевич первое время блистал не столько своими ролями, сколько выступлениями на радио и карикатурами, которые с удовольствием заказывали у него различные журналы. На сцене он, конечно, тоже появлялся, но во многом благодаря Нине: когда ее звали в какой-то спектакль, она соглашалась, только если роль выдавали и ее мужу.
Ситуация, мягко говоря, угнетала Захарова – но ровно до момента, пока он сам не признался себе, что никакой он не актер. А режиссер. Несколько успешных постановок на московских сценах – Студенческого театра и Театра сатиры – еще больше укрепили его веру в себя. В 1965 году Захаров был приглашен в качестве режиссера в Московский театр сатиры. В 1967-м он с сенсационным успехом поставил спектакль «Доходное место» по Островскому. Украшением представления, помимо режиссерского замысла, была великолепная игра Андрея Миронова, Анатолия Папанова, Георгия Менглета, Татьяны Пельтцер и других мастеров сцены. Обожаемый зрителями, спектакль вскоре был запрещен по «идеологическим» причинам и снят с репертуара. Та же судьба постигла и следующую постановку Марка Анатольевича по пьесе Аркадия Арканова и Григория Горина «Банкет».
«Я попал в ту обойму, на которую очень давил наш аппарат цензурный. И несколько раз меня снимали, предпринимали административные санкции. Но поскольку порядка нигде нет, то бумаги терялись и в верхах, что по тем временам стало для меня неожиданностью», – рассказывал Марк Анатольевич. Он вспоминал также, что были и «идейные враги» в верхушке власти, открыто говорившие после его премьер: «Надо убрать этого человека». В общем карьера режиссера тогда висела на волоске. Как признавался Захаров, ситуацию спасла помощь Александра Гончарова.
Гончаров возглавлял Московский театр имени Маяковского и в 1971-м предложил опальному Захарову поставить на сцене его тетра «Разгром» по роману Фадеева. «Инициатива Гончарова, его помощь и поддержка очень многое значили для меня тогда, после того как мои спектакли были признаны глубоко и безнадежно ошибочными», – скажет впоследствии Захаров. Однако и тот спектакль после премьеры пытались запретить – тут уже помогло личное вмешательство вдовы Фадеева. После ее тотального одобрения постановке был дан «зеленый свет» – в итоге спектакль ждал огромный успех и в Союзе, и в тех странах, куда его возили в рамках зарубежных гастролей.
На волне этого успеха в 1973 году Захаров возглавил Московский театр имени Ленинского комсомола, позднее переименованный в Московский театр «Ленком». Предшествовало этому вступление Захарова в партию, к которой, по его словам, его «никогда не тянуло». К слову, избранный в 1989 году народным депутатом СССР от Союза театральных деятелей СССР, в 91-м в прямом эфире программы «Взгляд» он сжег свой партбилет. Причину вступления в ряды КПСС Захаров объяснил так: «Знакомый, работавший по ведомству культуры, порекомендовал: если хочешь получить самостоятельную работу, а не вечно быть под кем-то из худруков, пиши заявление: существовала определенная квота на беспартийных руководителей театров, и я в нее не попал. Действительно, через день после истечения кандидатского стажа мне позвонили, велели надеть скромный галстук и явиться на бюро Московского горкома партии, где меня утвердили главным режиссером Театра имени Ленинского комсомола».
Как шутливо замечал Захаров, причину такого решения Мосгорпартии без помощи психоаналитика понять было весьма трудно, так как сама Екатерина Фурцева – министр культуры СССР – «долго и обстоятельно объясняла, какую роковую ошибку может совершить московская партийная организация, настояв на столь необдуманном назначении... Прошлась она и по моему идейно-порочному, отдающему антисоветчиной внутреннему облику».
К счастью, советам Фурцевой тогда не вняли, и постановки возглавившего «Ленком» режиссера вошли в Золотой фонд советского и российского театров. «Юнона и Авось», «Тиль», «Оптимистическая трагедия», «Чайка», «Женитьба», «Мудрец», «Город миллионеров» и многие другие спектакли стали поистине знаковыми работами великолепного коллектива актеров под руководством Марка Захарова. Зарубленное в 60-х на корню сотрудничество с не менее гениальным сценаристом Григорием Гориным Захаров возобновил в конце 80-х. Истинной жемчужиной их работы можно считать «Поминальную молитву» по пьесе Горина, написанной по мотивам произведений Шолом-Алейхема. Тевье-молочник, удивительно сыгранный Евгением Леоновым, поразил тогда не одну сотню зрительских сердец.
Не меньшую популярность режиссеру принесли и его фильмы, дебютным из которых стал культовый «12 стульев» с Андреем Мироновым и Анатолием Папановым. Классикой кинематографа стали и другие картины режиссера: «Обыкновенное чудо», «Формула любви», «Тот самый Мюнхгаузен», «Убить дракона».
Работу в театре Захаров успешно сочетал с преподавательской деятельностью, успев передать свой опыт не одному поколению актеров и режиссеров. Что же касается театра, то благодаря Марку Захарову «Ленком» не переставал вызывать интерес зрителей без малого полвека. Одним из последних обращений, переданных Захаровым коллективу театра, была просьба «не снижать планку “Ленкома” – театра с лучшими артистами, лучшими сценографами, лучшей постановочной частью». Об этом просил режиссер в день открытия 93-го сезона театра в начале сентября – на тот момент он находился в больнице, но обещал вернуться к работе в течение нескольких недель. К сожалению, выполнить обещание было уже не в его силах.