Трушный Трушкин

Он не был евреем, но по чувству юмора был абсолютно «нашим». Его шутками сыпали со сцены Клара Новикова и Геннадий Хазанов, Ян Арлазоров и Ефим Шифрин. В Москве от коронавируса скончался сатирик Анатолий Трушкин.

«У нас только два времени – светлое будущее и темное прошлое. Из светлого и темного постоянно получается смутное настоящее. Тем не менее мне удалось выяснить насчет себя, что я родился – есть свидетели, учился – есть документы, женился – со слов одной женщины… Особые приметы: образование – шуточное, характер – веселый, заработок – смешной, отношение к власти – легкомысленное, состояние – анекдотическое. P.S. Юмористика – мое хобби. Основного своего призвания пока не нашел. Считаю, что люди без чувства юмора опасны для общества и должны быть от него изолированы».

Эта краткая автобиография в шутливой форме была изложена читателю Анатолием Трушкиным в одной из его книг. Многие из знавших литератора указывают на одну неточность: юмористика не была его хобби, она была его призванием.

Писатель-юморист, чьи произведения не один десяток лет с успехом читали с эстрады Ефим Шифрин, Ян Арлазоров, Клара Новикова, Михаил Евдокимов, Роман Карцев и, конечно же, он сам, ушел из жизни 9 июня. Он не был евреем, чем не раз удивлял зрителя, недоверчиво вопрошавшего: «Писатель-юморист и не еврей?» То, что еврейский юмор преобладает на советской и российской эстраде, многими воспринималось как аксиома. Юмор Трушкина был народным, но был ему присущ и специфический еврейский оттенок – умение взглянуть на себя со стороны, смешать шутку с горькой иронией. Возможно, поэтому, помимо дружбы и творческих союзов с многими еврейскими юмористами, Трушкин долгое время сотрудничал с еврейским театром «Шалом», на сцене которого с успехом шли комедии по его пьесам.

Анатолий Трушкин родился в октябре 1941-го в Челябинске, куда были эвакуированы его родители из Подмосковья. Через четыре месяца семья вернулась домой, а когда Толе исполнилось десять лет, переехала в Москву. Литератор рассказывал, что первое яростное желание оставить рукопись потомкам охватило его в начальной школе: на парте он вырезал свое имя, за что был прозван писателем. «Отец, правда, узнав о проступке, тут же выбил из меня “писательство”, причем не из головы, а из другого места, ремнем. Но учительница русского и литературы никогда не сомневалась в моем литературном будущем, всегда ставила “пять” за стилистику, хотя за грамотность было постоянно “два”».

Мальчику исполнилось 15, когда родители по работе вновь переехали в Челябинскую область – закрытый город Озерск, где в то время создавался плутониевый заряд для атомной бомбы. Отец работал по линии КГБ, а мама была лаборанткой производственного объединения «Маяк» – там и производились компоненты ядерного оружия. Одним из воспоминаний тех лет остались еженедельные похороны молодых ученых, погибавших от облучения – прощались с ними в здании местного кинотеатра. Своими глазами видел Анатолий и облако от радиоактивного взрыва на химкомбинате в сентябре 1957-го – оно миновало сам город, но затронуло многие окрестные села, вскоре вымершие.

В десятом классе родители решили отправить сына доучиваться в Москву, чтобы он смог подготовиться к поступлению в авиационно-технологический институт, в котором уже учился его старший брат. Дети, по большому счету, были предоставлены сами себе: приезжавшая порой из Подмосковья бабушка контролировала лишь наполненность холодильника. Но хулиганить, как признавался сам Трушкин, было просто некогда. В Озерске он увлекся гимнастикой, в Москве же продолжил заниматься легкой атлетикой – вскоре его включили в городскую сборную, впоследствии он даже стал чемпионом города по самбо. Если свободное время и появлялось, то оно всецело посвящалось книгам.

Читать Анатолий любил с ранних лет, но о писательской стезе даже не думал – прекрасно ладивший с математикой, он видел себя исключительно инженером. Но тут в МАТИ, как и во многих других вузах страны, был создан театр эстрадных миниатюр, куда Анатолия как активиста и включили. Текстов для выступлений не хватало, ребята писали их сами. Постепенно Трушкин с головой ушел в театр, став основным автором студенческой команды. Ему даже разрешили свободное посещение лекций – так что, как признавался сам Трушкин, к окончанию института он не мог отличить болта от гайки, явственно понимая, что инженерия – не самое его любимое дело.

Тем не менее несколько лет после окончания МАТИ Анатолий работал инженером на оборонном предприятии, пока случай не свел его с главным редактором газеты «Студенческий меридиан». Вскоре Трушкин уже возглавлял в издании отдел юмора. Позже Анатолия пригласили стать главным редактором пресс-центра в штабе студенческих стройотрядов при Городском комитете комсомола в Москве. Правда, от него требовалось профильное образование, так что Трушкин поступил в Литературный институт.

Параллельно с учебой и работой Трушкин писал юмористические пьесы для телевидения, в том числе для «Кабачка 13 стульев». Точнее, сначала в его обязанности входил поиск небольших юмористических пьес и рассказов, на основании которых и создавались сценки в «Кабачке». Но довольно скоро он сам стал их писать под разными псевдонимами. Вот тогда Трушкин и понял, что он «не режиссер, не редактор и не драматург» и что «нужно заниматься только юмором».

Важную роль в его дебюте, по признанию самого Анатолия, сыграл Михаил Жванецкий. «Это был 1983 год. Мы с ним пару раз до этого пересекались на концертах, но близко особо не общались. И вдруг на каком-то большом форуме юмористов после выступления именитых артистов дали слово Жванецкому как самому главному номеру программы. Выходит Михаил Михалыч и неожиданно говорит: “А пусть сейчас Трушкин что-нибудь почитает”. Меня еще толком никто и не знал, да и не готовился я, просто пришел на банкет. Я говорю: “Миша, у меня и нет ничего с собой, все тексты в гостинице оставил”. Он говорит: “Ничего, сходи и возьми, а они подождут”. Я пулей в номер, что-то там схватил, прочитал один рассказ. Миша говорит: “Читай еще”. Прочитал другой рассказ, потом третий. На форуме присутствовали представители Министерства культуры СССР и “Росконцерта”. После этого посыпалось столько заявок, что никаких материальных забот я уже не знал. Что подвигло тогда Жванецкого, я не знаю, но, видимо, он знал ситуацию лучше меня и дал возможность заявить о себе. Я ему благодарен по гроб жизни».

Впрочем, заявить о себе мало, нужно было постоянно поддерживать интерес, появившийся к его персоне. В этом ему крайне помогли тонкий юмор, вкус и остроумие в сочетании с актуальностью тем. Тексты писателя пользовались популярностью, успех десятков юмористов был построен именно на них. Когда же он выступал сам, смеялись и взрослые, и дети – Трушкин писал юмористические рассказы в том числе для «Ералаша». Шутливые зарисовки Трушкина были изданы в сборниках «Хотите верьте...», «Нашли время смеяться», «Побольше посмеешься – поменьше поплачешь», «Смешная наша жизнь», «Содом и Гоморра». Включены они и в «Антологию сатиры и юмора России XX века», в предисловии к которой Аркадий Арканов отметил, что лицо сатиры в XX столетии определили Зощенко, Жванецкий и Трушкин.

Трушин сочинял по 20–30 рассказов в год. Шутя, он объяснял свою работоспособность тем, что если не будет писать, станет старым и нищим. Потом добавлял: «Не писать не могу. Без труда – пустота кругом». На творческий покой он никогда не собирался. «Даст Б-г счастливой жизни, умрем за мольбертом и за письменным столом, но чтобы это подольше так длилось, – говаривал он. – Сам Б-г велел, конечно, но, как бабушка говорила, может быть, и чужого подворуем немножко».

Не получилось. В мае у Трушкина была диагностирована коронавирусная инфекция COVID-19, он был госпитализирован. Болезнь протекала в тяжелой форме, писателя подключили к аппарату ИВЛ. В конце мая наметилась положительная динамика и писателя перевели в обычную палату. Думалось, что худшее позади, Трушкин ожидал выписки. Вечером 9 июня его состояние резко ухудшилось. Спасти артиста не удалось.