Душа еврейского поэта

Она воспитывала еврейских сирот и встречалась с Шагалом, а в свободное время писала стихи. Но сегодня Дебору Фогель знают именно как поэтессу, погибшую во Львовском гетто.

Для современников она была критиком искусства, публицистом, педагогом и знатоком философии. Интеллектуалкой в широком смысле этого слова. Однако сегодня ее помнят в первую очередь как поэтессу – ну, и музу писателя Бруно Шульца. Но для Деборы Фогель стихи не были главным занятием, скорее увлекательным экспериментом с языком, формой, стилем. Она и дебютировала довольно поздно – ее первое стихотворение «Лошадь» появилось на страницах львовского журнала Tsushtayer, когда Деборе было 29 лет. Вот это произведение, переведенное с идиша:

Ты легкий и гибкий,
Как молодая лошадь.
Ты смеешься. Ты можешь смеяться.
Тогда ты поднимаешь голову высоко,
Как жеребец, что чует широкую дорогу.

Сегодня мягкий снег.
Пахнет душистым овсом.
И со мной может всё случиться.

Я хочу показать тебе, как меня раздразнить:
О всех своих возлюбленных расскажи мне.
А может, не было у тебя еще возлюбленных?

Были они темно-кровные, тяжелые, как коровы,
Или стройные и гибкие, как стебли цветов.
Может, ты любишь мягкую округлость тела.
А может, это были куклы из фарфора,
С порхающими глазами, с глазами, как изюминки?

Обо мне ты когда-нибудь скажешь:
Однажды вечером я ее встретил.
Это был пятый день
Какой-то недели
Месяца, такого же, как все остальные.

Как молодая годовалая кобыла,
Она горела напиться:
Душистым снега овсом,
Может, тоже и мной.

Перевод Е. Кузнецовой

Дебора Фогель родилась в 1900 году в городе Бурштыне в Галиции в семье школьных учителей. Ее родители Ансельм и Лея придерживались идей просветительского движения «Хаскала». Они ратовали за светское образование для евреев и высоко ценили европейскую культуру. В семье говорили на немецком, польском и иврите. Ее дядя, брат матери Мордехай Эренпрайс, был главным раввином Стокгольма, активным сионистом и ивритским писателем. К идишу в семье относились свысока: считали его «жаргоном», языком людей невежественных. Фогель обратится к нему уже во взрослом возрасте, когда познакомится с модернистской литературой на идише.

В какой-то момент семья Фогель переехала во Львов. Большой европейский город на пересечении империй, где на улицах слышны разные языки – Дебора влюбилась в него сразу. Подростком она работала вместе с матерью воспитательницей в приюте для еврейских сирот. Благодаря этому опыту начала всерьез интересоваться педагогикой – преподавать Фогель будет почти всю жизнь.

Во время Первой мировой войны семья Фогель жила в Вене. Там Дебора закончила немецкую школу. Однако в 1918 году девушка вернулась в любимый Львов и поступила в университет, сегодня это Львовский национальный университет имени Ивана Франко. Интеллектуальная жизнь, чтение, политические кружки, споры о философии и наука интересовали Фогель гораздо больше, чем мысли о замужестве или романтические приключения. Так что следующие годы Фогель посвятила учебе, работе, путешествиям и исследованию окружающего мира.

Во Львовском университете она изучала психологию, философию, польский язык и литературу. Кроме того, была активным членом сионистского молодежного движения «Ха-шомер ха-цаир» и общества еврейских студентов университета. В этом обществе она познакомилась с будущей известной писательницей Рахилью Ауэрбах – их дружба продлится всю жизнь. Именно Ауэрбах привела Фогель к идишу.

В 1924 году Фогель перевелась в Ягеллонский университет в Кракове, где уже в 1926-м защитила докторскую диссертацию о влиянии эстетики Гегеля на польского философа Йозефа Кремера. Следующие два года – путешествия: Париж, Берлин, Стокгольм. Фогель познакомилась с европейскими авангардными группами и новейшими трендами в искусстве. Встретилась она и со многими известными художниками – например, с Марком Шагалом, о работах которого после она напишет критические эссе. Все это время Фогель мечтала о Нью-Йорке, чувствуя себя близкой этому городу. Но все-таки до США она не доехала ни в ту поездку, ни после. Зато встречи с европейскими городами Фогель описала подробно в стихах. Вот некоторые из названий: «Город-гротеск Берлин», «Баллада о парижских улочках», «Скамейки на Елисейских полях».

Вернувшись в 1929 году во Львов, Фогель включилась в литературную еврейскую жизнь города и стала членом Общества еврейской литературы и искусства. До начала Второй мировой войны девушка будет преподавать литературу и психологию в еврейском педагогическом институте. Она останется во Львове, за редкими перерывами, до своей смерти.

Баллада о плохом романе

И так все и было,
Как пишут в плохих романах
С выдуманными смешными судьбами…

Он так и остался, как всегда,
Самым красивым воспоминанием в ее жизни.
И был он, как всегда,
Самым большим несчастьем ее жизни.

Ни с ним жить не могла, ни без него…
Зачем ты разбил мое сердце?
И сердце навсегда разбито,
Как пишут в плохих романах…

...и проиграна жизнь. Долгая, как тоска,
Как пишут в этих историях.
А что же значит это слово, проиграна?..
Но все понимают это слово.

На всех улицах и в домах
Несут с собой нежные дамы, строгие господа
Осколки разбитых сердец,

Вырезанные из плохих романов…
И из дерева вырезанные дамы сладкие

И деревянные господа строгие
Подражают плохому роману,

Который называется жизнь, и счастье, и смерть.

Перевод Е. Кузнецовой

В 1930 году в жизни Фогель произошли два ключевых события. Во-первых, вышел ее дебютный сборник стихов «Фигуры дня». Во-вторых, она познакомилась с Бруно Шульцем. Встреча произошла в Закопане, где Дебора гостила у польского художника и писателя Станислава Виткевича – он рисовал ее портрет.

Шульц – писатель, иллюстратор, авангардист с безумным воображением. Они с Фогель были очень похожи, принадлежали к одному кругу. Оба к тому же работали учителями: Шульц преподавал рисунок и математику в школах Дрогобыча, своего родного города примерно в 70 километрах от Львова.

У Фогель и Шульца завязалась дружба, которая вскоре переросла в романтические отношения. Они много переписывались, обмениваясь творческими идеями и взглядами на искусство. Шульц часто бывал в доме семьи Фогель во Львове, и вместе с Деборой они проводили долгие часы на прогулках за увлеченными разговорами.

Пара хотела пожениться. Но вмешалась мать Деборы – она считала Шульца неподходящей партией для своей дочери. Незаконнорожденный сын мелкого торговца – впрочем, со временем его родители все же поженились, болезненный, бедный, оторванный от реального мира Шульц не годился, на взгляд матери, на роль мужа и отца семейства. К тому же его сомнительная репутация: выставка рисунков Шульца в 1928 году в Трускавце чуть было не привела к обвинениям в распространении порнографии.

Под давлением семьи Фогель и Шульц прекратили отношения. Уже в октябре 1931 года Фогель вышла замуж за мужчину из хорошей семьи, инженера Шолема Баренблюта. Общение с Шульцем на время прекратилось, но вскоре дружба и переписка возобновились. Художник навещал Фогель уже в доме ее новой семьи, когда сам был помолвлен. Все вместе они даже ездили в Закопане, где бывшие любовники проводили, как раньше, много времени вместе. Фогель писала в конце 1930-х о своих отношениях с Шульцем: «Наши давние беседы и связь между нами были одним из тех немногих чудесных событий, что случаются только раз в жизни, а может, и только раз в несколько или несколько десятков безнадежных, бесцветных жизней».

1930-е стали для Фогель потрясающе плодотворным периодом. Она сотрудничала с идишскими журналами в Европе и Америке, а также публиковала эссе и критические статьи на польском. В 1934 году вышел ее второй поэтический сборник «Манекены», а в 1935-м – ее главное произведение в прозе «Акации цветут».

В мае 1936 года у Фогель и Баренблюта родился сын Ашер Йозеф. Материнство стало огромным счастьем для писательницы. Она нашла в нем радость и вдохновение и успешно совмещала роль матери с работой и творчеством. Но история уже готовила трагическую концовку.

Манекены

Три куклы круглые из розового фарфора
Улыбаются, под витриной потерянные,
Как улыбнулась бы печальная жестянка, как бумага.

Поднимают одну розовую руку,
Поднимают вторую розовую руку,
Поднимают первую руку…

Представляют голубые шуршащие платья:
В этом году голубой цвет в моде...

Мир – карусель из фарфора
С льняными голубыми небесами
И с небесами из эластичной золотой жести,
Где приклеены черные господа жесткие
И эластичные дамы голубые.

Им больше нечего делать,
Только улыбаться лакированными голубыми глазами
И очерченными карминными губами.

Первая улица, вторая улица, третья…
Каждые две минуты поворот, и опять…
Пока второе бумажное солнце
Не взойдет на льняных небесах.

И ничего больше нельзя сделать,
Только улыбаться глупо всему…

Перевод Е. Кузнецовой

Фогель и ее семья не уехали – не смогли или не хотели, неизвестно – из Львова до начала Второй мировой войны. С 1939 года они начали помогать еврейским писателям, художникам и деятелям культуры, которые бежали во Львов с запада: Польша была уже оккупирована нацистами. Фогель продолжала преподавать, но уже ничего не писала и не публиковала. Чудовищная реальность отняла у нее творческие силы.

30 июня 1941 года немецкие войска заняли город. Восьмого ноября возникло Львовское гетто, куда принудительно переселили 80 тысяч евреев. Среди них была Дебора Фогель. В августе 1942 года во время одной из акций в гетто ее расстреляли – вместе с мужем, шестилетним сыном и матерью.

Бруно Шульц прожил немногим дольше. 19 ноября 1942 года он погиб от выстрела офицера гестапо в Дрогобыче. Лучшая подруга Фогель Рахиль Ауэрбах во время войны оказалась в Варшавском гетто, но смогла бежать в 1943 году. После войны она уехала в Израиль, где работала директором отдела сбора свидетельств о Холокосте в «Яд ва-Шеме». Она умерла в 1976 году в возрасте 72 лет, оставив после себя бесценные воспоминания, в том числе и о Деборе Фогель, Бруно Шульце и еврейской среде художников и интеллектуалов Галиции, уничтоженной Холокостом.